Все словари русского языка: Толковый словарь, Словарь синонимов, Словарь антонимов, Энциклопедический словарь, Академический словарь, Словарь существительных, Поговорки, Словарь русского арго, Орфографический словарь, Словарь ударений, Трудности произношения и ударения, Формы слов, Синонимы, Тезаурус русской деловой лексики, Морфемно-орфографический словарь, Этимология, Этимологический словарь, Грамматический словарь, Идеография, Пословицы и поговорки, Этимологический словарь русского языка.

газета

Энциклопедия Кольера

ГАЗЕТА - печатное периодическое издание, в котором публикуются новости о самых разнообразных событиях текущей жизни. Такие организации, как профсоюзы, религиозные объединения, корпорации или клубы, могут иметь собственные газеты, однако этот термин обычно применяется к ежедневным или еженедельным изданиям, публикующим новости для широких слоев населения в определенном географическом регионе. Репортеры массовых газет собирают и излагают новости. Фотографы готовят фотоснимки, сопровождающие статьи, а художники создают рисунки, графики и диаграммы. Редакторы дают репортерам задания, проверяют их статьи, придумывают для них заголовки, размещают эти статьи в газете и вырабатывают ее общий макет, т.е. расположение на каждой странице текстов, фотографий и рисунков. Главный редактор или исполнительный редактор, как правило, осуществляют общее руководство штатом сотрудников газеты. Владелец и издатель газеты имеет всю полноту власти над организацией бизнеса и редакционной деятельностью издания. Массовые газеты играют заметную роль в коммерческой жизни страны благодаря публикуемой в них рекламе; они снабжают читателей информацией практического свойства, например, программами телепередач, прогнозом погоды, данными о состоянии фондового рынка; газеты являются и средством развлечения - в них публикуются короткие рассказы, комиксы и кроссворды. Вместе с тем, главное предназначение массовой газеты - а в демократическом обществе ее важнейшая функция - это обеспечение граждан информацией о деятельности правительства и событиях политической жизни страны. Первый конгресс США счел беспрепятственное осуществление этой функции настолько важным, что законодатели закрепили свободу печати в первой поправке к Конституции США, ратифицированной в 1791. Эта поправка, наряду с прочими гарантиями прав свободного выражения, запрещает Конгрессу принимать законы, ограничивающие свободу печати. В 1787 Т. Джефферсон, автор Декларации независимости, писал: "ежели бы мне предстояло решать, надобно ли нам иметь правительство без газет или газеты без правительства, я бы, ни на мгновение не поколебавшись, предпочел последнее".

ОЧЕРК ИСТОРИИ

Предыстория. Люди обменивались новостями задолго до возникновения письменности. Они распространяли новости устно - на перекрестках, у костров, на базарных площадях. Гонцы возвращались с полей сражений с сообщениями о победе или поражении. Глашатаи ходили по деревням, возвещая о рождениях, смертях, бракосочетаниях и разводах. Рассказы о всяческих чудесах распространялись в дописьменных обществах, по выражению одного антрополога, как "пожар в лесу". В Древнем Риме существовала весьма разветвленная система обнародования новостей в т.н. acta - рукописных листках новостей, которые ежедневно вывешивались на Форуме с 59 до н.э. до 222 н.э.; в них сообщалось о событиях политической жизни, судебных тяжбах, скандалах, военных кампаниях и казнях. В Древнем Китае также существовали выпускаемые правителями листки новостей, которые назывались "дзыбао"; сначала, в эпоху династии Хань (206 до н.э. - 220 н.э.), их распространяли среди государственных чиновников, а в эпоху династии Тан (618-906) они уже выходили в печатном виде. Вскоре после изобретения Иоганном Гуттенбергом в середине 15 в. печатного пресса, где применялся набор с форм из подвижных литер, новости в Европе стали распространяться с помощью печатного станка. Одним из первых примеров печатной сводки новостей был итальянский отчет о турнире, напечатанный ок. 1470. Письмо Христофора Колумба с сообщением о его географических открытиях было отпечатано на станке и распространялось в Барселоне накануне возвращения Колумба в апреле 1493. В 16 и 17 вв. в Европе и в европейских колониях Нового Света имели хождение тысячи отпечатанных сборников новостей - небольших брошюр, сообщающих о тех или иных событиях, а также баллад-новостей - стихотворных сводок текущих событий, обыкновенно печатавшихся на одной стороне бумажного листа. В 1541 в Мексике появился первый напечатанный в Америке листок новостей с сообщением о землетрясении в Гватемале. При всем многообразии затрагиваемых тем, и первые сборники новостей, и баллады-листовки нельзя назвать газетами, потому что они были однократными публикациями, касались только одного события, и их появление было жестко привязано к событию, о котором они сообщали.

Первые газеты. Современная газета - это европейское изобретение. Она ничем или почти ничем не обязана ни римским acta, от которых до нас не дошло ни одного экземпляра, ни первым экспериментальным сводкам новостей, появившимся в Китае. (Лишь в 19 в. Китай познакомился с современными газетами, завезенными туда миссионерами и иностранцами.) Старейший прямой предок современной газеты - это, по-видимому, рукописные листки новостей, которые получили широкое хождение в Венеции в 16 в. Венеция, как и прочие города, сыгравшие существенную роль в истории становления газеты, была центром мировой торговли, а потому и информации. Венецианские листки новостей, известные под названиями "авизи" (avizi) или "газетте" (gazette), сообщали о войнах и политической жизни в Италии и Европе. Начиная с 1566 они выходили еженедельно, и некоторые их выпуски попадали даже в Лондон. Используемый в них журналистский прием - краткая сводка новостей, переданных из какого-то города, помещалась под грифом этого города и сопровождалась датой их отправки - впоследствии стал применяться практически во всех ранних печатных газетах. Две старейшие из дошедших до нас европейских газет еженедельно выходили в Германии в 1609: одну - "Аллер фурнеммен" ("Aller Furnemmen") - издавал в Страсбурге Иоганн Каролус, другую - "Авизо релацион одер цайтунг" ("Aviso Relation oder Zeitung") - издавал Лукас Шульте, вероятно, в Вольфенбюттеле. (Дабы обезопасить себя от гонений со стороны правительства, издатели обеих газет не указали места их издания.) Печатная газета быстро распространилась по Европе. Печатные еженедельники появились в Базеле (1610), во Франкфурте и Вене (1615), в Гамбурге (1616), Берлине (1617) и Амстердаме (1618). Некий английский чиновник того времени сетовал, что его стране "пеняют в иностранных государствах" за отсутствие публикаций с "еженедельным изложением событий". Первая печатная газета в Англии появилась в 1621. Франция получила собственную газету в 1631. Впрочем, печатники Амстердама, бывшего в начале 17 в. центром мировой торговли и политической и религиозной терпимости, уже в 1620 экспортировали еженедельные газеты на французском и английском языках. Первая еженедельная газета в Италии стала печататься по крайней мере с 1639, в Испании - не позднее 1641. Старейшая дошедшая до нас англоязычная газета печаталась в Амстердаме в 1620 Питером ван де Кеере, голландским печатником-гравером, несколько лет прожившим в Лондоне. В первой строке этой первой газеты на английском языке фигурировало не название (в те времена газеты не всегда имели постоянные названия), а извинение: "Новые сведения из Италии еще не поступили". Заканчивалась газета опечаткой в написании даты выхода в свет. Какими окольными путями приходили новости в эту газету, можно проиллюстрировать следующей заметкой: "Из Кельна 24 ноября. Письма из Нюрнберга от 20-го настоящего месяца сообщают, что от границ Богемии поступило известие о крупной битве под Прагой". Все известия надо было перевести на английский, напечатать в типографии и доставить в Лондон. Тем не менее это была наиболее эффективная форма доставки англичанам печатных новостей. Издателям первых еженедельников приходилось немало потрудиться в поисках свежих новостей, чтобы каждую неделю заполнять страницы своих изданий. Многие, в особенности в Англии, не могли выдержать этот жесткий график, и их газеты выходили с запозданием. Надо было приложить массу усилий, дабы, как выразился один из первых издателей, "не разочаровать читателей, ожидающих еженедельных новостей". Темп сообщений о событиях вскоре подладился под это недельное расписание - точно так же, как потом он подладится под ежедневный график, а в последние десятилетия - под формат ежечасных радио- и теленовостей. Первая газета, печатавшаяся в Англии, вышла 24 сентября 1621 под характерно длинным названием: "Куранты, или еженедельные новости из Италии, Германии, Венгрии, Польши, Богемии, Франции и Нидерландов" ("Corante, or weekely newes from Italy, Germany, Hungary, Poland, Bohemia, France, and the Low Countreys"). Ее издатель скрылся под инициалами N.B.; к несчастью для истории английской журналистики, в Лондоне в то время было два деятельных печатника с такими инициалами - Натаниель Баттер и Николас Бурн. Оба могут претендовать на славу издателя первой в Англии газеты. В Париже Теофраст Ренодо в 1631 начал издавать "Газетт де Франс" ("Gazette de France"). Это было весьма серьезное, хотя и осторожное издание, которое просуществовало в неизменном виде вплоть до Французской революции 1789. Первые газеты (само слово было употреблено в 1670 в Англии) обычно печатались в одном из двух форматов: в стиле голландских газет, или "курантов", где сообщения о различных событиях плотно группировались на двух, реже четырех полосах, или в стиле ранних германских еженедельников-брошюр, где сообщения растягивались на восемь, а то и двадцать четыре страницы. Различные английские издатели, включая Баттера и Бурна, которые хотя и конкурировали, но нередко и сотрудничали в издании первых английских газет, поначалу склонялись к голландскому формату, но в 1622 перешли на германский. В первых газетах сообщения публиковались примерно в той же форме, в какой они попали в руки издателя. Новости о сражениях Тридцатилетней войны, которая в то время полыхала на континенте, появлялись в рубриках "Вена", "Франкфурт", "Прага" или любого другого города, где данное известие могло появиться в виде частного письма или газетной заметки, а те в свою очередь попадали в английскую типографию. В одной и той же газете могло помещаться под одной датой известие об осаде такого-то города, а рядом под другой датой - известие о его падении. Тогдашняя журналистика ориентировалась скорее на запросы печатников, чем читателей. Одна из первых попыток изменить эту систему - редактировать поступающие сообщения и придавать им удобочитаемую форму - была предпринята в Лондоне. Первого газетного редактора звали, по-видимому, Томас Гейнсфорд, и он, вероятно с 1622 сотрудничал в нескольких английских газетах.

Свобода печати. Первые газеты публиковали новости со всей Европы, а иногда и из Америки и Азии. Но, за очень редкими исключениями (это относится главным образом к голландским газетам), они никогда не сообщали новостей из стран, где печатались. Типографии жестко контролировались, во многих странах требовалось получить государственную лицензию, их могли попросту прикрыть за публикацию, неугодную властям. Европейские правители дозволяли издание газет, покуда эти газеты не обращались к обсуждению местных или общегосударственных проблем и событий. Впервые ситуация резко переменилась за несколько лет до английской гражданской войны. Как только парламент под водительством Оливера Кромвеля вступил в борьбу с королем Карлом I, национальные новости неожиданно приобрели особую значимость, и газеты, обретшие свободу из-за ослабления королевской власти, стали обсуждать текущие дела страны. Первой английской газетой, осмелившейся обнародовать национальные новости, был скромный еженедельник "Сообщения о заседаниях парламента" ("The Heads of Severall Proceedings In This Present Parliament"), который начал выходить в ноябре 1641. Вскоре у него появились конкуренты. "И вот в силу изменчивости и превратностей нашего времени, - писал некий редактор той поры, - мы уже ни о чем ином не желаем толковать, кроме как о делах английских". Идеал свободы печати красноречиво сформулировал Дж.Мильтон в Ареопагитике (1644), где, правда, речь шла главным образом о книгах, а презренные еженедельные газетки остались без внимания. Тем не менее именно эти газетки, которые первыми избежали государственного надзора, оказались пионерами свободной прессы. Наряду с освещением политических новостей английские газеты 1640-х годов, как отмечает историк Дж.Фрэнк, впервые в мире стали использовать заголовки, печатать объявления, иллюстрировать статьи гравюрами и даже нанимать женщин-"разведчиц" для сбора новостей, а мальчиков и девочек - для продажи газет на улицах. Они первыми вступили в конкуренцию с брошюрами и листовками-балладами в освещении сенсационных происшествий. В 1649 эти газетки уже могли сообщить о событии бесспорно общенационального значения: "Сегодня на площади перед дворцом Уайтхолл был обезглавлен король". После казни Карла I Кромвель укрепил свою власть и подверг прессу жестоким гонениям, позволив выходить лишь горстке официозных газет. В ходе "славной революции" 1688 английская пресса вновь получила свободу. Закон о лицензиях утратил силу в 1695, и в Англии, а вскоре и в американских колониях постепенно укоренилось понимание того, что пресса должна иметь право критиковать правительство. Став более надежным источником информации, газеты начали играть важную роль в национальной торговле благодаря публикациям в них рекламы, прейскурантов и результатов торгов. Немецкая газета Лукаса Шульте с 1625 стала выходить дважды в неделю. Старейшая в мире ежедневная газета "Айнкомменде цайтунг" ("Einkommende Zeitung") начала выходить в Лейпциге в 1650. Первой успешной британской ежедневной газетой стала "Дейли курант" ("Daily Courant"), появившаяся в Лондоне в 1702. Кроме того, великие очеркисты эпохи - Джозеф Аддисон, Ричард Стил, Даниель Дефо и Джонатан Свифт - начали издавать газеты со своими комментариями по поводу текущей общественной и политической жизни Лондона.

ГАЗЕТА В США

Первые американские газеты. Английские колонисты в Америке, из-за небольшой плотности населения и жесткого правления узнали о существовании газет сравнительно поздно. 25 сентября 1690 в Бостоне вышел первый номер "Паблик оккеренсиз ("Publick Occurrences, both Forreign and Domestick"). Первую заметку этой первой в Америке газеты следует признать удачной: "Обращенные в христианство индейцы в некоторых частях Плимута недавно назначили день благодарения Господа за Его Милости". Однако, если газета намеревалась выжить, прочие материалы, надо признать, были выбраны не столь удачно. "Паблик оккеренсиз" содержала нападки на индейцев, воевавших на стороне англичан против французов, и пересказ скабрезной сплетни о французском монархе. Эта журналистика отражала вкусы издателя Бенджамина Харриса, который выпускал в Англии газетенку сплетен и сенсаций, пока его не отправили за решетку, а после того, как он опубликовал провокационную заметку о якобы имевшем место католическом заговоре против Англии, вынудили эмигрировать в Америку. Власти Массачусетса тотчас выразили свое "высокое негодование и возмущение" по поводу "Паблик оккеренсиз", так что первый выпуск первой американской газеты оказался последним. Очередная газета появилась в колониях лишь спустя 14 лет. "Бостон ньюслеттер" ("Boston News-Letter"), вторая американская газета, возникла из рукописного листка, распространявшегося городским почтмейстером Джоном Кэмпбеллом. Это было куда более невинное издание, чьи полосы заполняли сообщения о новостях британской и европейской политической жизни, почерпнутые из лондонских газет. Впервые вышедшее в 1704, оно просуществовало 72 года. Покинув почтмейстерский пост в 1719, Кэмпбелл не забросил газету. Сменивший его на этом посту Уильям Брукер начал издавать собственную газету "Бостон газетт" ("Boston gazette") 21 декабря 1719. На следующий день увидела свет третья американская газета - филадельфийская "Америкен уикли меркюри" ("American Weekly Mercury"). Эти издания, как правило, старались не задевать колониальные власти. Первой газетой, осмелившейся предоставить место политическим диссидентам, была бостонская "Нью-Ингленд курант" ("New England Courant"), которую с 1721 издавал Джеймс Франклин. Это наиболее литературная и читабельная из ранних колониальных газет; с первого же номера она ринулась в гущу политических баталий. Весьма злободневной проблемой тогда была кампания прививок против оспы, которые впервые стали делаться в Бостоне. Коттон Мэзер, один из влиятельнейших граждан Бостона, поддержал идею всеобщих прививок, а Джеймс Франклин выступал против нее. Так что первой политической кампанией американской газеты стала борьба с вакцинацией. На следующий год "Курант" взялся критиковать колониальное правительство: газета осудила власти за неспособность защитить население от пиратов. Эта политическая кампания завершилась тюремным заключением Франклина. Позднее суд постановил, что "Джеймсу Франклину настрого... запрещается печатать или издавать „Нью-Ингленд курант"". Чтобы обойти этот приговор, Франклин назначил официальным издателем газеты своего помощника - младшего брата Бенджамина. В 1729 Бен воспользовался благоприятной ситуацией и взял в свои руки выпуск "Пенсильвания газетт" ("Pennsylvania Gazette"). Быстро превратив ее в одно из лучших колониальных изданий, он таким образом начал блестящую карьеру писателя, журналиста, издателя, бизнесмена, почтмейстера, ученого и государственного деятеля.

Колониальная пресса. В 1727 в Аннаполисе стала выходить "Мериленд газетт" ("Maryland Gazette"), в 1736 в Уильямсбурге появилась "Виргиния газетт" ("Virginia Gazette"). Как отмечает историк американской журналистики Фрэнк Лютер Мотт, к 1765 лишь две колонии, Делавэр и Нью-Джерси, не имели своих еженедельных газет. В Бостоне их выходило целых четыре, в Нью-Йорке - три, в Филадельфии - тоже три, причем две на английском и одна на немецком языке. По две газеты выходило в Коннектикуте, Род-Айленде, в обеих Каролинах. Эти первые газеты, как правило, имели всего по четыре полосы. Их страницы обыкновенно заполняли короткие сообщения, документы и очерки, большей частью взятые из британских и европейских газет. Первой нью-йоркской газетой была "Нью-Йорк газетт" ("New York Gazette"), основанная в 1725 Уильямом Бредфордом. Но важной вехой в истории американской журналистики стала вторая газета - "Нью-Йорк уикли джорнэл" ("New York Weekly Journal"), которую в 1733 начал печатать Джон Питер Зенгер. "Нью-Йорк газетт" была типичной колониальной газетой: она не создавала себе трудностей, целиком и полностью поддерживала курс губернатора колонии. Однако сам губернатор Уильям Косби был весьма противоречивой фигурой, от которого отшатнулись многие уважаемые граждане колонии. Им требовался орган, отражавший их взгляды, и Зенгер, молодой немецкий печатник, решил издавать такую газету. Зенгеровская "Уикли джорнэл" сразу же бросилась в атаку на колониальную администрацию. 17 ноября 1734 по указанию губернатора Зенгер был арестован по обвинению в распространении клеветнических слухов в подрывных целях (пока он находился в тюремной камере, выпуском газеты занималась его жена Анна). На судебном процессе, состоявшемся в августе 1735, адвокат Зенгера Эндрю Гамильтон обратился к присяжным с пламенным призывом защитить "дело свободы... разоблачать произвол властей и давать ему отпор... говоря и публикуя правду", и присяжные, несмотря на давление судьи, признали Зенгера невиновным. Эта тяжба ознаменовала важный шаг в борьбе за право газет публиковать критику правительства и имела серьезные практические последствия: британские власти не осмеливались подвергать репрессиям американских журналистов даже накануне революции, когда критика правительства резко усилилась. После процесса Зенгера англичане опасались, что им не удастся добиться в американском суде присяжных обвинительного приговора американскому журналисту.

Газеты и американская революция. Основным ограничением свободы печати в Англии 18 - середины 19 вв. был гербовый сбор, из-за которого цена на газеты возросла настолько, что малообеспеченные слои населения не могли их покупать. Закон о гербовом сборе, принятый английским парламентом в 1765, должен был обложить тем же налогом и американские газеты. Но колонии не имели своих представителей в этом парламенте, и американские газеты восстали против нового налога. Они печатали письма и памфлеты с критикой закона - "фатального черного закона", как назвал его один редактор, они публиковали сообщения о митингах и шествиях против нового налога. Вице-губернатор Нью-Йорка Кэдуолладер Колден утверждал, что газеты прибегали "к любым измышлениям, на которые способна злоба, дабы добиться своей цели и побудить народ к неповиновению законам и бунту". Закон о гербовом сборе должен был вступить в силу 1 ноября 1765. По мере приближения этого рокового дня газеты стали выходить в виде надгробной плиты и заявляли о своей "кончине - в надежде на воскресение к новой жизни". Когда назначенный день прошел, а англичане не предприняли никаких действий, газеты вновь стали выходить, но без гербовой марки, и "Мэриленд газетт" назвала себя "Привидением покойной „Мэриленд газетт", котороя не скончалась, но спит". Закон о гербовом сборе так и не вступил в действие и вскоре был отменен. Аналогичные протесты прокатились по колониальным газетам, когда в 1767 британский парламент одобрил законы Тауншенда, облагавшие пошлинами американский импорт стекла, свинца, краски, чая, и - что особенно важно для прессы - бумаги. Соглашения об эмбарго на английские товары, выполнение которых контролировалось главным образом через прессу, привели колонии к новой победе. В 1770 все пошлины, за исключением чайных, были отменены. Во время этих кампаний протеста американских колоний против англичан газеты стали выходить с изображениями расчлененных змей, символизирующих слабость разобщенных колоний, а также гробов, символизирующих жертвы бостонской бойни; в них публиковались списки "врагов своей страны", которые вопреки бойкоту продолжали импортировать английские товары; печатались воинственные очерки Джона Дикинсона, а в 1776 - памфлеты Томаса Пейна. Газеты именовали британских чиновников и их сторонников "ехиднами", "презренными изменниками", "сатанинскими сатрапами тиранов", "отъявленными негодяями". Тайный план "Бостонского чаепития" - акции протеста против решения английского парламента разрешить Ост-Индской компании беспошлинный ввоз чая в Америку - был разработан в 1773 в доме Бенджамина Эдеса, редактора "Бостон газетт". Среди других газет, лидировавших в борьбе против английских властей, были "Массачусетс спай" ("Massachusetts Spy") Исайи Томаса и "Нью-Йорк джорнэл" ("New York Journal") Джона Холта. Одно из таких мятежных изданий, "Провиденс газетт" ("Providence Gazette"), в самую неспокойную пору издавали две дамы - Сара и Мэри-Кэтрин Годдард. Но отнюдь не все колониальные газеты поддерживали антибританские настроения "Сынов свободы". "Нью-Йорк газеттир" ("New York Gazetteer") Джеймса Ривингтона, одно из лучших и самых популярных колониальных изданий того времени, давала высказаться представителям обоих лагерей в разгоравшемся конфликте - тори, американским сторонникам Англии, и "патриотам". Невзирая на декларируемую приверженность принципам свободной печати, "Сынов свободы" раздражала газета Ривингтона, и они ответили еще более открытыми нападками на тори. Группа членов общества "Сыны свободы" разгромил типографию Ривингтона, а после начала войны за независимость его самого арестовали и вынудили подписать заявление о лояльности Континентальному конгрессу. И все же большинство американских газет накануне революции являли собой пример того, чего не знала ни одна страна в мире: прессу, приверженную критике и даже низвержению существующего правительства. Такая позиция для газет в целом нетипична и чревата немалыми трудностями. Ведь, в отличие от брошюр и памфлетов, газеты должны выходить регулярно. Их издатели не могут скрываться от властей; будучи владельцами действующих предприятий, они, как правило, заинтересованы в общественной стабильности, а значит, и в поддержании стабильности власти. Все это делает газеты достаточно консервативной силой, которая скорее заинтересована в сплочении общества, нежели в выступлениях против властей. Одно из объяснений весьма нехарактерной роли газет в Америке накануне войны за независимость состоит в том, что газеты и впрямь объединяли и поддерживали общество - новое сообщество, формировавшееся внутри Британской империи, нацию американцев. Эти газеты были лояльны властям - новым властям на континенте, представленным "Сынами свободы". Многие историки сходятся во мнении, что Американская революция не имела бы успеха без поддержки колониальных газет.

Партийная пресса. В неспокойную послереволюционную пору американские газеты продолжали оставаться ареной яростной критики - на сей раз не британских властей, а своих политических оппонентов. Обе возникшие партии - федералисты и республиканцы - имели свои газеты, и эти газеты не испытывали симпатий к представителям противоположного лагеря. Вот как восприняла отставку Джорджа Вашингтона в 1796 "Аврора" ("The Aurora"), республиканская газета, которую издавал в Филадельфии Бенджамин Франклин Бах: "Человек, являющийся источником всех невзгод нашей страны сегодня низведен до уровня своих простых сограждан и более не располагает властью приумножать беды Соединенных Штатов". Хотя поначалу свобода печати оставалась вне рамок Конституции 1787, ее гарантировал Билль о правах. Тем не менее лидеры Федералистской партии, все более недовольные критикой со стороны республиканской печати и опасаясь войны с Францией, вскоре попытались заткнуть этим газетам глотки. В 1798 Конгресс принял, а президент Дж.Адамс подписал Закон о подстрекательстве - пожалуй, самую серьезную угрозу свободе печати в США. По этому закону, "любое лживое, скандальное и злонамеренное выступление в печати... против правительства Соединенных Штатов, Конгресса или президента" с целью "оскорбить или опорочить их" подлежало наказанию в виде штрафа или тюремного заключения. Среди прочих, ведущие редакторы-республиканцы Нью-Йорка, Новой Англии и Филадельфии (тот же Бах) были обвинены в нарушении Закона о подстрекательстве или в распространении клеветнических слухов в подрывных целях, - это обвинение было в свое время выдвинуто против Зенгера. По меньшей мере 15 человек было осуждено. В 1801 президентом страны был избран Т.Джефферсон, отчасти по причине общественного недовольства Законом о подстрекательстве, который вскоре был отменен. "Я по собственной доброй воле подверг себя великому эксперименту, - писал Джефферсон в 1807, - долженствующему доказать ложность утверждения, будто свобода печати несовместима с упорядоченным правлением". Безусловно, США в ряде случаев отказывались от приверженности "великому эксперименту" Джефферсона, в особенности, хотя и не исключительно, в военное время. Тем не менее эксперимент имел продолжение, и пресса США постепенно демонстрировала не только совместимость с поддержанием "упорядоченного правления", но и особый талант для его поддержания. Когда в 1801 Джефферсон занял пост президента, в стране насчитывалось около 200 газет. В 1786 печатный станок был перевезен через горы, и к западу от Аллеганского хребта начала выходить первая газета - "Питтсбург газетт" ("Pittsburgh Gazette"). Первой ежедневной газетой в Америке стала "Пенсильвания ивнинг пост" ("Pennsylvania Evening Post"), которую в 1783 начал издавать Бенджамин Таун. Она просуществовала всего 17 месяцев, но к 1801 в стране насчитывалось уже около 20 ежедневных газет, в том числе шесть в Филадельфии, пять в Нью-Йорке и три в Балтиморе. Ежедневные американские газеты имели важное преимущество: они снабжали купцов своевременной информацией о ценах, рынках и движении торговых судов. К 1820 в названиях более половины газет крупнейших городов фигурировали слова "адвертайзер" (рекламист), "коммершиал" (коммерческий) или "меркэнтайл" (торговый). Эти "торговые газеты" часто печатались на крупноформатных листах, или "простынях", и были довольно дороги - около 6 центов за экземпляр, т.е. недоступны для большинства городских ремесленников или механиков.

Грошовая пресса. Утром 3 сентября 1833 на улицах Нью-Йорка появилась газета, напечатанная на осьмушке листа и заполненная новостями и полицейскими сводками. Новую газету издавал молодой печатник Бенджамин Дей, который продавал свою "Сан" ("Sun") за один цент. Самой многотиражной американской газетой того времени была нью-йоркская "Курьер энд энкуайрер" ("Courier and Enquirer"), торговая газета, которая ежедневно расходилась тиражом 4,4 тыс. экз. в городе с 218-тысячным населением. В 1830 самая, пожалуй, респектабельная газета в мире - лондонская "Таймс" ("Times"), которую в 1785 основал Джон Уолтер - ежедневно выходила тиражом 10 тыс. экз. Тем не менее по прошествии двух лет Дей продавал ежедневно 15 тыс. экз. своей дешевенькой маленькой "Сан". Первый печатный цилиндр, изобретенный немцем Фридрихом Кенигом и усовершенствованный в Англии Нейпиром, в 1825 был впервые применен в США. Его улучшенная модель, двухцилиндровый печатный станок, была построена в 1832 в Нью-Йорке Ричардом Хоу. Паровая машина впервые была использована в лондонской типографии "Таймс" в 1814. В 1835 Дей печатал в Нью-Йорке свою "Сан" также на паровой печатной машине. Новые станки позволили многократно увеличить тиражи. Старый гуттенбергов пресс мог печатать 125 экз. газет в час, а в 1851 типографские машины "Сан" печатали уже 18 тыс. экз. в час. Джеймс Гордон Беннет, одна из наиболее ярких фигур в истории журналистики, в 1835 основал собственную грошовую газетку "Геральд" ("Herald"). За два года ее ежедневный тираж достиг 20 тыс. экз., правда и цена выросла до 2 центов. В Бостоне несколько грошовых газет прогорели, причем две из них начали выходить даже задолго до "Сан". Первой успешной газеткой в городе стала "Дейли таймс" ("Daily Times"), выходившая с 1836. В Филадельфии с 1835 печаталась "Дейли транскрипт" ("Daily Transcript"), с 1836 - "Паблик леджер" ("Public Ledger"); в 1837 появилась балтиморская "Сан". Все эти газеты стоили один цент. Первой дешевой газетой во Франции была вышедшая в 1836 "Ла пресс" ("La Presse") Эмиля де Жирандена. В первой половине 19 в. газеты стоимостью один-два пенни продавались и в Англии, однако между этими газетами и их американскими двойниками было одно важное различие: английским грошовым газетам - "бедняцкой прессе", как их называли - приходилось уходить от гербового сбора, который в 1815 составлял до 4 пенсов за экземпляр, поэтому все они издавались подпольно. Между 1830 и 1836 в Англии выходило более 560 немаркированных газет. Одна из них, "Тупенни диспетч" ("Twopenny Dispatch") Генри Хетерингтона, в 1836 имела тираж 27 тыс. экз. Английские грошовые газеты, существовавшие нелегально, стояли на весьма радикальных политических позициях. "Политика есть благородное искусство разделения общества на два класса - рабов и грабителей", писала в 1834 другая газета Хетерингтона "Пур мэнз гардиан" ("Poor Man's Guardian"). В 1855 гербовый сбор в Англии был отменен. Большинство грошовых газет Америки мало интересовалось политикой; тем не менее они сыграли свою роль в вовлечении городских рабочих и иммигрантов в политическую жизнь, став для них доступным источником информации. Лозунгом "Сан" был эгалитаристский девиз "Светит всем", и расцвет дешевой прессы был связан с распространением в США принципов джексоновской демократии. Другой стороной влияния дешевых изданий на газетную политику явились перемены в материальном положении издателей, вызванные увеличением массовых тиражей. Беннет, начавший свой "Геральд" с капиталом в 500 долл., быстро стал богачом. В 1849 "Сан" была продана за 250 тыс. долл. Газеты превратились в прибыльные предприятия.

Репортеры. На раннем этапе существования газет редакторы просто сидели и дожидались новостей - ждали, когда почта доставит газеты из других городов или письма, ждали, что кто-то принесет в город какое-нибудь интересное сообщение, услышанное от случайного встречного в придорожной гостинице. "Вчера почты не было, - написал в 1805 редактор "Орлинз газетт" ("Orleans Gazette"), - и мы ломаем голову над тем, какие бы факты, похожие на новости, поместить на страницах нашей газеты". Ожидание новостей было особенно долгим в Америке 18 - начала 19 вв., когда вести из Европы шли через Атлантику по два месяца, а затем недели две уходило на то, чтобы они преодолели болота и леса все еще дикого континента (битва при Новом Орлеане, к примеру, состоялась 8 января 1815 - через две недели после того, как в Бельгии был заключен мирный договор, положивший конец англо-американской войне). Подобное долгое ожидание постоянно сопровождалось чувством неуверенности: информационный вакуум заполняли разного рода слухи, первые сообщения нередко оказывались ложными, и их приходилось опровергать. Стремясь ускорить доставку новостей и добиться их достоверности, редакторы стали нанимать корреспондентов, которые могли бы посылать им сообщения в обмен на бесплатную подписку. "Мы ожидаем, что наши корреспонденты по всей стране будут знакомить нас, по возможности своевременно, с наиболее интересными происшествиями, событиями и фактами, достойными публичного внимания" - писал в 1729 Бенджамин Франклин в своей "Пенсильвания газетт". В 1792 коммерческая газета "Ллойдс лист" ("Lloyd's List") в Лондоне уверяла читателей, что имеет 32 корреспондентов в 28 различных портах. В Америке Бенджамин Расселл, редактор "Массачусетс сентинел энд рипабликен джорнэл" ("Massachusetts Centinel and Republican Journal"), в 1790 предпринял еще один шаг для улучшения сбора новостей. Репортеры стали узнавать новости от матросов с прибывших кораблей. А вскоре сотрудники газеты уже выходили встречать очередные рейсы и мчались к кораблям на весельных лодках. Один из первых примеров совместного сбора новостей дали крупные нью-йоркские газеты, совместно зафрахтовавшие лодку, которая дежурила в городской гавани и первой завладевала европейскими газетами и вестями. В Лондоне дело по сбору новостей было поставлено особенно хорошо. Крупный прорыв произошел в конце 18 в., когда газеты получили право посылать репортеров на парламентскую галерею. В те годы не разрешалось вести записи. Первым в отчетах о парламентских дебатах преуспел Уильям Вудфолл, редактор "Морнинг кроникл" ("Morning Chronicle"), но вскоре Джеймс Перри, один из самых предприимчивых журналистов Англии, переплюнул Вудфолла, направляя команды репортеров для освещения парламентских дебатов. Наконец, в 1783 репортерам на галерее было позволено вести записи - вот когда стенография стала основным профессиональным навыком репортеров. Еще одно новшество принадлежало Джеймсу Перри, отправившемуся в Париж для получения из первых рук известий о ходе Французской революции. В 1807 лондонская "Таймс" откомандировала Генри Робинсона для освещения наполеоновских войн. В США в первые десятилетия 19 в. репортерам во главе с Джеймсом Гордоном Беннетом пришлось приложить немало усилий, чтобы завоевать право освещать судебные процессы. Репортажи из полицейских судов стали козырем первых грошовых газет. В 1836 Беннету удалось на короткий срок утроить тираж своего "Геральда" - он лично отправился на место убийства молоденькой проститутки и провел самостоятельное расследование преступления. По мере роста тиражей дешевых газет редакторы получили возможность нанимать новых репортеров. В 1840-е годы "Геральд" отправил одного человека освещать события мексиканской войны, а в 1860-е годы уже 63 репортера писали о боях гражданской войны. Однако самым радикальным нововведением, позволившим повысить оперативность, широту охвата и достоверность газетных сообщений, стало изобретение Сэмюэла Морзе - телеграф. Газеты стали основными клиентами телеграфных компаний, а высокая цена телеграфных сообщений привела к созданию телеграфных агентств новостей вроде "Ассошиэйтед пресс" ("Associated Press"), которое возникло в 1848 как кооперативное предприятие нью-йоркских газет. В том же году беннетовский "Геральд" мог уже похвастать тем, что в одном его номере публикуются "десять колонок важнейших новостей, полученных по электрическому телеграфу". Впервые в истории телеграф позволил газетам использовать известия о событиях, которые произошли накануне в городах, расположенных в сотнях, а потом и в тысячах миль от типографии. После прокладки в 1866 трансатлантического кабеля американские газеты получили возможность печатать новости из Европы с такой же оперативностью. Мастерство газетного репортажа достигло зрелости в период американской Гражданской войны. Чтобы дать глубокий и подробный анализ политических конфликтов и баталий, репортерам приходилось превозмогать суровые тяготы, а подчас и цензурные гонения со стороны властей; тех из них, кто проникал в неприятельский тыл, могло ожидать тюремное заключение по обвинению в шпионаже. Среди военных репортеров выделялись Алб

Полезные сервисы

арабская философия. характерные черты

Энциклопедия Кольера

Классическую арабскую философию отличает полемический дух. Великими спорщиками были первые мутакаллимы (от араб. "мутакаллимн" - "говорящие") - мутазилиты (от араб. "му'тазила" "обособившиеся"). Этот этап развития калама (от араб. "калм" - "речь", не смешивать с "алам" - "перо") по своему духу весьма напоминает досократический период античного философствования: мутазилитами были опробованы едва ли не все логически возможные подходы к разработке проблемного поля средневековой арабской философии, едва ли не по всем вопросам они спорили и опровергали друг друга, и хотя пункты согласия, безусловно, присутствовали, их вряд ли наберется больше десятка. Поздний, ашаритский (по имени его родоначальника Аб ал-асана ал-Аш'ар, 873-935) калам, хотя и претерпел догматизацию и утерял философский дух, тем не менее сохранил свою полемическую направленность. Большую известность получила его дискуссия с арабоязычным перипатетизмом о вечности мира, телесном воскресении, наличии у Бога знания о единичном и другим вопросам, которую вели ал-азл (Тахфут ал-фалсифа, Шаткость философов) и Ибн Рушд (Тахфут ат-тахфут, Шаткость "Шаткости"). Менее знаменитым, но не менее интересным был спор аш-Шахрастн (Мура'ат ал-фалсифа, Одоление философов) и Нар ад-Дна а-с (Мури' ал-мури', Одолевающий "Одолевшего"), составивший шиитскую параллель этой дискуссии. По отдельным философским вопросам спорили чуть ли не все течения и их представители. Менее броской, зато более существенной чертой полемического характера классической арабской философии является диалогический характер, отмечающий саму логику ее развития через последовательное возникновение новых философских школ. В не меньшей степени арабскую философию характеризует и систематизм. Естественно совпадая с оформлением школы как таковой, систематизм отличает арабских перипатетиков, академичность которых приходит на смену разноголосице ранних мутакаллимов. Впрочем, важно, что систематизм арабских перипатетиков не вырождается в бесплодную схоластику, поскольку эта школа наряду со следованием античным образцам внесла существенные новации по основным моментам, интересовавшим средневековых арабских философов. Если систематичность стала также характерной чертой стиля философских сочинений и исмаилитов, и философов озарения, то суфийских авторов отличает внешняя разбросанность мысли при очень строгой внутренней упорядоченности: только за счет этой "скрытой" систематичности "явная" скачкообразность перехода от идеи к идее не превращается в хаотичность. В стилистике своих сочинений, как и во многих других отношениях, суфийские авторы используют достижения классического периода развития арабской философии. Место арабской философии в ряду мировых философских традиций определяется внешними и внутренними факторами. К числу внешних следует отнести сохранение, систематизацию и комментирование античного, прежде всего аристотелевского и неоплатонического наследия. Дело не ограничивалось простой консервацией: например, Ибн Сн исправляет некоторые положения аристотелевской силлогистики, а Ибн Рушд в своих многочисленных комментариях развивает идеи Стагирита. И все же именно в качестве "передатчика" античного наследия арабская философия оказала влияние на средневековую западную мысль. Этим объясняется долгое время бытовавший в западной историко-философской традиции подход к арабской философии как комментаторской и неоригинальной. Своеобразной реакцией на эту несправедливую по своей сути квалификацию стали многочисленные штудии, доказывавшие решающее влияние арабских философов на выдающихся представителей европейского позднего Средневековья, Возрождения и Нового времени; достаточно сказать, что картезианский принцип методологического сомнения сводился в таких исследованиях чуть ли не к заимствованию Декартом идей Ибн Сны или ал-азл. Хотя многими было замечено сходство между построениями, скажем, Р.Луллия или даже Данте и положениями, которые развивали арабские философы (помимо названных, в этом ряду безусловно стоит и выдающийся суфийский мыслитель Муй ад-Дн Ибн 'Араб, 1165-1240), а некоторые (например, А.В.Сагадеев) даже полагали возможным говорить о параллелях между авиценновской и спинозовской системами категорий, такое сходство практически всегда остается лишь гипотетической схемой, а ее наличие не подкрепляется твердо установленными фактами реального заимствования или влияния. Поэтому с достаточной долей уверенности о воздействии арабской философии на западную можно говорить, пожалуй, только применительно к феномену латинского аверроизма. Другой фактор внешнего порядка - влияние арабской философии на средневековую еврейскую мысль. Это касается и самого возникновения последней: первый оригинальный еврейский философ средневековья, Саадия Гаон (882-942), был учеником мутазилитов, и влияние мутазилизма на его построения прослеживается достаточно отчетливо. Средневековая еврейская философия использовала то же аристотелевско-неоплатоническое наследие, что и арабская, и влияние этих двух школ античности на еврейскую мысль через посредство арабской видно на примере таких характерных фигур, как Маймонид (1135-1204) и Ибн Габироль (1026 - между 1054 и 1058). Вместе с тем еврейская философия всегда сохраняла самостоятельность в способе постановки и подхода к разрешению центральных философских вопросов, который базировался на собственном комплексе философских тезисов. К их числу следует отнести положения о безусловной свободе божественной и человеческой воли, благодаря чему центральным вопросом для еврейских философов практически всегда оставался вопрос об их гармонизации в человеческом действии. Насколько заимствуемый материал способствовал решению этой центральной философской задачи, настолько он и допускался в еврейскую философскую мысль. В этом следует искать объяснение столь незначительного влияния суфизма на еврейскую мысль при несомненной авторитетности этого течения среди поздних арабских мыслителей и знакомстве с его идеями еврейских авторов: суфийская философия не допускает однозначного постулирования целенаправленности и волевой обусловленности ни божественного, ни человеческого действия. При безусловной важности внешних факторов значение классической арабской философии следует полагать все же преимущественно в факторах внутреннего порядка. Арабская философия продемонстрировала не сводимый к опыту других традиций подход к максимально обобщенному и абстрактному представлению в мысли внешнего для нее универсума. Эта несводимость обусловлена особым характером принятой здесь процедуры обобщения. Общее мыслится как то, что, вовсе не присутствуя в различном как таковое, позволяет тем не менее приравнять различное. Общее здесь - то, в чем различное находит свою эквивалентность, но что не может быть обнаружено в самом различающемся, если оно рассматривается как таковое, вне зависимости от обобщающей процедуры. Поэтому обобщение - это не абстрагирование от различающегося в пользу инвариантного, а перевод различающегося в то, что будет считаться равно обосновывающим различающееся и вместе с тем отличным от него. При таком понимании обобщения смысловое наполнение частного не совпадает (частично) со смысловым наполнением общего, но полагается как бы вне его. Именно поэтому при переходе от частного к общему требуется операция перевода, а не просто отвлечения: общее как смысл не присутствует в частном, оно должно быть создано. Общее здесь, таким образом, - то, что обосновывает эквивалентность частного, не совпадая с ним по наличию общего признака: такое общее возникает как будто заново при попытке обнаружить совпадение различающегося частного. Если понимание сути общего как понятия, стоящего в определенном отношении к своему частному, и сути обобщения как процедуры его нахождения составляет в весьма определенном смысле стержень философского мышления, то понятно, что такое существенное отличие, характеризующее классическую арабскую философскую традицию, не могло не наложить свой отпечаток если не на все ее детали, то во всяком случае на существенные черты учений, созданных в ее русле. Это проявляется на разных срезах историко-философского анализа и касается понимания таких важнейших системообразующих философских категорий, как единство, множественность, противоположность, отрицание, тождественность, истина. Это проявляется и в том, как выстраиваются системы терминов вокруг центральных тем философского рассуждения, таких, как существование или сущность, причем дело касается и содержания каждого из понятий, и целостного строения подобных терминологических семей. Это отражается и в принятии некоторых теорий, таких, как теория указания на "смысл" (ма'нан), как универсальных не только для философского мышления, но и для примыкающих к философии областей теоретического рассуждения, каковыми в случае классической арабо-мусульманской культуры явились филология (комплекс наук о языке от грамматики до риторики и поэтики) и фикх (религиозно-правовая мысль). Это находит свое воплощение в логике построения целостных философских дисциплин - онтологии, гносеологии, этики, эстетики. Наконец, своеобразная направленность классического арабского философского мышления получает свое понятийное закрепление в ряде метакатегорий, таких, как хир - бин ("явное - скрытое"), 'ал - фар' ("основа - ветвь"), оформляющих в наиболее общем виде характерные для нее организующие процедуры мышления. При этом подобные метакатегории оказываются достоянием не только философии, но и близких к ней областей теоретического знания: сохраняя в каждой из них свое особое и не сводимое к другим значение, они вместе с тем выполняют общую функцию организации наиболее фундаментальных мыслительных ходов.

Философия в системе культуры. Будучи органичной частью классической арабо-мусульманской культуры, арабская философия выражает характерные интенции мироосмысления и уже поэтому не может быть сведена к простому воспроизведению античных моделей философствования. Вместе с тем философия представляет собой самостоятельный феномен в составе культуры.

Соотношение с религией. Философия в классической арабо-мусульманской культуре имела больший простор для своего развития, нежели в сопоставимый период в условиях западного Средневековья. Это объясняется прежде всего тем фактом, что ислам не знает церковной организации, а следовательно, и утвержденной общеобязательной догматики. Отсутствие идеологического и организационного основания каких-либо процедур, аналогичных отлучению от церкви, дало серьезную свободу развития самой религиозной мысли, обусловив появление значительного количества сект, которые трудно назвать раскольничьими или еретическими в полном смысле этого слова. Это касается и отношения между философской и религиозной мыслью: несмотря на неоднократно предпринимавшиеся попытки объявить философские взгляды "неверием", осуществить действительный запрет философии или подчинить ее религиозной мысли было невозможно. Характерно, что когда Ибн Рушд в своем известном Рассуждении, выносящем решение относительно связи между религией и философией (Китб фал ал-мал ва тарр м байна аш-шар'а ва ал-икма мин ал-иттил) выступил в защиту философии, он стремился доказать не просто "допустимость" последней, но претендовал на "обязательность" (вджиб) занятий философией для мусульманина. Когда несколькими веками раньше традиционная арабская поэзия получила квалификацию "дозволенного новшества" (бид'а масма), этого было вполне достаточно для легализации и расцвета как ее самой, так и изучавшей ее поэтики. Стоит сравнить позицию Ибн Рушда с теорией двух истин, возникшей в западной мысли под влиянием его трактата: Фома Аквинский выстраивает субординацию философии и теологии однозначно в пользу последней, тогда как его арабский предшественник поступает прямо противоположным образом. Но наиболее ярким свидетельством свободного обсуждения отношения к религии может служить манифест веротерпимости, заявленный Ибн 'Араб: с его точки зрения, любая религия истинна, неистинным может быть лишь притязание на исключительность того или иного вероисповедания. И хотя в определенных кругах традиционалистов этот автор именуется сегодня величайшим врагом ислама, широкая популярность суфизма среди мусульман и авторитет Ибн 'Араб как мыслителя свидетельствуют об обратном. В свете такого соотношения философии и религии в культуре ислама не следует автоматически расценивать упоминание религиозных идей или опору на религиозные тексты как показатель зависимости от религии; равным образом их игнорирование не может само по себе свидетельствовать о "свободомыслии".

Философия и теоретические науки. Что касается собственно теоретического знания, то наиболее близкими к философии оказываются филология и фикх. Классическая арабская филология представляет собой комплекс наук о языке и способах его использования, начиная с базовых ("'илм ан-нав" - "грамматика") и кончая столь уточненными, как риторика ("'илм ал-бала" - "наука о красноречии") или поэтика ("над аш-ши'р" - "критика поэзии"). Состав этих наук так и не был окончательно определен в качестве неизменного. В классический период в них включали большее или меньшее их число, в зависимости от степени детализации предмета науки (например, "'илм ал-и'раб" - "наука о падежных окончаниях" или "'илм ал-ишти" - "наука о словообразовании" выделялись в качестве самостоятельных или рассматривались в составе грамматики) или даже его расширения и сужения (так, "'илм ал-луа" - "наука о языке", или лексикография, разными авторами включалась в состав филологии или игнорировалась), а также в силу того, что отдельные авторы находили свои ракурсы подхода к предмету (так, "'илм ал-ма'н" - "наука о смыслах" позволяет трактовать практически все проблемы филологии с позиций раскрытия ма'нан ("смысла") на разных уровнях его общности). Вместе с тем классическая филология представляет собой единое теоретическое пространство, что определяется в первую очередь двумя факторами: общим представлением о сути "слова" (калима) и вытекающими из этого возможностями создания теоретических средств описания словесной среды и ее связи с внешним миром, причем последние были общими не только для филологии, но и роднили ее с фикхом, с одной стороны, и с философией - с другой. От базового до наиболее утонченного своего уровня филология основывается на теории, утверждающей, что на смысл можно указать посредством пяти вещей: "выговоренности" (лаф), "письма" (ха), "жеста" (ишра, в том числе мимики), "положения пальцев" ('ад, развитого среди дописьменных арабов сложного искусства счета на пальцах) и "положения вещей" (наба). Составляя центр всех этих отношений указания, сам "смысл", согласно данной теории, ни на что не указывает и служит поэтому неопределимым фундаментом понимания и слова и вещи. Слово определяется как единая структура, в которой "выговоренность" связана со своим "смыслом" не случайно, но согласно "истине" (аа). Этим "выговоренность" отличается, с одной стороны, от "бессмысленного звука" (авт), который не передает смысл, а с другой - от "знака" ('алам), который может быть произвольно установлен для указания на те или иные вещи, как, например, имя собственное "Зейд" указывает на своего носителя произвольно, так что ничто не мешает нам заменить его на любое другое. Таким образом, выговоренность, с одной стороны, тождественна своему смыслу, поскольку всегда транслируется в него, и наоборот, данный смысл выражается в своей, и только своей выговоренности. Вместе с тем в самих выговоренности и смысле, рассматриваемых отдельно друг от друга, отсутствует что-либо, указывающее на возможность такого единства: последнее обеспечивается только наличием самого "слова", которое устанавливается как бы независимо и логически предшествует выговоренности и смыслу. Поскольку выговоренность и смысл взаимно транслируемы и едины, их единство может быть нарушено с обеих сторон. Например, сочетание выговоренностей нескольких слов, каждое из которых в отдельности осмыслено, может не составить выговоренность "фразы" (джумла), но останется бессмысленным пустым "звуком". Это происходит, если не выполнено условие "понимания" (фахм), состоящее в том, что субъект высказывания должен быть непременно известен слушателю и, как правило, единичен либо всеобщ: только в таком случае фраза оказывается осмысленной (муфда). Данное условие, признаваемое в филологии, в целом отличает ее от логики, особенно в ее аристотелевском варианте. Например, высказывание "человек - живое существо" является истинным (аа) для логика-аристотелианца, но бессмысленным для филолога, а значит, лишенным свойства истинности, которое может быть установлено только при наличии смысла фразы. Известность субъекта высказывания описывается в филологии как его "явленность" (ухр) слушателю, благодаря чему тот может служить "опорой" (санад) смыслу, сообщаемому другими членами фразы и не известного слушателю. Изначально неизвестный смысл является "скрытым" (бин), а в процессе понимания происходит его "выявление" (ихр). Следствием такого употребления понятий является тот факт, что термин "понимаемое" (мафхм) обозначает смысл выговоренности, но также равным образом и вещи, поскольку и то и другое может указывать на один и тот же смысл. Такое понимание терминологии сближает филологию, фикх и философию. Возможность указать на смысл с помощью выговоренности, во-первых, сжатой, а во-вторых, не соответствующей именно данному смыслу как своему "истинному", послужила основой развития таких областей филологии, как риторика и поэтика. Такая возможность прямо обеспечивается пониманием выговоренности и смысла как взаимно транслируемых, чем в конечном счете объясняются отличия собственно исламской риторики и поэтики от одноименных дисциплин, унаследованных от античности. Соответствующие аристотелевские тексты были известны и комментировались в школе арабского перипатетизма по сути параллельно развитию собственной теории, которая вместе с тем использовала отдельные элементы аристотелизма, например учение о видах противоположности. В отличие от филологических дисциплин, исследующих нормативное (истинное) указание на смысл, риторика и поэтика имеют дело прежде всего с "иносказанием" (маджз), суть которого заключается в том, что выговоренность передает не собственный, а некий иной смысл. Об ином смысле слушатель узнает из контекста, вербального либо невербального, и после этого совершает переход от воспринятой выговоренности к той, которая указывает бы на истинный смысл. Условия такого перехода от воспринятой к истинной выговоренности исследуются и устанавливаются в риторике и поэтике, а соответствующие высказывания считаются правильными, если удовлетворяют таким условиям. Правильное иносказание расценивается тем более красиво, чем более разветвлен переход от воспринимаемой выговоренности к истинной. В филологии, особенно в ее базовых дисциплинах, постепенно вырабатывался общетеоретический аппарат описания языка и речи как его продукта. Этот процесс скорее всего был общим для филологии и фикха (а также в значительной мере для философии). Об этом свидетельствует единство ядра наиболее обобщенной терминологии в этих дисциплинах, как и тот факт, что многие филологи были одновременно мутакаллимами и факихами, мутакаллимы были знакомы с аристотелевской традицией, арабские перипатетики знали филологию и фикх и т.п. Постепенно в науке об "основах грамматики" ('ул ан-нав) сложилось следующее общее представление о языке. Функционирование языка представляет собой выявление скрытого смысла благодаря являемым в речи выговоренностям. Смысл выявляется в понимании, которое наступает у носителей языка автоматически, если речь построена правильно. И напротив, любое понятный для носителей языка образец речи должен быть так или иначе описан как правильный либо приводимый к правильному виду. Поэтому в морфологии и синтаксисе в качестве исходного рассматривается нормативное состояние, которое описывается как 'ал ("основа") и правильность которого видится обычно в истинности соотношения между выговоренностью и смыслом. Отклоняющиеся от "основы" случаи описываются как "ветви" (фур'), причем переход от основы к ветви или, наоборот, от ветви к основе описывается как закономерный, подчиненный определенным правилам. Такая стратегия позволяет понять любой осмысленный отрезок речи как непосредственно или опосредованно правильный. Понятия "правило" и "исключение" оказываются поэтому менее частотными, нежели понятия "основа" и "ветвь". Мысленный переход к основному состоянию от его ветви описывается как тадр ("восстановление") и может включать в себя достаточно длинную цепочку разрешенных теорией преобразований. Привычка к мышлению цепочками операций, правильность которых устанавливается только в пределах любого отдельно взятого звена, но не в целом, довольно глубоко укоренилась в арабо-исламской культуре и проявила себя в разных областях теоретической деятельности. Наряду с филологией она выявила себя и в фикхе, где выяснилась возможность обойти непосредственные запреты с помощью построения цепочки операций, каждая из которых в отдельности является разрешенной, например, получить в конечном счете ссудный процент на капитал: такие способы описывались в "книгах уловок" (кутуб ал-ийал), которые, хотя и осуждались наиболее ревностными законоведами, тем не менее были широко распространены в Средневековье. Скорее всего та же привычка лежала в основании изобретения принципа алгоритма, заключающегося в исполнении непосредственно невыполнимой задачи благодаря ее разбиению на последовательность доступных выполнению шагов. Фикх, или религиозно-правовая мысль в исламе возникает как попытка "понимания" (таково и значение самого термина фих) установлений Законодателя, выраженных либо непосредственно в божественной речи (Коране), либо в донесенных преданием словах и поступках Мухаммеда (сунна). Поскольку понимание возможно как выявление смысла вербальных структур, фикх во многом смыкается с филологическими дисциплинами. Поскольку в его поле зрения попадает и невербальная сфера (прежде всего ниййт, "намерения", и а'мл или аф'л, "поступки"), в фикхе развивается независимая терминология, не теряющая, однако, существенного единства с филологическими представлениям. Развитие фикха и деятельность факихов были вызваны жизненными потребностями становившегося и расширявшегося мусульманского общества и государства. Фикх по существу отвечал на наиболее насущные вопросы общины, "что делать" и "как делать", задавая и границы жизненных ориентиров для мусульман, и нормы их повседневной морали. В этой своей функции фикх был тесно связан с традицией собирания, передачи и исследования хадисов (араб. "адс" - "рассказ"), составляющих сунну, а значит, и с 'илм ал-адс ("хадисоведением") - традиционной наукой, разработавшей сложную системы классификации хадисов по степеням достоверности. Помимо термина "хадис", обозначающего в хадисоведении возводимые непосредственно к Мухаммеду рассказы о его словах, поступках, явно или молчаливо выраженном одобрении или порицании, используются также термины хабар ("весть"), чаще всего синонимичное термину "хадис", но некоторыми учеными трактуемое как весть, возводимая к сподвижникам пророка, но не к самому Мухаммеду, и 'асар ("след"), означающее предания, восходящие к окружению Мухаммеда, а не к нему самому. В целом хадисы распадаются на а ("правильные"), асан ("хорошие") и а'ф ("слабые"). В самостоятельную группу из состава "слабых" иногда выделяют мав' ("подложные") хадисы, которые, хотя и могут фигурировать в сборниках, не должны возводиться к Мухаммеду и служить основой для выработки норм фикха и руководством к повседневным действиям мусульман. Эта классификация отражает прежде всего содержание хадиса. Параллельно ей хадисы классифицируются в зависимости от характера цепочки передатчиков (иснд) хадиса и количества версий, в которых известен хадис, причем один и тот же хадис может классифицироваться одновременно по разным шкалам. В целом условия достоверности хадиса включают непрерывность цепи передатчиков (вплоть до Мухаммеда), которые предпочтительно должны быть "заслуживающими доверия" (сиа) и жить в эпохи, когда не исключена возможность их встречи, а следовательно, и передачи хадиса от одного другому; передачу хадиса в разных редакциях; передачу хадиса через несколько цепей передатчиков, желательно независимых; согласие хадиса с другими, твердо установленными положениями Корана и сунны и со здравым смыслом. Эти требования сформировались в среде суннитов и послужили основой отбора из многочисленного изначального корпуса ряда сборников хадисов в качестве своеобразных общепризнанных авторитетных текстов, хотя ни о какой формальной "канонизации" в отсутствие церкви в исламе говорить невозможно. Большинство таких сборников хадисов было составлено только в третьем веке хиджры (мусульманской эры); исключение составляет ранний сборник, принадлежащий Млику Ибн 'Анасу (713-795). В суннитской традиции наиболее авторитетными являются два сборника под одним названием а-а, принадлежащие ал-Бухр (810-870) и Муслиму (817 или 821-875). Как правило, они упоминаются первыми в составе "шести сборников" (ал-кутуб ас-ситта), включающих также ас-Сунан (Законы, множ. ч. от араб. "сунна") Аб Двуда (817-889) и одноименные сборники ат-Тирмиз (824/826?-892), ан-Нас' (830-915) и Ибн Мджи (824-887). Расширенный список авторитетных книг состоит из "девяти сборников" и включает, наряду с перечисленными, ал-Муснад Ибн анбала (780-855), ас-Сунан ад-Дрим (797-869) и уже упомянутую ал-Муваа' М лика. Шиитская традиция, не отрицая в целом авторитет суннитских сборников, определяет свое отношение к ним под углом зрения основного для шиитов вопроса, составляющего центр их разногласий с суннитами: вопроса о преемстве 'Ал бен Аб либа, который, как считают шииты, должен был непосредственно заменить Мухаммеда после его смерти, и имамате его потомков, несправедливо лишенных власти. Признавая хадисы суннитской традиции, не противоречащие этому представлению, шииты имеют и собственные сборники. Наиболее авторитетный среди них - ал-Кф ф 'ул ад-дн (Достаточное изложение основ религии) ал-Кулайн (или ал-Килн, ум. 941), послуживший основой дальнейшего развития шиитского фикха. Энциклопедический Бир ал-анвр (Моря света) в более чем 100 томах, составленный Муаммадом Биром ал-Маджлис (1628-1699) с использованием едва ли не всей доступной к тому времени шиитской литературы по корановедению, хадисоведению, фикху, вероучению, подводит своеобразный итог этой традиции и остается уникальным источником шиитской учености. Большое значение в шиитской среде имеет Нахдж ал-бала (Путь красноречия) - сборник высказываний, имеющих различное происхождение (проповеди и наставления, трактаты и послания, предания и постановления) и приписываемых традицией самому Али. Его составил в 400 году хиджры (1010) ар-Ра Аб ал-асан Муаммад ал-Мсав ал-Бадд (970-1015). Путь красноречия фактически вытеснил конкурирующие сборники преданий от Али и породил немало комментариев, наиболее известный из которых составил 'Изз ад-Дн Ибн Аб ал-адд ал-Му'тазил (ум. 1257 или 1258). Близкой к фикху была область знания, которая в традиции получила название 'а да ("вероучение"). В целом фикх распадается на учение о "поклонении" ('ибдт) верующих Богу и учение о "взаимоотношениях" (му'малт) верующих между собой (в том числе в несакральных сферах: экономической, правовой - наследственное право, гражданские состояния, право войны и т.п.). Именно первая его часть, значительно уступающая второй по объему, но служащая для нее как бы отправной точкой, тесно связана с "вероучением". Вместе с тем "вероучение" исторически обрело самостоятельность и получило определенное догматическое оформление в виде краткого набора тезисов. Сунниты называют обычно в их числе веру в единственного Бога, в посланничество Мухаммеда и его окончательный характер (Мухаммед сообщил Закон, который не будет отменен и не исчезнет до конца времен), в ангелов, в Писания Бога (еврейский и христианский варианты изначально не отличались от Корана, но затем подверглись порче), в пророков и посланников Бога (в том числе и Иисуса, занимающего среди них почетное место), в воскресение мертвых, в заступничество Мухаммеда за верующих перед Богом, а также в то, что в судьбе человека все идет от Бога - и доброе, и злое. Наряду с этим суннитская доктрина получила теоретическое оформление в ряде трудов, среди которых до сих пор особым вниманием, в том числе у российских мусульман, пользуется Ал-Фих ал-акбар (Большой фикх), авторство которого традиция приписывает Аб анфе. Одной из основных проблем, обсуждаемых в этом труде, является вопрос об ответственности человека за свои поступки, а значит, и о том, совершает ли он их самостоятельно или под влиянием божественного предопределения. Этот вопрос породил знаменитую полемику кадаритов (араб. "адар" - "судьба"), сторонников автономии человеческого действия, и джабаритов (араб. "джабр" - "принуждение"), утверждавших их предопределенность, а решения, предложенные в Большом фикхе, фактически не отличаются от тех, что выдвинул ал-Аш'ар в полемике с мутазилитами. Все это заставляет считать Большой фикх поздним текстом, сохранившим следы переделок и добавлений. Что касается шиитского вероучения, то для него первостепенное значение имеет вопрос об имамате и узурпации халифата теми, кто пожелал, как считают шииты, отстранить от власти потомков Али. Общим для суннитского и шиитского вероучений является представление о безусловной необходимости подчинения власть имущим и столь же безусловном запрете на раскольнические или повстанческие действия. Максимой суннизма является подчинение любому имаму, даже несправедливому, если только он не допускает открытого многобожия; для шиитов представление о непогрешимости их имамов, возводящих свою родословную к Али и Мухаммеду, уже служит основанием тезиса о необходимости безоговорочного подчинения. Фактически только мутазилиты, исходя из строго понятого нравственного императива, высказывали последовательно обоснованное сомнение в оправданности такого подчинения. Бурное развитие экзегезы в классической арабской культуре также в первую очередь определялось потребностями фикха. Мусульманским интеллектуалам жизненно необходимо было правильно понять намерения Законодателя для выработки новых норм, а нередко - найти в тексте Корана и сунны основание уже выработанных и действующих юридических норм, моральных установок или положений вероучения (что особенно характерно для учения об имамате среди шиитов). Все это дало мощный импульс толкованиям Корана (тафср, та'вл) и породило обширную литературу как среди суннитов, так и среди шиитов. Толкования обычно включают историческую часть, описывая асбб ат-танзл ("причины ниспослания") отдельных сур и аятов Корана, заключающиеся в нюансах исторической ситуации или даже сводящиеся к бытовым деталям (вопросы, задаваемые Мухаммеду его окружением, перипетии его судьбы). Большую роль играют соображения филологии: необходимость определить, буквальный или иносказательный смысл имеет то или иное выражение; если это иносказательный смысл - что именно подразумевалось и к какому именно смыслу допустим переход, а к какому нет. Наконец, значительная роль в толковании принадлежит хадисам, в которых могут развернуто обсуждаться неясные коранические положения или содержаться информация, помогающая их разъяснить. Различия в кодификации хадисов между суннитами и шиитами определяют и различия в их толкованиях; кроме того, шииты при толковании Корана чаще всего "дают слово" самому Али или другим имамам-членам его рода. В целом шиитские толкования Корана отходят от прямого смысла Корана гораздо охотнее, чем суннитские. Как и в филологии, в фикхе постепенно была выработана наука об "основах фикха" ('ул ал-фи). Начало ей, как традиционно считается, положил аш-Шфи' (ум. 820) в своем Трактате об основах религии (ар-Рисла ф 'ул ад-дн). Развиваясь в течение всего классического периода, во многом параллельно с самим фикхом или в его составе, эта наука изучала такие вопросы, как соотношение "общего" ('мм) и "частного" (х) в речи Законодателя, "отменяющих" (нсих) и "отмененных" (мансх) норм и положений Закона, устанавливала нетекстуальные источники права, разрабатывала рациональные процедуры получения нового знания из текстуально зафиксированного. К последним относится прежде всего ийс ("соизмерение"). Хотя в переводе на европейские языки этот термин чаще всего передают как "аналогия", ийс, как указывает ряд исследований, не может быть вполне сведен к аналогии. Обращает на себя внимание и тот факт, что словом "ийс" логики переводили аристотелевский "силлогизм". Употребление одного и того же термина для обозначения существенно различных рациональных процедур в двух областях знания, логике и фикхе, само по себе может вызвать недоумение, которое только усилится, если принять во внимание, сколь чувствительной к слову была классическая арабская культура, сколь тщательно она обсуждала малейшие нюансы терминологии. В ходе развития классической теории неоднократно делались попытки убедить факихов в необходимости принять аристотелевскую логику, заменив ийс, принятый в фикхе, на силлогизм модуса Barbara. Наиболее известными в этом ряду следует считать рассуждения ал- азли Ибн Таймиййи (1263-1328), которые оппонируют факихам; пренебрежительные отзывы о способе аргументации факихов, которые здесь и там проскальзывают у таких представителей арабского перипатетизма, как ал-Фрб или Ибн Рушд, трудно счесть обоснованной полемикой. Изложенная аргументация была тем более возможна, что категорический силлогизм дает, по всеобщему признанию, "уверенное" (йан), т.е. достоверное знание, тогда как ийс факихов, по их собственному утверждению, - только "мнение" ( анн). Уверенное знание традиционно определяется как такое знание, которое исключает возможность противоположного утверждения, мнение - как равновероятное противоположному, а "сомнение" (шакк) - как такое знание, которое менее вероятно, чем его противоположность. Тем не менее факихи так и не поддались на подобные предложения и продолжали развивать в рамках "основ фикха" собственную теорию "соизмерения". Возможно, причина этого в том, что изложенная аргументация безусловно страдает софистичностью: намерение Законодателя при выработке установленных норм, с которыми "соизмеряется" исследуемый случай, никогда не может быть установлено с достоверностью, поэтому и категорический силлогизм не способен дать уверенное знание, ибо обладает логической непогрешимостью, но не имеет средств установить истинность исходных посылок, - а ведь именно из-за их неопределенности, а не по какой-то иной причине факихи считают свое "соизмерение" мнением. Возможно, дело и в том, что "соизмерение" факихов дает возможность умозаключений, которые просто выпадают из поля зрения аристотелевской силлогистики. Так или иначе, наука "основ фикха" приобрела достаточно зрелый и устойчивый вид в произведениях таких теоретиков, как Фахр ад-Дн ар-Рз (1149-1209), составивший Ал-Масл ф 'илм 'ул ал-фих (Итог знаний по основам фикха), или Сайф ад-Дн ал-'Aмид (1157-1233), создавший Ал-Икм ф 'ул ал-акм (Совершенное изложение основ установления норм), где мы находим разработанную теорию "соизмерения". Вместе с тем и подробное описание ее становления, и изучение ее соотношения с аристотелевской ассерторической силлогистикой, равно как и с т.н. модальной логикой, основанной на понятиях "необходимость" (арра) и "возможность" (имкн) и развивавшейся Ибн Сной и ас-Сухравард, во многом остается делом будущего, составляя многообещающую сферу исследования. Что касается основ фикха в шиизме, то эта наука была в значительной мере обеднена непризнанием роли самостоятельных рациональных средств выведения нового знания, а значит, и осуждением "соизмерения" как основной процедуры подобного рода, что естественно вытекало из характерного для шиизма особого акцента на непосредственном руководстве верующими со стороны обладающих "небесной поддержкой" имамов и их заместителей. Вместе с тем в Морях света ал-Маджлис содержится изложение общих положений фикха, извлеченных из Корана и

Полезные сервисы

библейская археология

Энциклопедический словарь

БИБЛЕЙСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ - БИБЛЕ́ЙСКАЯ АРХЕОЛО́ГИЯ, ветвь археологии, задачу которой составляет воссоздание и анализ исторических реалий, нашедших отражение в Библии (см. БИБЛИЯ). Специфика этой области науки заключается в сопоставительном анализе материалов археологических раскопок и текстов Священного Писания. После 1917 г. эта область археологии по понятным причинам оказалась недоступной для русских ученых и вплоть до последнего времени практически не освещалась в отечественных изданиях. Между тем, ученые Европы, США и Израиля активно вели раскопки на территории библейских стран в течение всего 20 в. Географические рамки раскопок распространялись на все территории, описываемые в текстах Библии, т. е. практически на все Восточное Средиземноморье, Двуречье и, отчасти, Египет.

Возникновение библейской археологии

Интерес к землям, упоминавшимся в Священном Писании, существовал во все эпохи, но регулярное исследование библейских древностей началось лишь в 19 в., с началом идентификации древних городов, упоминающихся в Ветхом Завете. Начиная с 1865 г. стали появляться общества по исследованию Палестины: первое возникло в Британии, затем - в Америке, Германии и России (1882 г.). Ранние археологические исследования носили разведывательный характер: на карты заносились и описывались руины, находившиеся на поверхности. Первые раскопки в Иерусалиме провел англичанин Ч. Уоррен в 1867 г., однако археологические работы в тот период еще не давали удовлетворительных результатов из-за отсутствия строгой научной методики. Началом подлинно научной археологии можно считать 1890 г., когда английский археолог Ф. Питри (см. ПИТРИ ФЛИНДЕРС Уильям Мэтью) разработал метод систематизации комплексов керамики, позволявший определять относительную хронологию культурных слоев, вычленяемых при раскопках того или иного поселения. Таким образом, первые подлинно научные раскопки в Палестине начались на рубеже 19-20 вв. Их вели англичане (Питри, Макензи, Макалистер), американцы (Рейснер, Фишер), немцы (Шумахер, Ватцингер), французы (Вогюз, Клермон-Ганно). Свой вклад в исследования Палестины на рубеже веков внесли и русские ученые (Олесницкий, Кондаков (см. КОНДАКОВ Никодим Павлович), Ростовцев (см. РОСТОВЦЕВ Михаил Иванович), архимандрит Антонин (Капустин) (см. АНТОНИН (Капустин))).

В этот период активные раскопки велись не только в Палестине, но и в Двуречье, где работы шли сразу по многим направлениям: были раскопаны Ашшур (см. АШШУР (город)), Ниневия (см. НИНЕВИЯ), Вавилон (см. ВАВИЛОН) и древнейшие шумерские центры (Урук (см. УРУК), Ниппур (см. НИППУР) и др.). На территории Сирии был найден Алалах - город, существовавший с 4 до конца 2 тыс. до н. э.

Первая половина 20 века

В период между двумя мировыми войнами резко расширился хронологический диапазон исследований: началось исследование памятников дописьменных эпох - палеолита, мезолита и неолита. В этот период в Палестине начал работать выдающийся американский археолог В. Олбрайт, который занялся исследованиями малых центров, сформировав тем самым новый, более широкий археологический контекст для анализа библейских источников. В Сирии начались раскопки Рас-Шамры (см. РАС-ШАМРА) - поселения, существовавшего с эпохи неолита, и с середины 2 тыс. до н. э. известного как аморейский центр Угарит (см. УГАРИТ). В Двуречье были открыты халафская (см. ХАЛАФСКАЯ КУЛЬТУРА) и убейдская раннеземледельческие культуры (5-4 тыс. до н. э.).

Израильская школа

Израильская школа археологии начала формироваться еще до создания самого государства Израиль: раскопки проводились еврейскими учеными уже с тех времен, когда Палестина стала территорией английского мандата (Мазар, Авигад, Сукеник, Ядин). После 1948 г. круг израильских археологов расширился (Ави-Иона, Дотан, Ахарони, Каплан, позднее - Бараг, Ронен, Уссишкин, Эпштейн и др.). Археологические раскопки велись практически по всей стране. Удалось проследить этапы развития Сиро-Палестинского региона на протяжении дописьменного периода его истории: от присваивающего хозяйства палеолита и мезолита до раннеземледельческих культур (7-4 тыс. до н.э.) с производящей экономикой.

Вторая половина 20 века

В середине 20 в. на западном побережье Мертвого моря в пещерах Кумрана и Иудейской пустыни были найдены рукописи (см. МЕРТВОГО МОРЯ РУКОПИСИ), датируемые периодом с 3 в. до н. э. вплоть до 8 в. н. э. В северо-западной Сирии итальянская экспедиция открыла город-государство Эблу (см. ЭБЛА) (3 тыс. до н. э.). В 1980-е гг. в Ираке и Сирии начали работать российские ученые (Мунчаев, Мерперт, Бадер), исследовавшие памятники 7-3 тыс. до н. э. Наряду с расширением хронологических и географических рамок археологических исследований, продолжались раскопки таких известных центров, как Иерусалим, Иерихон, Мегиддо, Самария, Лахиш, Асор и др.

Всесторонние исследования

С конца 60-х годов в археологии ближневосточного региона получил развитие мультидисциплинарный подход: помимо полевых археологов и специалистов по стратиграфии и керамике к работам стали привлекаться климатологи, палеоботаники, антропологи и т.д. Эти революционные для археологии нововведения были предложены американской археологической школой, которая в 70-80-х годах приобрела ведущее значение. Американские ученые Девер, Коэн, Сегер, Леви, Шауб и др. осуществили несколько широких мультидисциплинарных проектов в горах Негева, районе Иордана (Баб эд-Дра), Хирбет-Искандере и ряде других мест. Новый подход к исследованиям позволил многократно увеличить количество информации, извлекаемой из археологических памятников. Однако изменения в подходе к исследованиям повлекли за собой переосмысление библейской археологии как таковой: постепенно стало очевидным, что увеличение информации не вело к качественным изменениям в осмыслении накопленного материала. Новые данные, получаемые благодаря мультидисциплинарным исследованиям, по-прежнему позволяли реконструировать типы поселений и особенности быта, но не социальную организацию и, тем более, идеологию и религию древних жителей Палестины.

Переосмысление

Во времена зарождения библейской археологии в середине 19 в. ученые полагали, что взаимная корреляция археологических источников и библейских текстов позволит составить более объективное представление об описываемых в Библии исторических событиях. Проблема соотношения между археологическими данными и библейскими текстами оказалась куда более сложной, чем ее представляли себе позитивистски настроенные ученые, стоявшие у истоков этой дисциплины. Надежды на то, что Библию удастся поставить на твердый археологический фундамент, характерные для археологов старших поколений, уступили место более прагматичному подходу: многочисленные споры о взаимоотношении между Библией и археологией привели к осознанию того, что прямой корреляции между археологическими находками и библейскими текстами по сути не существует. Ученым пришлось признать тот факт, что за полторы сотни лет своего существования библейская археология не смогла доказать историчность многих библейских персонажей и событий, особенно в отношении ранних эпох (например, эпохи патриархов или завоевания Ханаана). Таким образом, на сегодняшний день понятие «библейская археология» постепенно уступает место понятию «Сиро-Палестинская археология». Иными словами, археология данного региона начала утрачивать свой специфический статус, и большинство современных исследователей рассматривает ее как одно из территориальных ответвлений общей археологии.

Тем не менее, как бы ни называть эту ветвь археологии, нельзя не признать, что сами по себе ее достижения весьма значительны.

На землях «плодородного полумесяца

Территория Палестины была населена с незапамятных времен: в местечке Убейдия в 3 км к югу от Тивериадского озера в слоях древнейшего палеолита (около 700 тыс. до н.э.) найдены древнейшие каменные орудия. В среднем палеолите (170-45 тыс. до н.э.) наряду с пещерными уже фиксируются открытые стоянки, а также зачатки погребальных ритуалов. В верхнем палеолите (45-14 тыс. до н. э.) в Сиро-Палестинском регионе складывается т. н. кебаранская культура (20-13 тыс. до н. э.): в ее поселениях появляются первые искусственные жилища, круглые или овальные в плане полуземлянки. Повышается роль растительной пищи, о чем свидетельствуют находки жатвенных ножей, ступ и пестов для растирания зерна. В мезолите кебаранскую культуру сменяет натуфийская (см. НАТУФИЙСКАЯ КУЛЬТУРА) (13-10 тыс. до н. э.), распространившаяся от побережья Средиземного моря на западе до среднего Евфрата на востоке. В рамках этой культуры уже возникают обширные долговременные поселения, а на позднем ее этапе - наземные дома с каменными стенами и тростниковыми крышами. В погребениях заметны первые признаки социального расслоения, но хозяйство по-прежнему остается присваивающим. На этом этапе еще нет ни прирученных животных, ни окультуренных растений. Переход к производящему хозяйству происходит только в эпоху неолита.

Один из древнейших очагов земледелия в истории человечества возник на территории т. н. «плодородного полумесяца» (от северной оконечности пустыни Негев до южной Турции, восточной Месопотамии и долин на юго-западе Ирана). Впечатляющим свидетельством произошедшей здесь неолитической революции - перехода к производящим формам хозяйства - является поселение, открытое под холмом Телль эс-Султан, более известное в позднейшую эпоху под библейским именем Иерихон (см. ИЕРИХОН). Возраст этого города, сохранившегося до настоящего времени на своем изначальном месте, составляет 11 тыс. лет. Раскопки английской исследовательницы К. Кеньон (1952-1958 гг.) открыли здесь каменную стену и башню высотой около 8 м - каменные сооружения, которые на 5 тыс. лет старше египетских пирамид. Аналогичные ранние неолитические поселения (эпохи т. н. докерамического неолита), правда, уступающие прото-Иерихону по масштабам, найдены в различных частях Палестины, Сирии и юго-восточной Турции. Во второй половине 7 тыс. до н. э. прослеживается сильный упадок этих поселений, однако причины его неясны. Преобладающее значение получает освоение речных долин: отдельные крупные центры сменяются массой мелких. В эпоху перехода от раннего, докерамического неолита к следующей стадии, керамическому неолиту (т. е. периоду, характеризующемуся появлением обожженных глиняных сосудов) в Палестине наблюдается культурный регресс.

На раннем этапе керамического неолита (6 тыс. до н. э.) возникают новые центры, среди них - Библ (см. БИБЛ (город)), древнейший порт, игравший в более позднее время важную роль в торговле с Египтом. В Двуречье начинают формироваться крупные земледельческие общности: хассунская, самаррская и, немного позднее, халафская культура.

На рубеже 5-4 тыс. до н. э. начинается активная добыча медной руды. Энеолит (медно-каменный век, эпоха сосуществования медных и каменных орудий) в Палестине датируется примерно 4300-3300 гг. до н.э . Энеолитические поселения найдены в Иудейской пустыне, районе Бер-Шевы, у Голанских высот. Их расположение свидетельствует о том, что в 5-4 тыс. на этих, ныне засушливых, территориях господствовал иной климат. Одним из значительных центров той эпохи является Телейлат-Гхассул - поселение на юго-востоке Иорданской долины. Заслуживают упоминания обнаруженные там фрески, которые не имеют аналогов в искусстве Древнего Востока: на них изображены мифологические существа, боги, животные, ритуальные маски и астральные символы. В эту эпоху в Палестине появляются первые некрополи: прежде захоронения совершались на территории поселений, под полами домов.

В начале бронзового века (конец 4 тыс. до н. э.) в Палестине фиксируются перемещения населения, возможно, вызванные внешним давлением с севера и востока. В это время она начала отставать по уровню развития от ранних госудаств Египта и Двуречья. Засвидетельствованы ее связи с Египтом: в Араде найден фрагмент сосуда с именем египетского фараона Нармера (см. НАРМЕР), палестинская керамика зафиксирована в поселениях нильской дельты. Начинается активное формирование древнейших городов: Асора, Мегиддо (см. МЕГИДДО), Телль эль-Фары, Иерихона, Лахиша, Арада и др. В них появляются оборонительные сооружения. Возрастает плотность населения, налаживаются активные связи с Ливаном, Сирией, Двуречьем и Восточной Анатолией. Встречаются, например, цилиндрические печати с рисунками, характерными для раннединастического периода в Двуречье. Однако в последней трети 3 тыс. до н. э. развитие городов в западной Палестине резко прерывается и возобновляется лишь через три столетия. Наиболее вероятными причинами этого упадка считают внешние воздействия: египетские военные походы или нашествие кочевых аморейских племен (см. АМОРЕИ).

На рубеже 3-2 тыс. до н. э. в Палестину с северо-востока проникают значительные группы семитоязычного населения, благодаря которым городская культура начинает возрождаться и развиваться. Пришлое население было земледельческим, оно создало обширную и долговременную культурную общность, сохранявшуюся в этом регионе более 500 лет. Города были вновь отстроены и укреплены. В них появились крупные дворцовые комплексы. Сформировался тип храмовых сооружений, характерный для всего сиро-палестинского региона: храмы представляли собой монументальные, прямоугольные в плане сооружения со входом в торцевой стене и нишей в стене напротив входа. Большие сдвиги произошли в сфере военного дела: значительно усложнились оборонительные системы, появились колесницы, тараны, бронзовое оружие.

Приход евреев в Палестину

Период 18-16 вв. до н. э. характеризуется массовыми передвижениями кочевых скотоводческих племен, охватившими не только Двуречье и Сиро-Палестинский регион, но даже Египет (вторжение гиксосов (см. ГИКСОСЫ)). С этой эпохой исследователи обычно связывают события, которые легли в основу библейских сказаний о патриархах: перемещение кочевой племенной группы во главе с Авраамом (см. АВРААМ) от Ура (см. УР) к Харрану и далее на территорию Ханаана (см. ХАНААН). Однако любые гипотезы, касающиеся передвижения Авраама, строятся только на анализе повествовательных источников: археологические исследования никоим образом не проливают свет на этот вопрос. Вряд ли следует ожидать, что положение здесь изменится, поскольку с помощью археологии невозможно проследить пути малочисленных групп населения, перемещающихся в родственном для них этническом и культурном окружении.

Серединой 2 тыс. до н. э. датируются надписи, обнаруженные на Синае в Серабит эль-Хадим, и по месту находки получившие название протосинайских. Они представляют собой пиктограммы с небольшим количеством акрофонических знаков (знаки, передающие не изображаемые предметы, а начальные звуки соответствующих слов). Позднее сходные надписи были найдены в Сихеме, Гезере и Лахише, причем некоторые из них оказались даже старше протосинайских. Этот тип письма получил название протоханаанейского. Принято считать, что он послужил основой для финикийского письма (см. ФИНИКИЙСКОЕ ПИСЬМО), а последнее, в свою очередь, оказало влияние на развитие палеоеврейского алфавита. Наряду с протоханаанейской письменностью в Палестине во второй половине 2 тыс. до н.э. зафиксирован еще один своеобразный вид письменности: угаритская алфавитная клинопись (см. УГАРИТСКОЕ ПИСЬМО).

Благодаря раскопкам французской археологической экспедиции под руководством А. Шефера в Угарите (см. УГАРИТ) - древнем портовом городе, расцвет которого пришелся на 17-13 вв. до н. э. - был найден архив, состоявший из табличек, написанных на разных языках (угаритском, шумерском, аккадском, египетском, хеттском, хурритском). Угаритская клинопись оказалась своеобразной модификацией аккадского слогового письма: знаки угаритской клинописи, в отличие от аккадской, были не слоговыми, а алфавитными. Угаритские литературные тексты старше библейских и потому они являются важнейшим источником для изучения генезиса текстов Библии. Сходство между угаритскими текстами и библейской литературой прослеживается на уровне языковой и стилистической общности. Значение угаритских текстов особенно велико оттого, что они по сути являются единственными литературными памятниками древнего Ханаана, ибо литература финикийских городов практически не сохранилась.

Палестина и Египет

В третьей четверти 2 тыс. до н. э. Сиро-Палестинский регион стал испытывать очень сильное давление со стороны Египта: в 15 в. до н. э. большая часть региона попала под египетское владычество, а затем оказалась на пути египетских армий, сражавшихся с хурритами и - позднее, в 13 в. до н. э., - с хеттами. В результате количество крупных городов в Палестине сократилось. Пострадали Иерихон, Хеврон, Дан и ряд других центров, но многие города (Лахиш, Ашдод, Мегиддо, Асор и др.) продолжали существовать на протяжении всего периода египетского господства, а на побережье Средиземного моря благодаря активизировавшейся морской торговле даже появились новые центры.

В 1897 г. в Египте была сделана очень ценная находка: египетские феллахи случайно наткнулись на царский архив (см. АМАРНА), погребенный в песках Телль эль-Амарны (древнеегипетского Ахетатона - столицы Аменхотепа IV-Эхнатона (см. ЭХНАТОН) (1351-1334 гг. до н. э.), содержавший более трехсот клинописных табличек, на которых сохранилась переписка египетских царей (Аменхотепа III (см. АМЕНХОТЕП III) и Эхнатона) с вавилонскими, хеттскими, митаннийскими царями, а также сирийскими и палестинскими вассалами Египта. Эти бесценные документы являются главным источником сведений для реконструкции обстоятельств жизни в Палестине 15-14 вв. до н. э., когда она находилась под контролем египетских царей. Следует отметить, что амарнская переписка еще не знает племенных названий, которые могут быть отнесены к племенам еврейского круга. Названия трех таких племен (Израиль, Моав (см. МОАВ) и Эдом (см. ЭДОМ)) появляются лишь на памятниках XIX - начала XX династии (13-12 вв. до н. э.): Моав упоминается в текстах Рамсеса II (см. РАМСЕС II), Эдом - в рапорте военачальника времен Мернептаха (см. МЕРНЕПТАХ), Израиль - на знаменитой т. н. стеле Израиля также времен Мернептаха. При Рамсесе III вновь встречается упоминание Эдома.

С Египтом связана еще одна любопытная археологическая проблема - проблема локализации библейского города Питом, упоминающегося в Исх. 1:11. Этот город предположительно отждествляют с Телль эль-Масхутой - поселением в восточной части нильской дельты, древнее название которого было Пер-Атум («Дом Атума»). Однако археологических подтверждений этой гипотезы пока не найдено: общепринятая ныне датировка событий Исхода относит их середине 13 в. до н. э., а древнейшие следы пребывания евреев на территории Телль эль-Масхуты, согласно новейшим раскопкам, датируются рубежом 7-6 вв. до н. э.

Израиль и филистимляне

Последняя четверть 2 тыс.до н. э. - это начало железного века, которое в Палестине сопровождалось резкими этническими и культурными переменами: с севера и востока началось вторжение израильских племен, с запада - народов моря. Народ эгейского происхождения получил название филистимлян. Согласно Библии (Иер. 47:4, Ам. 9:7), филистимляне пришли с Кафтора (Крита), однако археологических доказательств этому до сих пор не найдено. Филистимляне завладели четырьмя ханаанейскими городами: Ашкелоном, Ашдодом, Гефом и Газой, пятый город - Екрон - был, по-видимому, ими основан. В 12-11 вв. характерная филистимская керамика зафиксирована на территории всего Ханаана, еще одной характерной особенностью филистимской культуры являются антропоидные керамические саркофаги. Собственный язык филистимлян неизвестен: вскоре после своего появления в Ханаане они усвоили ханаанейский диалект, а все известные филистимские боги имеют семитские имена.

Археологическая картина Исхода

В 12-11 вв. до н.э. в Палестине наблюдаются три сферы влияния: ханаанейская, филистимская и израильская. Археологические данные не позволяют говорить о едином сокрушительном вторжении израильских племен на территорию Ханаана. Ряд городов (Лахиш, Асор, Вефиль) действительно был разрушен, но во ряде случаев археологические данные противоречат библейским свидетельствам (Арад, Иерихон). Вероятно, заселение Ханаана израильтянами происходило постепенно и сопровождалось продолжительной серией войн против отдельных ханаанейских городов. Обнаружено значительное количество небольших израильских поселений, сосуществовавших с ханаанейскими и филистимскими городами. Сведений о культовых центрах крайне мало: в тех местах, где, согласно библейским текстам, должны были находиться алтари или святилища, как правило, ничего не сохранилось. Иногда встречаются памятники, отождествление которых затруднительно.

В целом культура оседлого Ханаана была выше культуры пришедших сюда израильских кочевых племен, и она оказала на них большое влияние. Так, ханаанейские традиции на протяжении описываемого периода сохранялись в керамике и металлообработке, а в городах, занятых израильтянами, господствовали прежние архитектурные каноны. Самостоятельная ветвь ханаанейской культуры в течение долгого времени продолжала существовать на средиземноморском побережье (территория современного Ливана), где она стала называться финикийской (вероятно, «Финикия» - это греческий эквивалент названия «Ханаан»), и сохраняла свой специфический облик вплоть до эпохи эллинизма.

Израильское царство и разделение

Короткий период единого Израильского царства (1000-925 гг. до н.э.) - время правления библейских царей Саула (см. САУЛ), Давида (см. ДАВИД (Иудея)) и Соломона (см. СОЛОМОН (Иудея)) - также слабо представлен археологическими памятниками. В Иерусалиме найдены остатки обводной стены, существовавшей в 10 в. до н. э., однако наиболее интересный памятник - храм Соломона, подробно описанный в 3-й Книге Царств, - для раскопок в настоящее время недоступен, поскольку расположен под мусульманской святыней, т. н. Куполом Скалы. Судя по описанию, храм Соломона имел несомненные прототипы в ханаанейской архитектуре, но по масштабу превышал ее известные образцы. Нет археологических данных и о дворце Соломона. Сооружения времен Соломона сохранились в Мегиддо (см. МЕГИДДО), Асоре и Гезере: там обнаружены монументальные шестикамерные ворота, сооруженные из обтесанных камней (в Гезере - из диких, но облицованных по фасаду) и укрепленные выступающими башнями. Единый тип монументальных сооружений, найденных в разных местах, свидетельствует о централизованном царском строительстве. Искусственные системы водоснабжения, найденные в ряде израильских городов, говорят о высоком развитии инженерного искусства и способности к организации больших масс населения, необходимых для создания подобных сооружений.

В 925 г. до н. э. единое царство распалось на две части: Израиль (Северное царство) со столицей в Самарии и Иудею (Южное царство) со столицей в Иерусалиме. Самария (см. САМАРИЯ) - первый город, основанный израильтянами на новом месте. Здесь обнаружены остатки застройки времен царей Амврия и Ахава, мощные оборонительные стены, а также клад декоративных костяных пластинок финикийского происхождения, возможно, - след построенного Ахавом «дома из слоновой кости» (3 Цар. 22:39).

Активная строительная деятельность велась также в Дане и Вефиле, ставших новыми культовыми центрами Северного царства, а также в Мегиддо, Асоре и Тирзе. В Асоре 9-7 вв. до н. э. насчитывается целых пять строительных фаз, отражающих серию разрушений города в ходе местных войн с Иудеей и внешних завоеваний, закончившихся ассирийским нашествием, три волны которого - в 732, 720 и 701 гг. до н. э. положили конец существованию Израильского царства. Его столица Самария сопротивлялась в течение двух лет, но в 720 г. (нашествие ассирийского царя Саргона II (см. САРГОН II)) город пал и в отдельных местах был разрушен полностью. Зафиксирована даже выемка камней из фундаментов его оборонительных построек. Позднее Самария была восстановлена и превращена в центр ассирийской провинции: археологические слои города, относящиеся ко времени после разгрома, резко отличаются от предшествующих, в них прослеживается сильное ассирийское влияние, свидетельствующее о смене доминирующей культуры. В Мегиддо и Асоре, судя по обилию ассирийской керамики, были размещены гарнизоны завоевателей.

Иудея также подверглась ассирийскому нашествию, но устояла и продолжала существовать как самостоятельное государство еще более столетия. В Иудее среди прочих городов резко выделялся Иерусалим: его площадь более чем в 7 раз превышала площадь Лахиша, второго по величине города Южного царства. В Иерусалиме были возведены новые оборонительные стены и сооружен Силоамский водопроводный туннель - настоящее чудо инженерного искусства той эпохи, - позволявший в любых условиях обеспечивать город водой из источника Гихон. Благодаря этому Иерусалим устоял во время нашествия Синахериба (см. СИНАХЕРИБ) в 701 г. до н. э., в результате которого было окончательно уничтожено Израильское царство и разрушен ряд городов Иудеи, в т. ч. Лахиш. Осада и штурм Лахиша подробно изображены на рельефах дворца Синахериба в Ниневии (см. НИНЕВИЯ). Археологические слои города, соответствующие этому разгрому, очень информативны и сочетаются с библейскими текстами. Здесь была найдена осадная насыпь ассирийцев, большие слои золы и многочисленные наконечники стрел.

Важным поселением Иудеи в 8 в до н. э. был Арад - крепость, защищавшая пути к Красному морю и Эдому. Здесь было найдено множество остраконов, большую часть которых составляют письма из архива военачальника, командовавшего крепостью. Эти остраконы представляют собой самую большую и информативную группу письменных источников, освещающих конец эпохи Первого храма.

Плен и эпоха Второго храма

Иудейское царство пало в 586 г. до н. э. под ударами вавилонского царя Навуходоносора (см. НАВУХОДОНОСОР II). Вавилонское вторжение в Иудею, как и более раннее ассирийское вторжение, уничтожившее Израиль, шло несколькими волнами: в ходе первого и второго вторжений 598 и 588 гг. до н. э. дважды был разгромлен многострадальный Лахиш. После этого он уже не возрождался как значительный центр. В 588 г. началась осада Иерусалима, длившаяся 18 месяцев. В конце осады произошел обвал системы террас, опиравшихся на нижние стены города. Обрушившиеся камни были впоследствии частично использованы при сооружении новых стен. В результате этой военной кампании Навуходоносора значительная часть населения Иудеи была переселена на территорию Вавилонской империи.

Вавилон (см. ВАВИЛОН) времен Навуходоносора в течение 18 лет (1899-1917 гг.) изучала немецкая экспедиция под руководством Р. Кольдевея (см. КОЛЬДЕВЕЙ Роберт). Здесь был найден фундамент зиккурата Этеменанки, послужившего прообразом библейской вавилонской башни (см. ВАВИЛОНСКОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ), храмы Мардука, Иштар, Набу, Нинурты и др. вавилонских богов, Дорога Процессий, знаменитые ворота Иштар, остатки моста через Евфрат, царские дворцы и множество жилых домов, представлявших собой комплексы помещений, возводившиеся вокруг внутреннего двора. Древние слои этого знаменитого города, многократно упоминающегося в Библии, оказались недоступны для археологических раскопок из-за высокого уровня грунтовых вод.

В результате вавилонского вторжения и пленения значительной части населения Иудеи последовательное развитие еврейской культуры было пресечено, хотя вавилонское пленение длилось всего несколько десятилетий - до 539 г. до н. э., когда основатель Персидской империи Кир Великий (см. КИР II Великий) сокрушил Вавилон и разрешил евреям вернуться на родину. После возвращения изгнанников храм был восстановлен, а оборонительные стены Иерусалима заново отстроены. Все эти события относятся ко времени последних пророков Ветхого Завета. Период Второго храма представляет собой уже новую эпоху и с исторической, и с археологической точки зрения.

Полезные сервисы