ЛИЧНОСТЬ
I.
Из истории слова «личность» в русском языке до середины XIX в.
1. В русское слово личность влились многие из тех значений и смысловых оттенков, которые развивались в разных европейских языках у многочисленной группы слов, восходящих к латинским persona и individuum, к греческим πρóσωπον и áτομον . Слово личность, имеющее яркую окраску русского национально-языкового строя мысли, содержит в себе элементы интернационального и, прежде всего, европейского понимания соответствующего круга идей и представлений о человеке и обществе, о социальной индивидуальности в ее отношении к коллективу и государству. Слово личность, так же как и западноевропейские Person, Persönlichkeit, Individualität, personalité, individualité, personality, individuality, person и т. д., выдвигалось как своеобразный термин и лозунг в разных философских и общественно-политических системах и направлениях XIX и XX столетий121.
2. В древнерусском языке до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы, хотя отдаленно, современным представлениям и понятиям о личности, индивидуальности, особи. В системе древнерусского мировоззрения признаки отдельного человека определялись его отношением к богу, общине или миру, к разным слоям общества, к власти, государству и родине, родной земле с иных точек зрения и выражались в других терминах и понятиях. Конечно, некоторые признаки личности (например, единичность, обособленность или отдельность, последовательность характера, осознаваемая на основе тех или иных примет, сконцентрированность или мотивированность поступков и т. д.) были живы, очевидны и для сознания древнерусского человека. Но они были рассеяны по разным обозначениям и характеристикам человека, человеческой особи (человек, людие, ср. людин,лице, душа, существо и некоторые другие). Общественному и художественному сознанию древнерусского человека до XVII в. было чуждо понятие о единичной конкретной личности, индивидуальности, о самосознании, об отдельном человеческом «я» как носителе социальных и субъективных признаков и свойств (ср. отсутствие в древнерусской литературе жанра автобиографии, повести о самом себе, приемы портрета и т. п.).
3. Развитие и дифференциация тех признаков и представлений, которые в начале XIX в. нашли выражение в слове личность, в русском литературном языке XVII и XVIII вв. не имели концентрированного и адекватного выражения в каком-нибудь одном слове, одном термине.
Слова персона и особа, вошедшие в русский литературный язык XVI - XVII вв., не обозначали индивидуального строя и внутренних, моральных прав и склонностей человеческой особи122. Они выражали лишь официальное положение лица, его общественно-политическую или государственную неприкосновенность и важность (ср. связанные с основой osob- обозначения личности в западнославянских языках: польское osobistość, чешское osobnost.
4. Изучение истории слова личность должно считаться с тем изображением процесса формирования личности, которое предложено К. Марксом во «Введении к критике политической экономии»: «Чем больше мы углубляемся в историю, тем в большей степени индивидуум, а следовательно и производящий индивидуум, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому: сначала еще совершенно естественным образом он связан с семьей и с семьей, развившейся в род; позднее - с общиной в различных ее формах, возникшей из столкновения и слияния родов. Лишь в XVIII веке, в "гражданском обществе", различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для ее частных целей, как внешняя необходимость. Однако эпоха, которая порождает эту точку зрения - точку зрения обособленного одиночки, - есть как раз эпоха наиболее развитых общественных (с точки зрения всеобщих) связей» 123.
5. Слово личность образовано как отвлеченное существительное к имени прилагательному личный, обозначавшему: `принадлежащий, свойственный какому-нибудь лицу'. Это слово сформировалось не ранее второй половины XVII в. В русском литературном языке XVIII в. слово личность употреблялось в следующих значениях:
1) личные свойства кого-нибудь, особенность, свойственная какому-нибудь лицу, существу (ср. в языке Тредиаковского);
2) привязанность, пристрастие, любовь к себе, самость, эгоизм;
3) отношение к физическому или социальному лицу;
4) личное пристрастие к кому-нибудь;
5) оскорбительный намек на какое-нибудь лицо.
6. В конце XVIII в., в связи с развитием стилей сентиментализма, начинает все острее и глубже осознаваться в употреблении слова личность значение: `индивидуальные, личные свойства кого-нибудь, личное достоинство, самобытность, обнаружение личных качеств и ощущений, чувств, личная сущность' (ср. в языке Карамзина, в русских переводах сочинений Жан-Жака Руссо и т. д.).
7. С начала XIX в. употребляются в русском литературном языке европеизмы: индивидуум, индивидуй,индивидуальность и калька неделимое (individuum, фр. individu). Наряду с этими выражениями для обозначения представления о личности употребляются также слова, полученные в наследство от русского литературного языка XVIII в.: существо, лицо, создание, человек, характер и некоторые другие.
Только в20-30-х годах XIX в. в русском литературном языке вполне сформировалось в слове личность значение: `монада, по-своему, единственно ей свойственным образом воспринимающая, отражающая и создающая в себе мир'. Складываются антиномии личностного, индивидуального, неделимого и общего или общественного. С понятием о личности связывается представление о внутреннем единстве, неделимости и цельности отдельного человеческого существа, о его индивидуальной неповторимости.
8. На применение значений слова личность в общелитературном языке оказали громадное влияние философские учения, философское словоупотребление 20-40-х годов (ср. употребление слова личность в языке И. В. Киреевского, Н. В. Станкевича, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и др.). Ср. в письме В. Г. Белинского В. П. Боткину от 4-5 октября 1840 г.: «"Да здравствует разум, да скроется тьма!" - как восклицал великий Пушкин. Для меня теперь человеческая личность выше истории, выше общества, выше Человечества. Это мысль и дума века!» (Западники 40-х годов, с. 154). Или в письме от 1 марта 1841 г.: «...судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира и здравия китайского императора (т. е. Гегелевской Allgemeinheit» (там же, с. 160).
9. В языке русской художественной и публицистической литературы 40-х годов, а также в интеллигентской речи этого времени слово личность выступает как выражение центрального понятия мировоззрения. С точки зрения этого понятия в 40-е годы пересматриваются исторические, художественные, этические концепции (ср. знаменитую статью К. Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней России» 1846 г. (Кавелин. Собр. соч., 1, СПб., 1897, с. 5-66); диссертацию К. С. Аксакова «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» 1846 г. и др. под.).
10. В русском литературном языке 40-50-х годов особенно рельефно выступают три оттенка в употреблении слова личность:
1) человеческая индивидуальность с ее внутренней стороны, индивидуальное или собирательное «я» в качестве носителя отличительных, неповторимо сочетающихся духовных свойств и качеств;
2) человек как социальная единица, как субъект гражданских прав и обязанностей - в его отношении к обществу;
3) отдельное, обособленное существо, определяемое по внешним, индивидуальным приметам.
11. В то время как в стилях публицистической и общественно-политической литературы 60-х годов слово личность наполняется новым социальным, прогрессивно-демократическим содержанием (ср. «развитая личность», «мыслящая личность», «светлая личность» и т. п.), в обиходной разговорной речи оно расширяет свое значение до общего, неопределенно-местоименного указания на единичного человека как на тип, характер (разговорные синонимы: персонаж, тип, субъект).
II.
[Материалы к истории слова личность]
1.
Изучение истории слова, которое, бытуя в общем народном языке, вместе с тем имеет и другую, более ограниченную сферу профессионального употребления, а также проходит через своеобразную логическую обработку как научный термин, сопряжено с величайшими трудностями. Это в особенности применимо к такому слову, как русское слово личность. Ведь в это слово влиты многие из тех значений и смысловых оттенков, которые развивались в разных европейских языках у богатой группы слов, восходящих к латинским словам persona и individuum, к греческим πρóσωπον и 〆 τομον и производным от них. Слово личность, имеющее яркую окраску русского национально-языкового строя мысли, в то же время содержит в себе элементы интернационального и - прежде всего - европейского мышления. Кроме того, слово личность, так же как и соответствующие западноевропейские, выдвигалось как своеобразный термин и лозунг в разных философских и общественно-политических системах и направлениях XIX и XX столетий. И это все не могло не оставить следов на употреблении слова личность в общерусском языке.
Кроме того, - и это самая главная и почти непреодолимая трудность, - такое знаменательное слово, как личность, тысячью смысловых нитей связано с разными другими словами, с разнообразными элементами семантической системы русского языка в ее историческом развитии. И - при современном состоянии науки о значениях - нет никакой возможности охватить все семантическое поле слова личность в его истории.
Наконец, личность принадлежит к тем отвлеченным словам с очень общим значением, которые легко в бытовой речи превращаются в номенклатурные фикции. «Если меня не спрашивают, то я знаю», - ответил блаженный Августин на вопрос, что такое время. Так же может ответить большая часть из нас на вопрос о том, что такое личность. Проф. Л. И. Петрожицкий справедливо заметил: «В области называния психических явлений нет возможности взаимного выяснения и фиксирования объекта называния путем показывания или иных средств наблюдательного удостоверения. Вследствие этого здесь согласование и фиксирование называния неизбежно связано с элементом гадательности, с бесчисленными недоразумениями и вообще с такими осложнениями и затруднениями, которые исключают возможность такого успеха в выработке системы имен с однообразными для всех, более или менее резко очерченными, областями и границами применения, какой возможен в сфере физических объектов» 124.
В слове личность современный русский язык различает три основных значения:
1. Отдельное человеческое я, человеческая индивидуальность как носитель своеобразных социальных и субъективных признаков и свойств. Например, личность Пушкина; уважение к чужой личности; неприкосновенность личности и т. п.
2. Человек с точки зрения черт его характера, поведения, общественного положения: светлая личность, темная, подозрительная личность, благородная личность, редкая личность и т. п. Это значение иногда расплывается и синонимически уравнивается с общим значением слова человек (ср.: в углу сидело несколько личностей в лохмотьях).
3. Человек как субъект права и как гражданское лицо. Например, удостоверение личности, опознать личность убитого, для выяснения личности и т. п.
Кроме того, в современной речи сохраняются единичные осколки старинного употребления слова личность в значении `намек на определенное лицо' (напр.: прошу без личностей). В вульгарном или шутливом просторечном употреблении слово личность иногда выступает также как синонимическая замена слов лицо, физиономия (ср. у Гоголя в «Мертвых душах» (гл. 2): «...рука... так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя...»).
Наконец, в несколько архаическом индивидуальном стиле слово личность иногда значит то же, что индивидуальный характер, индивидуальное, личное содержание. Например, в статье Н. В. Шелгунова «Переходные характеры»: «Несмотря, однако, на кажущуюся личность тогдашнего человеческого достоинства, оно было скорее стадным, чем личным...» (Шелгунов, Воспоминания, с. 257).
Объем термина личность в его основном употреблении очень широк. В нем заметны значительные колебания в зависимости от сферы его применения и от социальной или индивидуальной идеологии. То понятие личности наполняется широким социальным содержанием, то сближается с юридическим понятием лица, то оно приобретает яркий психологический или даже философско-метафизический отпечаток. В. Штерн125 давал такое определение личности: «Личность есть такое сущее, которое, несмотря на множественность своих частей, образует реальное, своеобразное и самоценное единство и, в качестве такового, несмотря на множественность своих частичных функций, осуществляет единую целестремительную самодеятельность. Вещь есть контрадикторная противоположность личности. Она есть такое сущее, которое, состоя из многих частей, не обладает реальным, своеобразным цельным единством и, выполняя многие частичные функции, не осуществляет никакой единой целестремительной самодеятельности. Противоположность личности и вещи ярче всего сказывается в различном отношении их к понятию тождества. Личность структурна, целостна, неделима, неповторимо своеобразна, динамична и вместе с тем самотождественна». О самотождестве личности, о тождестве личного сознания или самосознания в разные времена много писалось разными философами. «...Нумерическое тождество есть глубочайшая и, можно сказать, единственная характеристика живой личности» (П. Флоренский. Столп и утверждение истины, М., 1914, с. 82). Тождество личности устанавливается «чрез единство самопострояющей или самополагающей ее деятельности». В деятельности личность формируется и проявляется. «...О двух вещах никогда нельзя в строгом смысле слова сказать, что они - "тождественны"; они - лишь "сходны", хотя бы даже и "во всем"..., лишь подобны друг другу, хотя бы и по всем признакам. Поэтому, тождество вещей может быть родовым, генерическим, по роду (identitas genecifica, ταντóτηѕ τω `íδεı ), или видовым, специфическим, по виду (identitas specifica), одним словом - признаковым по тому или иному числу признаков, включая сюда совпадение по трансфинитному множеству признаков и даже, - предельный случай, - по всем признакам, но все же - не нумерическим, не числовым, не по числу (identitas numerica, ταωτóτηѕ κατ ' αριθμóν ).
Понятие о числовом тождестве неприложимо к вещам: вещь может быть лишь "такая же" или "не такая же", но никогда - "та же" или "не та же". Напротив, о двух личностях, в сущности говоря, нельзя говорить, что они "сходны", а лишь - "тождественны" или "нетождественны". Для личностей, как личностей, возможно или нумерическое тождество их, или - никакого. Правда, говорят иногда о "сходстве личностей", но это - неточное словоупотребление, так как на самом-то деле при этом разумеется н е сходство личностей, а сходство тех или иных свойств их психофизических механизмов, т. е. речь идет о том, что, - хотя и в личности, - но - не личность. Личность же, разумеемая в смысле чистой личности, есть для каждого Я лишь идеал, - предел стремлений и самопостроения» (там же, с. 78-79).
В личности предполагается внутреннее единство духовной структуры и образа действий, мыслей, побуждений, психического склада, несмотря на все разнообразие, на всю противоречивость жизненных проявлений индивидуального характера. «...В реальной жизни личности, - пишет проф. С. Л. Рубинштейн, - все стороны ее психического облика, переходя друг в друга, образуют неразрывное единство.
Это единство общего психологического облика человека носит всегда более или менее ярко выраженный индивидуальный характер» (С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии, М., 1940, с. 517). Поэтому личность в отличие от вещи - не может быть рассматриваема как совокупность признаков. В понятии личности диалектически соприсутствуют идеальное представление об абсолютной целостности индивидуального существа и об эмпирических колебаниях, иногда даже как бы разрывах структурного единства личности. Реальное единство личности разнообразно и противоречиво. Но, понятно, лишь неточности бытового языка обязаны такие характеристики: «Каждый человек... не только не похож на других людей, но иногда он не похож на самого себя» (там же, с. 517). Свойства личности, ее направленность и тенденции - со всем их многообразием и во всех их противоречиях - не только динамически раскрываются в процессе становления и самоутверждения личности, но они потенциально уже заложены в структуре личности, как сюжетный стержень ее жизненной драмы. По словам С. Л. Рубинштейна, «В действительности личность и ее психические свойства одновременно и предпосылка и результат ее деятельности» (там же, с. 518).
2.
Со словом личность синонимически сближается интернациональное слово индивидуальность. Сверх значения свойства, соотносительного со значениями прилагательного индивидуальный или существительного индивидуум, в слове индивидуальность различаются более или менее отчетливо два основных значения:
1. Совокупность характерных, более или менее ярких, особенностей и свойств, отличающих один индивидуум от другого (напр.: Он человек совсем безличный, без всякой индивидуальности. Ярко выраженная индивидуальность).
2. Единичная личность, отдельное существо как обладатель, носитель своеобразных особенностей, свойств (напр. Защита человеческой индивидуальности) (Ушаков, 1, с. 1202).
Гораздо более далеки от слова личность значения слова индивидуум, которое в бытовой речи сближается с некоторыми значениями слов лицо и человек. Индивидуум - это 1) в биологии: самостоятельно существующая особь, отдельный животный организм или растение; 2) в общем языке: человек, рассматриваемый как самостоятельная особь, как отдельная единица среди других людей и 3) в разговорно-шутливом употреблении: субъект, некто («Ко мне подошел какой-то индивидуум в синих очках» и т. п.).
Акад. А. С. Лаппо-Данилевский так раскрывает это содержание термина индивидуальность: «Понятие об индивидуальности есть понятие о некоем единстве своеобразия, характеризуемом известною совокупностью признаков и, значит, не заменимым другим каким-либо комплексом в его значении. Понятие об индивидуальности характеризуется богатством своего содержания и ограниченностью своего объема; оно содержит множество представлений о разнообразных элементах конкретной действительности, объединяемых в одну совокупность, что отражается и в словоупотреблении: под индивидуальностью, в более частном значении слова, можно разуметь и личность, и событие, и социальную группу, и народ, в той мере, в какой они отличаются от других личностей, событий, социальных групп, народов и т. п.» 126.
Слово индивидуальность чаще всего связывается с выражением более высоких и более ярких качеств личности. «Всякий человек является личностью, сознательным субъектом, обладающим и известным самосознанием; но не у каждого человека те качества его, в силу которых он осознается нами как личность, представлены в равной мере, с той же яркостью и силой. В отношении некоторых людей именно это впечатление, что в данном человеке мы имеем дело с личностью в каком-то особенном, подчеркнутом смысле этого слова, господствует над всем остальным. Мы не смешаем этого впечатления даже с тем очень близким, казалось бы, к нему чувством, которое мы обычно выражаем, говоря о человеке, что он индивидуальность. "Индивидуальность" говорим мы о человеке ярком, т. е. выделяющемся известным своеобразием. Но когда мы специально подчеркиваем, что данный человек является личностью, это означает еще нечто большее и другое. Личностью в подчеркнутом, специфическом смысле этого слова является человек, у которого есть свои позиции, свое ярко выраженное сознательное отношение к жизни, мировоззрение, к которому он пришел в итоге большой сознательной работы. У личности есть свое лицо» (С. Л. Рубинштейн. Указ. соч., с. 566).
Учение о великой индивидуальности, или о гении, как известно, своеобразно развивалось и В. Гумбольдтом в статье «О задаче историка» 127.
Этот оттенок слова индивидуальность сложился в начале XIX в. не без влияния искусства западноевропейского романтизма, когда царил культ высших по натуре индивидуальностей. [Следует] напомнить учение Фихте об «идеальной индивидуальности или, как правильно называют это, об оригинальности» - die ideale Individualität order, wie es richtiger heißt, die Originalität Свободная деятельность нашего «я» проявляется [по Фихте] в каждом отдельном индивидууме, но в ему одному присущем и ни одному другому индивидууму не доступном виде; это и образует «индивидуальный характер высшего определения» личности (Ср.: А. С. Лаппо-Данилевский. Указ. соч., с. 192).
Ср. у Пушкина в повести «Барышня-крестьянка» - об уездных барышнях: «...но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность, (individualité), без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого величия».
3.
В древнерусском языке до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы - хотя бы отдаленно - представлениям и понятиям о личности, индивидуальности, особи. Для обозначения единичной особи человеческого рода в древнерусском языке употреблялись слова человѣкъ (мн. человѣци) и людинъ (мн. людие - люди). Разница между человек и людин состояла в том, что человек было общим термином и обозначало разумное существо в противоположность животному. Между тем слово людин имело социальную окраску. Оно применялось к представителям низших и средних классов общества и противопоставлялось, с одной стороны, обозначениям знати (мужъ и т. п.) и, с другой стороны, служителей церкви128, клириков. Пережитки этого древнего значения людин могут быть обнаружены в сложном слове простолюдин (мн. простолюдины). Другой - народной формой того же слова является простолюдим (ср. нелюдим), употребительное в русском литературном языке XVIII - начала XIX в. Древнерусский эквивалент этого термина - простълюдинъ. Наряду с людинъ - люди, но гораздо реже, в древнерусском языке, преимущественно в памятниках церковного права, употреблялись формы люжанинъ,люжане, возникшие под влиянием слов на -анин (типа горожанин). В настоящее время из всех славянских языков только в украинском сохранился ансамбль форм - люди́на, лю́де - для обозначения человеческой особи независимо от пола, причем древняя социальная окраска этого слова стерлась, ограничения его употребления кругом низших и средних классов утрачены. В связи с этой потребностью расширенного употребления слова людинъ - люди ко всякому человеческому существу как мужского, так и женского пола находится изменение формы мужского рода людинъ в форму общего рода людина. Вообще же здесь произошло приспособление формы с единичным значением - людинъ, людина к форме со значением коллективности, собирательности людие - люди, форме, не связанной с различиями рода - пола. Таким образом, в истории этих слов отражается влияние категории коллективности, собирательности на категорию единичности, а не наоборот. Между тем, в понятии личности, индивидуальности признак единичной неповторяемости очень существенен. Это - лишнее подтверждение того факта, что понятие личности древнерусскому мировоззрению было чуждо. В большей части славянских языков, в том числе и в русском, произошло объединение слов и форм человек - люди. В старославянском языке соотносительно со словом человек употреблялось в коллективном значении слово чѧдь (*čędь). Слово чадь встречается и в древнерусских текстах, но почти исключительно в значении `компаньоны, окружающие, антураж' (Срезневский, 3, с. 1470). Известно, что в украинском языке слово чоловiк и теперь обозначает, с одной стороны, лицо мужского пола, в частности мужа, а с другой стороны, применяется в конструкциях с числительными для обозначения числа животных: шiсть чоловiка вовкiв (Гринченко, Сл. укр. яз., т. 4, с. 469)129. Можно думать, что отвлеченное значение слова человекъ - homo sapiens сложилось в русском языке не без влияния общелитературного старославянского языка. В дальнейшем развитии языка слово человек приобретает, с одной стороны, яркую социальную окраску, сужая свое значение и становясь обозначением крепостного, слуги и т. п. (ср. человек из ресторана и т. п.), а с другой стороны, подобно французскому personne, получает обобщенное местоименное значение.
КXV - XVI вв. в слове человек развивается отвлеченное значение, близкое к значению неопределенного или отрицательного местоимения. Любопытно сопоставить две редакции «Жития Александра Невского». Автор XIII столетия восклицает: «О горе тебѣ, бедный человѣче, како можеши написати кончину господина своего! Како не упадета ти зѣници вкупѣ со слезами? Како же не урвется сердце твое оть коренiя? Отца бо оставити человѣкъ можеть, а добра господина не мощно оставити; аще бы лзѣ - и въ гробь бы лѣлъ съ нимь» (ПСРЛ, V, 5).
Автор XVI в. пишет в таком отвлеченно-риторическом стиле: «Ужасно бѣвидѣти, яко въ толицѣ множествѣ народа не обрѣсти человека, не испустивша слезь, но вей со восклицанiемъ рыдающе глаголаху: увы намь, драгiй господине нашь!» (Степенная книга, 1, с. 372-373) (Милюков, 1, с. 172, примеч.).
Может показаться, что с понятием личности было связано или соприкасалось с ним слово лице. В древнерусском языке слово лице выражало более разнообразные значения. Чаще всего лице обозначало переднюю часть головы (ср. в «Поучении Владимира Мономаха»: «Како образи разноличнии въ человѣческыхъ лицихъ»), реже одну сторону этой части (ср.: «Аще тя кто ударить по лицю, обрати ему другое». - Пролог XV в., сент. 19), `перед вообще или наружную, переднюю сторону предмета' («...Обратися икона лицемъ на градь...». - Пск. 1 Летоп., 6677 г.), `образ, вид' («Не имѣше лица, ни лѣпоты, нъ лице его бечьстьно и охудѣло» (ε 〬 δος , speciem). Иппол. Антихр. 44); `личину, цвет, краску' («Масть, рекше лице» - Иоанн Екз.;«Вѣтви его бѣаху всѣми лици» - ποíκιλοι . Жит. Андр. Юр. XXIV, 91); `породу' («показу ютъ ему мраморы и каменiе оть различныхъ лицъ, и... глаголютъ, которымь лицамъ велить быти держава твоя гробу твоему». - Игн. Пут.), в судебном языке - `поличное' (в Русской Правде по Син. сп.: «Оже не будеть лица тьгда датi ему железо из нѣволѣ до полугривны золота»), в грамматической терминологии - форму глагола.
Реже слово лице соответствовало значениям латинск, региона, греч, προ 'οωπον . Ср. в «Пандектах Никона»: «Еи стыдящеся лиць сильныхъ» (29). Ср. личныи: Лицная часть наричаемыи нось» (Пал. XIV в.), «Красота личнаѧ(Сказ. Акир.); лицетворие - `προσωποποιíα '; лицетворите- олицетворять; лицедѣи - лицемер.
Вообще же слово лицо до XVII - начала XVIII в. не обозначало человека вообще, индивидуума, персонаж, так же как и не выражало до XIX в. значения: `индивидуальный облик, отличительные черты, совокупность индивидуальных признаков' (иметь, приобрести свое лицо).
Акад. А. И. Соболевский (Соболевский, Русск. заимствов. слова, с. 3), а за ним проф. И. И. Огиенко указали на то, что слово лице, сначала в древнерусском языке обозначавшее лишь физиономию, стало указывать на человека, личность, personaпод влиянием греческого слова προ 'οωπον . «Греческое же слово προ 'οωπον кроме главного значения - `физиономия', значило еще личность, persona. И вот, когда греческий язык стал влиять на язык русский, наше лицо приобрело еще и новое значение - личность» (Огиенко, с. 14). Не подлежит сомнению, что здесь и у Соболевского, и у Огиенко - неправомерный перенос современных смысловых оттенков слова личность на древнерусский язык.
Проф. М. Ф. Владимирский-Буданов писал: «В основе гражд. права лежит понятие лица (persona)... Понятие лица, как субъекта частного права, кажущееся ныне столь простым, есть продукт долговременных и сложных усилий истории. Первоначально, при смешении публичных и частных начал, лицами, владеющими на частном праве, были союзы общественные: семейный, родовой, общинный и государственный; лицо физическое еще не выделяется. В частности, в древнейшем русском праве отсутствие понятия о лице видно из отсутствия терминов, его выражающих; правда, в литературных и законодательных памятниках с древнейших времен встречаются переводные термины: лице - с греческ, πρóσωπον , и особа с латин. persona; но из них первый означает не лицо в нашем смысле, а напротив - отрицание достоинства лица, именно один из видов рабства: по хронографу Эйнама, морав Богута, состоявший на службе византийского императора, так говорил послам чешского короля Владислава II в 1164 г.: «servus domino bellum illaturus venis, non tamen servus,cui per vim imposita estservitus, sed servus voluntarius, ut vos, dicitis,«το λιξιον ». В русских памятниках (Догов. Олега с гр., ст. 9) лицом называется или раб-пленник («взвратять искупленное лице въ свою страну»), или вещь (Рус. Пр. Кар. 29: «свое ему лицемъ взяти»). Неясность понятия о лице физическом в древнейшем русском праве открывается вполне из явлений потока, изгойства и рабства, а также из древних форм семейного и вещного права... Вообще целый 1-ый - земский период (вопреки распространенному мнению) представляет эпоху не безграничного преобладания частного лица, а напротив, полного подавления его правами общественных союзов. Во 2-ом пер. - Московского государства лицо высвобождается (хотя и не вполне) из-под влияния союзов семейного, родового и общинного, но права его подавляются правами государства, в особенности в сфере вещного права и права наследования; напротив, в Литовском государстве замечается ранее весьма сильное и чрезмерное развитие прав частного лица насчет прав государства (благодаря влиянию права немецкого, а отчасти - римского), отчего все институты частного права здесь быстро развиваются и специализируются. В период империи - в общерусском праве, особенно со времен Екатерины II, постепенно указываются и определяются должные границы деятельности и власти лица по отношению к правам государства» 130.
Быть может, ближе всего к некоторым признакам того понятия, которое мы обозначаем словом личность, подводил с религиозно-философской точки зрения термин душа. Слово душа обозначало не только жизненное начало, основу личной жизнедеятельности, духовную сторону человека, но и духовные свойства отдельного человеческого существа, его нравственные качества, совесть, целостное выражение внутренней человеческой сущности, и далее - отдельное существо, в частности человека (Срезневский, 1, с. 749-750). Характерны такие примеры древнерусского употребления этого слова: «Душа оттрии частии есть, рекше силы имать: словесное, и яростное, и желанное» (Никиф. метроп. поел. Влад. Мономаха); «Аще убо бы существа Божия была душа, то всемъ бы одинака была; но се убо видимъ разньство, яко во иномь мудра, во иномь же естьбуя, въдруземъ же неразумѣва, а въдруземъ же размыслива, и нравомь обдержащися на злое клонится, иная же на благое, иная же правду хвалящи и добрыя нравы любящи» (Пал. XIV л. 28). Таким образом, душа - это религиознонравственная сущность отдельного человека, влитая в его тело.
К древнерусскому употреблению слова душа семантически примыкало иногда старославянское слово существо, которое обозначало и `бытие, существование', и `внутреннюю сущность чего-нибудь', и `индивидуальную природу, совокупность свойств', и `отдельное живое создание'. Например, в «Житии Андрея Юродивого»: «Что есть душевное существо?.. Мыслень духъ есть» (Срезневский, 3, с. 635). И все же общественному и художественному сознанию древнерусского книжного человека было чуждо представление о единичной конкретной личности, об индивидуальности самосознания, об отдельном человеческом « я», как носителе социальных и субъективных признаков и свойств. Соответствующих понятий и слов - вроде наших личность, индивидуальность, индивидуум, особь - древнерусский язык не знал. Поэтому-то, напр., в древнерусской литературе не было жанра автобиографии, повести о самом себе. Нашим же биографическим очеркам соответствовали так называемые «Жития». В житийном произведении, так же как и во всяком другом литературном, герой изображается не как живая конкретная личность, внутренне противоречивая и разнообразная, а как «представитель той или иной рекомендуемой добродетели», как воплощение того или иного отрицаемого цеха, как олицетворение религиозно-нравственной или социально-политической категории. Например, так как в «Житие Александра Невского» - это биография князя, вождя, то исключается описание детства, отрочества и юности, всего того, что определило духовный рост его личности до княжения. Лишь общими условными христианскими словесными красками, церковнославянизмами рисуются добродетели его родителей: «Сеи бѣ князь Александръ богомь рожень от отца милостилюбца и мужелюбца пакы же кроткаго князя великого Ярослава и матери святое Федосьи». Точно так же обобщенно-символические средства церковнославянского стиля используются в словесном портрете Александра. На изображении идеального князя было сосредоточено все внимание составителя сказания, и тут приемы его стиля достаточно разнообразны.
Но и тут отсутствие художественного интереса к живому конкретному образу, отсутствие идеи личности, индивидуального характера сказывается в том, что в «Житии Александра Невского», в сущности, нет его прямого портретного изображения, точного описания его внешности. Отсутствует и индивидуализированная характеристика внутреннего облика великого полководца. По своеобразному закону древнерусского искусства положительные типы непременно обладают красивой и величественной внешностью, отрицательные - наделены отталкивающей наружностью. Здесь намечаются ясные линии соответствия между литературным и живописным искусством: древнерусские иконописцы также создали строгий, основанный на шаблоне, иконописный кодекс, нарушение которого не допускалось. Вместо индивидуального образа прежде всего дается схема православного богатыря, героического князя-христианина. Но стиль портрета Александра Невского отличается некоторыми особенностями; портрет складывается из типических сравнений то абстрактного, то библейского, то исторического характера: «Възрастъ (т. е. рост) его паче (т. е. больше) инѣхъ человѣкъ, и глась его акы труба въ народтѣ, лице его аки лице Есифа, ижебѣ поставил его Егупетьскыи царь втораго царя въ Египтѣ сила бѣ его часть от силы Самсоня; даль бѣ ему богь премудрость Соломоню, и храбрьство же акы царя Римъскаго Еуспасьяна иже бѣ плѣнил всю Подъиюдеискую землю».
Таким образом, во внешнем облике Александра Невского выделяются рост, голос, лицо и сила, но они не вырисовываются, не характеризуются индивидуальными качествами или приметами. Они определяются лишь путем сопоставления их со средней нормой (рост больше, чем у других людей) или с традиционными высокими образами (голос с трубой, красота лица с красотой Иосифа, сила с силой библейского богатыря Самсона). Во внутреннем облике Александра выделяются мудрость и храбрость. Они также возводятся к мировым символам, воплощающим соответствующие свойства, - к образам Соломона и императора Веспасиана. По мнению акад. А. С. Орлова, в этой манере изображения Александра отразилось влияние и светской биографии его. В этом описании «чувствуется светская рука начитанного дружинника, использовавшего «Историю Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Александрию», «Троянские деяния» из хроники Малалы и «Девгениево деяние», а возможно, и исторические книги Библии» (Орлов 1937, с. 168). Однако не надо преувеличивать дружинный колорита этом изображении.
Можно сопоставить этот стиль портрета со стилем изображения в более древнем памятнике - в «Сказании о житии Моисея» (Кушелев-Безбородко, Памятники старинной Русск. литературы. СПб., 1862, вып. 3, с. 42): «высочество его яко тисово, лице же его яко солнце Сiяющи, храбрьство же его яко силно» 131.
Легко заметить, что и тут никаких индивидуальных примет и красок нет. Вместе с тем этот стиль портрета, состоящий в подборе разнообразных чисто словесных метафор и сравнений, можно назвать книжно-романтическим - в отличие от господствующего в древнерусской литературе народно-поэтического классического стиля иконописного портрета, а также близкого к нему иконописного бытового стиля. Типическими примерами этого портрета могут быть такие летописные изображения древнерусских героев - князя Романа (Ипатьевск. Летоп. 6688-1180 г.): «Князь Романь бѣ возрастомъ высокъ, плечима великъ, лицемь красень и всею добродѣтелью украшень...»; Дмитрия Донского (по изображению Никоновской летописи 6889-1380): «бѣаше же самь крѣпокъ зѣло и мужественень, и тѣломь великъ и широкъ, и плечисть, и чревать велми, и тяжекъ собою зѣло, брадою же и власы чернь, взоромь же дивень зѣло». Словесные памятники той эпохи дают, за отдельными иск