Проныра, пронырство, пронырливый, пронырливость.
История слова должна воспроизводить все его содержание, всю цепь его смысловых превращений, все его «метаморфозы». Она стремится раскрыть конкретные условия употребления слова в разные периоды его речевой жизни. Она определяет исторические закономерности изменения значений, связывающие судьбу отдельного слова с общим ходом развития всей семантической системы языка или тех или иных его стилей. История слова всегда жизненнее, динамичнее и реальнее его этимологии. Вопрос о происхождении слова только тогда получает твердую культурно-историческую базу, когда он опирается на исследование всех этапов смысловой эволюции этого слова, всех обстоятельств его бытования в разных социальных говорах, наречиях и родственных языках.
Иллюстрацией может служить спор о гнездах слова проныра, пронырство, пронырливый, пронырливость в русском языке. Эти слова проходят через всю историю русского литературного языка. Они были широко употребительны уже в древний период русской письменности (XI-XIV вв.). В «Материалах» Срезневского (2, с. 1551-1552) собраны такие слова с основой проныр-:пронырение \`козни, злоумышление'; пронырливый \`лукавый, хитрый, коварный, злой, дурной'; проныривьство \`лукавство'; пронырие \`зло'; проныровати- пронырую \`злоумышлять, строить козни'; проныръ, пронырьникъ- \`злодей, лукавый' (о дьяволе); пронырьливый \`лукавый, коварный, злой'; пронырьство \`хитрость, коварство, зло'. Большая часть этих слов дожила до XVIII в. Ср., например, в «Повести о Валтасаре Кралевичи»: «лутче жити в земли пусте, нежели жити з женою злоязычною и пронырливою» (Пиксанов Н. К. Старорусская повесть. М.; Пг., 1923, с. 91).
В словарях Академии Российской (XVIII и начала XIX в.) отмечались как употребительные такие слова этого гнезда: проныра, проныривать и пронырить («употребляя хитрость, искать чего, выведывать что, выискивать»), пронырливость, пронырливый, пронырствовать, пронырщик, пронырщица и несколько в стороне - глагол пронырнуть (в значении \`показавшись, появившись, тотчас скрыться, неприметно уйти' (см. сл. АР 1882, ч. 5, с. 596.). Большая часть этих слов дожила и до нашего времени.
Внутренняя форма этих слов кажется вполне отвечающей «духу русского языка». Достаточно сослаться на такие параллели, как пройдоха, пролаза (ср. областн. народн. пройда; ср. проходимец, прошлец). Эти слова представляются исконными русскими. Между тем этимологи возводят, правда с существенными оговорками, зарождение всего гнезда слов с основой проныр- к старославянскому языку и склонны видеть в проныръ или пронырливъ своеобразную народно-этимологическую переделку греческого πονηρός \`злой, лукавый'. Так, Б. М. Ляпунов пишет в своей статье «О некоторых примерах имен нарицательного значения...»: «Славяне не всегда переводили все встречавшиеся им слова в греческом оригинале, может быть, потому, что славянский переводчик не находил в своем языке подходящих по значению слов, которые бы точно передавали смысл греческих слов. Но такие непереведенные слова редко оставались в буквально соответствующей греческим оригиналам форме; обычно они применялись к словам родного языка, иногда казавшимся семасиологически близкими. Из таких слов древних славянских переводов отмечу... проныръ, пронырьство, пронырие, проныривъ, соответственно греческим πονηρός, πονηρία в значении \`злой, лукавый', \`злоба, лукавство', которые и являлись в древнейших памятниках в виде зълъ, зълоба, лѫкавъ и т. п., причем последние именно более свойственны древнейшим евангельским глаголическим текстам, а первые характерны для текстов, переводившихся позднее, каковы минея-четья (жития), молитвенник (euchologium) и т. п., и может быть, давно, задолго до перевода служебных и назидательных книг, уже употреблялись в живой речи постоянно общавшегося с греками болгарского населения» (Ляпунов Б. М. О некоторых примерах имен нарицательного значения из первоначальных имен собственных личных в славянских языках // В сб.: Академия наук СССР акад. Н. Я. Марру, М.; Л., 1935, с. 250-251). М. Р. Фасмер в «Греко-славянских этюдах. 2. Греческие заимствования в славянском языке» писал: «Понорьливъ, adj malus, проноръ sm. пронорьство, проныръ Sm. Supr. 205, 11; malitia, проныривъ adi, malus Supr. 102; 12; 214; 20; 369; 26; etc Vondrak, Jan Exarch 8 - πονηρός с введением предлогов по- и про-, Брандт РФВ, XXII, 89, иначе MeilletÈtudes 367, Mikl. E. W. 213». (Изв. ОРЯС, 1907, XII, 2, с. 267; М. Р. Фасмер в «Греко-славянских этюдах. 3» заметил: «Я и теперь совсем не соглашаюсь с мнением Брандта (РФВ, XXII, 89), что слово проныръливъ восходит к πονηρός, что я еще считал возможным в Известиях XII, 2, 208, с. 133).
В «Русском этимологическом словаре» М. Фасмер сопоставляет слово проныра («gerissener, schlauer Mench») с древнеболгарским проныръ, проныривъ- πονηρός Супр.) Однако М. Фасмер решительно отвергает здесь возможность заимствования из греческого и считает невероятным выведение этих слов из πονηρός. Вместе с тем М. Р. Фасмер не отрицает связи проныра с нырять. Ср. приводимые А. Преображенским формы русск. диалектн. ныркать \`скрываться'; нырок \`нырянье, кто искусно ныряет; род утки'; сюда же: проныра \`пролаза, хитрец'; пронырливый, нырище \`глубокий овраг; логовище зверя'. Глагол нарати встречается в «Изборнике» 1703 г. (пътицъ нираштиихъ) и, по-видимому, восходит к старославянскому. Болгарскому языку свойственны слова: н и́рну \`пырну'; нирец, нирище \`яма, впадина' (Преображенский, 1, с. 611).
В данном случае народная этимология лишь как бы стягивает в одну неподвижную точку всю историю слова. Но есть все основания сомневаться в том, что влияние греческого πονηρός существенно изменило семантическую природу старославянской семантемы проныр- (ср. слово нырь, homo doctus, Клим. Смол.; это слово Хр. Лопарев пытался объяснить из греч. νοερός) (Послание митрополита Климента к Смоленскому Пресвитору Фоме. Неизданный памятник литературы XII в. Изд. Хрис. Лопарева, СПб., 1892, с. 34). История слов проныра, пронырливый и т. п. по-прежнему остается неразрешенной. Наличие таких образований в южнославянских языках не исключает возможности исконной принадлежности соответствующих слов к живым восточнославянским языкам. Группа слов с основой ныр- отмечается в восточнославянских языках (ср. укр. ныряти, нырнути; нырок, ныряние, нырцем- нырком «ныряя»; ср. нарыця \`прорвавшийся нарыв') и в болгарском (а также, по-видимому, в старославянском) (Ср.: Miklosich F. Lexicon palaeoslovenico-graeco-latinum. Vindobonae, 1862-1865. с. 457). Обращает на себя внимание тот факт, что проныр, проныра и производные в русском языке входят в однообразный ряд: пролаза, проныра, пройда (пройдоха). Ср. проходимец, прошлец. Некоторые этимологи сюда же по каламбурным основаниям присоединяли слово прощелыга, толкуя его так: \`в щель пройдет' (Горяев, Булаховский).
Если обратиться к другим славянским языкам - сербохорватскому, чешскому, словацкому, польскому, - обнаружится корневое единство ныр-, нор- (нора). М. Фасмер в своем «Русском этимологическом словаре» приводит пример из Супрасльской рукописи проныръ, проныривъ. Он справедливо сопоставляет их с древнесербским проноръ «malitia», пронорливъ «böse, schlecht» и этимологически связывает с нора (REW, 2, с. 441. У Фасмера дано ошибочно pronorivъ). В этом случае очень показательна однотипность словообразовательной структуры проныръ-, проноръ-. Вместе с тем это сопоставление еще ярче подчеркивает каламбурную национализацию слова проныра.
В древнесербском языке в грамотах Стефана Дечанского находим такие примеры: «Не велею ни хотением его, нь завистию и пронырлываго миродрьжьца. Завистию злыихъ и пронорьлывыихъ». Дж. Даничиh толкует пронырливъ как \`злой' (malus) (м.: Даничиh. Рjечник из книжевних старина српских. 2, Београд, 1863), и это толкование принимает и Загребский академический словарь (Rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika, knj. X. Zagreb, 1931). Но, видимо, злыи и пронырливыи не абсолютные синонимы: во втором присутствует мифолого-семантический оттенок злого начала, бесовства. Об этом свидетельствует тот же сербский материал. Смысловая и формальная (словообразовательная) структура древнесербского проноръ и современного по-нор почти идетичны. Серб.-хорв. пòнор, помимо значения \`место, где река уходит под землю; бездна, пропасть', может означать и \`ад, преисподняя' (паклени понор), а прилагательное понорски- \`адский, относящийся к преисподней'.
Все это связано с древним образным, почти реалистическим представлением об аде и о бесах, его населяющих, ведущем к перенесению географической терминологии в «адскую». Совершенно ясно, что специфика русского (и южнославянского) словообразования в семантике обязывает нас к раскрытию образной основы строения слова проныра с учетом его отношения к миру дьяволов и бесов, породившего немало эвфемистических и табуистических слов.
(Чтение древнерусского текста и историко-этимологические каламбуры // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 282-285).