Енисе́йские языки́ -
группа языков, распространённая в Сибири вдоль Енисея (иногда по
наиболее известному из Е. я. группа называется кетской, но это менее
точно). По давней традиции, Е. я. считаются изолированными языками
среди других языковых семей Евразии. По соображениям
этноисторического характера некоторые учёные относят Е. я. к палеоазиатским языкам. В разное время эти
языки (а именно кетский) сравнивали с языками
Юго-Восточной Азии, Кавказа, с такими изолированными языками, как баскский, бурушаски, даже с
языками американских индейцев. Наиболее
перспективна точка зрения, согласно которой Е. я. генетически связаны
как с тибето-бирманскими языками, так
и с нахско-дагестанскими языками
(С. А. Старостин).
Из Е. я. живыми являются кетский и сымский
(самоназвание - югский) языки; на последнем говорит всего несколько
человек. Ранее сымский рассматривался как один из двух (наряду с
имбацким) основных диалектов кетского языка.
Другие Е. я. относятся к мёртвым: коттский
(в середине 19 в. на нём ещё говорило несколько человек), аринский и
пумпокольский, последние сведения о существовании которых относятся
ко 2‑й половике 18 в., ассанский, близкий к коттскому как диалект одного
языка. Кроме того, енисейскоязычными, видимо, были ястынцы, яринцы,
бохтинцы, население верховьев реки Кеть, отчасти бачатские телеуты
(ашкиштимы) и койбалы, или койбалкиштимы, от которых или дошли
отдельные слова в записях 18 в., или ничего не сохранилось. Влияние
Е. я. обнаруживается в соседних тюркских (хакасском, тувинском,
особенно у тувинцев-тоджинцев, и других) и некоторых вымерших самодийских языках (прежде всего в камасинском) этого ареала. Характерно, что
население, утратившее Е. я., нередко переходило сначала на самодийскую,
потом на тюркскую и, наконец, на русскую
речь.
Территория распространения современных Е. я. охватывает
среднее течение Енисея от реки Курейка на севере до рек Елогуй и
Подкаменная Тунгуска на юге (кеты) и несколько южнее - бассейн реки Сым
(сымские кеты, или юги). Вымершие Е. я. располагались по Енисею дальше к
югу: коттский к востоку от Енисея, севернее реки Кан, ассанский - к югу
от коттского, пумпокольский - в верховьях реки Кеть, аринский - к северу
от Красноярска. О более древнем ареале Е. я. и их диалектном членении
можно судить по гидронимическим данным (прежде всего по различным формам
слова, обозначающего реку: кет. ‘сес’, котт. ‘шет’/‘чет’, арин. ‘сет’,
пумпокольское ‘тет’, ассан. ‘ул’ - букв. ‘вода’). Гидронимы этого типа
распространены на обширной территории от Курейки на севере до Алтая и
истоков Енисея на юге и от Иртыша (в районе реки Тара) на западе до реки
Бирюса на востоке. Учитывая относительно позднее передвижение кетов в
северные широты и наличие разных Е. я. в верховьях Енисея, правдоподобно
заключение о более южном распространении Е. я. в прошлом и о характерных
связях носителей Е. я. с древними культурами Саян и Центральной
Азии.
Кетский язык (в значительно меньшей мере - сымский) известен по
записям текстов мифологического, фольклорного, бытового содержания.
У большинства Е. я. известны главным образом фонетические особенности и несколько сотен слов;
о грамматическом строе можно судить на основании кетского и - в меньшей
мере - сымского и коттского. Поэтому типологическая характеристика Е. я.
ориентируется на частичный материал.
Среди важных фонетических черт Е. я. - наличие гортанной смычки
(среди смычных и, возможно, щелевых), увулярных и имплозивных согласных, ограниченное развитие оппозиции звонкость - глухость, появление
оппозиции твёрдость - мягкость в северной части ареала Е. я.,
относительно простая схема дистрибуции звуков
(в начальной позиции - только одиночный гласный
или согласный, в конечной - V или C, CC и в виде исключения - CCC, ср.
кет. okşn ‘стерляди’; в середине слова встречаются сочетания VV и CC
и даже CCC), простой набор слоговых типов (V,
VC, CV, CVC, CCVC, CVCC), разноместное фонологическое ударение
(ср. в кет.: úļdiş ‘капля’, но uļdíş ‘капли’), наличие четырёх тонов в зависимости от регистра мелодии,
уровня и распределения интенсивности, длительности и фарингализации (по сымским данным).
Морфология Е. я. характеризуется
относительной простотой и регулярностью системы имён и исключительной
сложностью глагольной системы. Для существительных характерны категории рода, числа, падежа и притяжательности (особое притяжательное
склонение). Категория рода хранит отчётливые следы старой системы именных классов; так, в некоторых кетских
говорах выделяются 4 класса: 1) разумный,
активный (= мужской), 2) разумный, неактивный (= женский),
3) неразумный, активный (некоторые сакрально отмеченные предметы,
например дерево, крест и т. п.), 4) неразумный, неактивный (= вещный),
хотя в большинстве говоров утвердилась система трёх классов (мужской,
женский, вещный). Падежная система двухслойная: так называемый общий
падеж имеет форму, которая является базой для всех падежей включая
родительный падеж; сам же родительный падеж служит базой для построения
падежей своей собственной подсистемы - винительный, дательный, местный,
отложительный, назначительный (нередко трактуемый как винительный
падеж). Помимо названных, существуют падежи, нередкие и для других
языков этого ареала: лишительный, продольный (просекутив),
совместно-орудный, местно-временной, местно-личный; иные из этих форм
ещё не стали полноправными членами падежной парадигмы.
Прилагательные в составе сказуемого образуют особые лично-предикативные
формы, обладающие временны́м значением. Притяжательные местоимения имеют атрибутивную и предикативную
формы. Числительные хранят следы старой
семеричной системы, что также связывает Е. я. с рядом других языков
этого ареала. В глаголе существенны категории лица, числа, класса, времени, наклонения, переходности/непереходности, способа действия (вида); различаются формы состояния и формы
действия. Субъектно-объектные отношения в глаголе, как и ряд других
категорий, выражаются аффиксами, которые могут
находиться в середине, начале и конце слова; внутренняя флексия сочетается с агглютинативным принципом, широко
распространённым в соседних языках. В глаголе отмечены явления,
близкие к эргативности; особую роль играют формы
3‑го лица. Со словообразовательной точки
зрения существенно различение у глаголов простых и сложных, прерывных
(прерываемых инфиксами) и непрерывных основ и учёт места основы и деривационных морфем в
структуре слова. Инфинитив, будучи сказуемым,
принимает лично-предикативные показатели и передаёт временны́е
значения.
В целом для Е. я. характерны тенденции к полисинтетизму.
В грамматическом отношении Е. я. входят вместе с рядом самодийских, тунгусо-маньчжурских, тюркских и монгольских (отчасти угорских) языков в состав енисейского языкового
союза. Лексика Е. я. богата заимствованиями из самодийских, тюркских и русского
языков.
На основании сравнения данных живых и мёртвых Е. я. восстанавливается
общеенисейский («праенисейский») словарь (в его ядре) и,
следовательно, звуковая система праенисейского языка и серии
фонетических соответствий между Е. я. Можно полагать, что праенисейский
язык имел несколько ветвей. Во всяком случае, преимущественную
близость обнаруживают кетский и югский, аринский и пумпокольский,
коттский и ассанский. Кажется, можно говорить о некоторой
дифференциации между западной и восточной частями общеенисейского
языкового ареала.
Опыт введения кетской письменности в начале
30‑х гг. 20 в. (букварь, составленный Н. К. Каргером) не получил
развития; во 2‑й половине 80‑х гг. разрабатывается новая
письменность.
Данные о коттском, аринском, пумпокольском и ассанском языках
содержатся в записях учёных 18 в. (Ф. Ю. Страленберг, Г. Ф. Миллер,
И. Э. Фишер, П. С. Паллас). Пионером в научном изучении Е. я. был
М. А. Кастрен, давший первое описание кетского и коттского языков.
Значительный вклад в изучение Е. я. и в установление их связей с
другими языками внесли Г. Й. Рамстедт, К. Доннер, Э. Леви, Каргер,
К. Боуда, О. Тайёр, Г. К. Вернер. Особо следует отметить труды
А. П. Дульзона и Ю. А. Крейновича, открывшие новый этап в изучении
истории енисейцев и строя Е. я., а также работы С. А. Старостина по реконструкции и генезису Е. я.
Дульзон А. П., Былое расселение кетов по данным топонимики,
в сб.: Вопросы географии, сб. 58, М., 1962;
его же, Кетский язык, Томск, 1968;
Крейнович Е. А., Кетский язык, в кн.: Языки народов СССР,
т. 5, Л., 1968;
его же, Глагол кетского языка, Л., 1968;
Кетский сборник, М., 1968; то же, М., 1969; то же, Л., 1971;
Топоров В. Н., Заметки по лингвистической географии Енисея,
в кн.: Лингвотипологические исследования, в. 1, ч. 1, М., 1973;
Старостин С. А., Праенисейская реконструкция и внешние
связи енисейских языков, в кн.: Кетский сборник, Л., 1982;
Вернер Г. К., Типология элементарного предложения в
енисейских языках, «Вопросы языкознания», 1984, № 3;
Castrén M. A., Versuch einer
jenissei-ostjakischen und kottischen Sprachlehre, St.-Petersburg,
1858;
Ramstedt G. I., Über den Ursprung der
sogenannten Jenissei-Ostjaken, «Journal de la
Société Finno-Ougrienne», 1907,
Bd 24;
Donner K., Über die Jenissei-Ostjaken und
ihre Sprache, там же, 1950, Bd 44;
его же, Ketica, [t. 1-2], Hels.,
1955-58;
Bouda K., Die Sprache der Jenissejer.
Genealogische und morphologische Untersuchungen, «Anthropos», 1957,
Bd 52;
Tailleur O. G., Un îlot basco-caucasien en
Sibérie: les langues iénisséiennes, «Orbis», 1958, t. 7.
В. Н. Топоров.
