Ра́мстедт (Ramstedt) Густав Йон (18731950), финский языковед. Труды в области макросемьи так называемых «алтайских языков», тюркологии, монголоведения. Исследовал тюркско-монгольские языковые связи, енисейские, марийские языки. Основоположник сравнительно-исторического монголоведения.
рамстедт густав йон
Энциклопедический словарь
Ра́мстедт Густав Йон (Ramstedt) (1873-1950), финский языковед. Труды в области макросемьи так называемых алтайских языков, тюркологии, монголоведения. Исследовал тюркско-монгольские языковые связи, енисейские, марийские языки. Основоположник сравнительно-исторического монголоведения.
Полезные сервисы
алтаистика
Гуманитарный словарь
АЛТАИ́СТИКА - раздел сравнительно-ист. языкознания; изучение алтайских яз. и разработка проблем их общности на основе сходства лексич. и грамматич. эл-тов, объяснимых как генетич. родством (Г. Рамстедт, И. Бенцинг, Н. Н. Поппе и др.), так и заимствованием и типологич. сходством (Дж. Клоусон, A. M. Щербак и др.). Иссл. сравнит. фонетики, морфологии и лексики этих языков, посв. также многочисл. тр. В. Котвича, Рамстедта, М. Рясянена, Г. Дерфера, В. И. Цинциус, О. П. Суника.
Основоположник алтайской теории (шире - урало-алтайской, осн. на типологич. сходстве) - швед. офицер Ф. И. Табберт-Страленберг (первая классификация уральских - финно-угорских и самодийских, и алтайских - тюркских, монг., тунгусо-маньчжурских яз. в кн.: "Сев. и Вост. часть Европы и Азии", 1730. К кон. 20 в. доказанным является родство языков внутри уральской группы, для алт. яз. оно остается гипотетичным. С др. стороны, иссл. Котвича дают основания для вывода об обратном процессе расхождения когда-то близкородств. тюр. и монг. яз. (Н. А. Баскаков).
В алт. яз. семью включаются рядом ученых также корейский и япон. языки. Несомненны в любом случае ареальные связи между тюрк. и монг., монгол. и тунгусо-маньчжурскими яз. и велика вероятность ист. контактов между этими ареалами и ареалами корейского и япон. языков. В перспективном развитии А. включает в круг своего иссл. также проблемы истории и культуры народов Алтая.
Лит.: Рамстедт Г. Введение в алтайское языкознание. Морфология. М., 1957; Котвич В. Исследование по алтайским языкам. М., 1962; Баскаков Н. А. Алтайская семья языков и ее изучение. М., 1981; Старостин С. А. Алтайская проблема и происхождение япон. языка. М., 1991.
Полезные сервисы
алтайские языки
Лингвистика
Алта́йские языки́ -
условный термин для обозначения макросемьи языков, объединяющей на
основе предполагаемой генетической сопринадлежности тюркские языки, монгольские языки, тунгусо-маньчжурские языки, а также изолированные
корейский язык и японский язык. Первоначально, в 30‑х гг. 19 в., к
алтайским языкам относили также и те языки, за которыми впоследствии
закрепилось название уральские языки.
Термин «алтайские» указывает на возможную прародину.
Основой для возникновения алтайской гипотезы, в разное время и с
разных научных позиций разрабатываемой в трудах Г. Рамстедта,
Н. Н. Поппе, Е. Д. Поливанова, В. Л. Котвича, М. Рясянена и других,
послужило значительное количество общей лексики
в перечисленных семьях языков (корейский и японский языки были
подключены к алтаистическим построениям лишь в 20‑х гг. 20 в.),
схождения звукового состава, фонетического и морфологического строения слова (сингармонизм и агглютинация), структурная и содержательная
однотипность или тождественность большинства деривационных и реляционных категорий, а также
синтаксических структур, при этом многие аффиксальные морфемы
опознавались как материально сходные.
На базе подобных сопоставлений был выведен ряд фонетических
соответствий: рефлексация начального p‑, или так называемый закон Рамстедта - Пельо, соответствия начальных
j‑/n‑, j‑/d‑, ротацизм, ламбдаизм (замена звука š звуком l), аблаут корня ‑a‑/‑ï‑ и др.
Однако к 50‑м гг. 20 в. при фронтальном обследовании материала
выяснилось, что процент соответствий в области основных лексических
групп, таких, как числительные, названия частей
тела, времён года и частей суток, небесных светил, погодных явлений и
т. п., настолько низок, что, в соответствии с лексико-статистической
теорией (см. Лингвистическая
статистика), существование алтайского праязыка отодвигалось за приемлемые
хронологические границы. Была подвергнута сомнению фонетическая и
семантическая обоснованность многих установленных ранее лексических и
морфологических параллелей, некоторые фонетические соответствия были
квалифицированы как мнимые, например ротацизм (общетюрк. ‑z при чуваш. ‑r, монг. и тунг.-маньчж. ‑r), поскольку
коррелирующие слова с ‑r были истолкованы в монгольских языках как
древнейшие заимствования из тюркских протобулгарских диалектов,
в тунгусо-маньчжурских языках - как последующие заимствования из
монгольских языков. Различная оценка даётся возможным схождениям и явным
расхождениям не только в области фонетики, но и в области
морфологии.
Грамматические категории имени в алтайских языках - падежа, принадлежности, числа - обладают как общими структурными и
формальными чертами, так и заведомо различными, например именительный
падеж как падеж подлежащего имеет нулевой
показатель, однако в старомонгольском языке есть случаи оформления
подлежащего косвенными падежами; в монгольских и тунгусо-маньчжурских
языках конечное ‑n основы во многих случаях
отпало, восстанавливаясь в косвенных падежах. Формант родительного
падежа единообразен в тюркских языках (‑ïŋ), вариативен в монгольских
языках (‑nu, ‑un, ‑jin), ограничен в распространении солонским и маньчжурскими
языками (‑ni, ‑i) в тунгусо-маньчжурских языках. Различия согласных (ŋ ~ n) и гласных
(ï ~ u) этих форм строго не объяснены, как и для форм местного падежа -
тюрк. ‑ta/‑da, монг. ‑da/‑ta и ‑du/‑tu, сближаемых обычно с
тунгусо-маньчжурским дательно-местным падежом ‑du/‑tu (тунгусские языки)
и ‑da/‑ta (маньчжурский язык), поскольку и монгольский показатель
включает значение дательного падежа. Архаичный монгольский дательный
падеж на ‑a совпадает с тюркским на ‑a (хотя для тюркских языков неясно
соотношение этого ‑a с дативом в группе кыпчакских языков ‑γa/‑qa),
однако не находит параллели в тунгусо-маньчжурских языках, что
аналогично и для винительного падежа: тюрк. ‑ï (при спорных
интерпретациях связи с древнетюркским аккузативом ‑ïγ), монг. ‑i/‑ji,
в то время как тунгусо-маньчжурская форма совершенно иная: ‑ba/‑wa.
Часть форм локативных падежей в тунгусских языках получена сложением
показателей, оставшихся в парадигме также и в
качестве самостоятельных. Сложение падежных аффиксов характерно и для
монгольских языков, но не отмечалось для тюркских. Не находит аналогии в
тюркских и монгольских языках наличие в тунгусской падежной системе
винительного неопределённого на ‑ja с семантикой предназначения
предмета, цели-объекта, партитивности.
Частичные совпадения отмечаются также в притяжательной парадигме
имени и способах выражения притяжательности, в
употреблениях грамматического множественного числа и др. Например, во
всех ветвях алтайских языков в употреблениях грамматического
множественного числа находят архаичные значения собирательной или репрезентативной множественности,
дробности, насыщенности и т. п., т. е. значения в сущности
деривационного характера, благодаря чему видится правомерность
постулирования для праязыкового состояния большого количества исходных
показателей (‑t/‑d, ‑s/‑z, ‑r, ‑l, ‑k/‑q, ‑m и др.), подтверждаемых
этимологическим анализом небольшого круга слов, опростивших эти формативы
в составе основы; эти же формативы исторически составили продуктивные
аффиксы множественного числа, такие, как общетюрк. ‑lar и чуваш. ‑sem,
тунг.-маньчж. ‑sal, развившие абстрактное значение раздельной
множественности.
У глагола, как и у имени, структура частных
категорий тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков близка
или тождественна во многих отношениях (например, в развитии категории времени и др.), при этом наблюдаются также
совпадения в материальных средствах их выражения (например, настояще-будущее время на
‑r/‑ra), однако значительны и расхождения в семантике и формальном
облике глагольных категорий, например, прошедшее
время, имевшее первоначально, скорее всего, результативное значение,
формировалось на основе различных показателей процессуальных имен
действия, разных в каждой ветви (впрочем, не исключена генетическая
общность тюркского претерита на ‑di и
монгольского перфекта на ‑ǯi. В залогах, при общей структурной близости, не
совпадают показатели страдательного, взаимного и совместного залогов и
обнаруживаются схождения среди каузативных формантов; в
тунгусо-маньчжурских и монгольских языках отсутствует возвратный залог,
имеющийся в тюркских, что, возможно, коррелирует с наличием категории
возвратного притяжания у имени в тунгусо-маньчжурских и монгольских
языках и отсутствием её в тюркских.
При аффиксальном способе выражения лексико-грамматической категории
способов глагольного действия восстанавливаются общие форманты *‑ga,
*‑la, *‑r, *‑k, *‑ča со значениями интенсивности, учащательности,
ритмичности; аффиксы со значениями начала, течения действия, его
завершённости и пространственно-временной распределённости представлены
в тунгусо-маньчжурских языках, но их почти нет в тюркских и монгольских
языках, которые прибегают в этих случаях к глаголам-модификаторам,
совпадающим по семантике, но не по материальному облику.
В сфере отрицания весьма вероятна
материальная тождественность показателей при различиях
структурно-категориального их статуса, которые можно объяснить
историческими преобразованиями: общий элемент *e (частица или глагол) в тунгусо-маньчжурских языках
функционирует в достаточно полной парадигме отрицательного глагола e‑
в аналитических конструкциях глагольного
отрицания, в монгольских языках - в морфологически усложненной частице
глагольного отрицания ese, в тюркских языках характер приглагольного
отрицания имеет лишь чувашская частица an *abuu, однако не
ясно, произошло ли a‑
Полезные сервисы
монголоведение
Лингвистика
Монголове́дение -
комплекс дисциплин, изучающих историю, экономику, языки, фольклор,
литературу, этнографию, археологию монгольских народов.
В Монголии подъём языковедческой деятельности наблюдается в 13-14 и
16-18 вв., когда осуществлялись переводы сочинений буддийского и
светского содержания с тибетского, уйгурского, китайского,
маньчжурского языков. Через тибетский язык
монгольские учёные знакомились с индийскими грамматическими
сочинениями, в 17-18 вв. ряд их, в т. ч. грамматика Панини, были
переведены на монгольский язык. Переводческая
работа сопровождалась написанием учебных пособий по тибетскому и
монгольскому языкам, толкований глоссариев и грамматических
комментариев, созданием религиозной и философской терминологии, решением вопросов транскрипции иностранных имён и слов, созданием
монгольских двуязычных и многоязычных словарей
и т. д.
Систематическое изучение монгольского языка началось в МНР после
победы Монгольской народной революции 1921. Были подготовлены
национальные кадры научных работников (Ц. Дамдинсурэн, С. Лувсанвандан,
Т. Пагба, А. Лувсандэндэв, Я. Цэвэл и другие). Монгольские учёные
изучают современный и старописьменный монгольские языки, ведут лексикографическую работу, диалектологические штудии. Создан
«Этнолингвистический атлас МНР» (1979). В сериях
«Monumenta historica», «Studia Folklorica», «Corpus
scriptorum Mongolorum» публикуются памятники монгольской
письменности и фольклора и исследования их. Центры
монголоведения: Институт языка и литературы АН МНР, Государственный
университет, Государственный педагогический институт.
Языкознание как отдельная отрасль монголоведения начало складываться
в России в 1‑й половине 19 в., когда был опубликован ряд грамматик и
словарей монгольских языков: первая
грамматика монгольского письменного языка Я. И. Шмидта (1832),
грамматика книжного монгольского языка О. М. Ковалевского (1835),
грамматика калмыцкого языка А. В. Попова (1847),
грамматика монгольского языка А. А. Бобровникова (1849), не утратившая
научной ценности. Развитию монгольской филологии способствовали труды
Н. Я. Бичурина, П. И. Кафарова, А. М. Позднеева, Д. Банзарова,
Г. Гомбоева и других в области истории, этнографии, источниковедения.
В конце 19 - начале 20 вв. в монголоведении усиливается интерес к
живым монгольским языкам и их истории. Публикации М. А. Кастрена по бурятскому языку (1857), А. Д. Руднева по говорам Восточной Монголии (1911), В. Л. Котвича
(1902) и Г. Й. Рамстедта (1903) по монгольскому языку, А. Мостарта по
ордосским диалектам (1927) создали базу для
сравнительного и сравнительно-исторического изучения монгольских
языков. Работы Рамстедта в области тюркско-монгольских языковых связей
(1912, 1914, 1915) положили начало сравнительно-исторической
монголистике и вышли за пределы монгольского языкознания.
Развитие монголоведения в СССР в 1‑й четверти 20 в. связано с именем
Б. Я. Владимирцова, в трудах которого прослежено историческое развитие
фонетического строя монгольских языков и научно
обоснована периодизация истории старописьменного монгольского языка, а
также освещены вопросы исторической морфологии,
языковых контактов монгольских народов и т. д. Сравнительное и
сравнительно-историческое изучение монгольских языков было продолжено в
работах Г. Д. Санжеева («Сравнительная грамматика монгольских языков»,
т. 1-2, 1953-63). Изданы грамматики монгольского, бурятского,
калмыцкого языков, монографические исследования по фонетике,
морфологии, синтаксису, функциональным стилям, языковым
контактам и др. (работы Ю. Н. Рериха, Т. А. Бертагаева,
Ц. Б. Цыдендамбаева, Д. А. Павлова, П. Ц. Биткеева, И. Д. Бураева,
М. Н. Орловской, А. А. Дарбеевой, Г. Ц. Пюрбеева, Л. Д. Шагдарова и
других); ведётся изучение лексики (Бертагаев,
Ц. Б. Будаев и другие), лексикографическая работа; серьёзное значение
для сравнительного монголоведения имеют исследования
Б. Х. Тодаевой по монгольским языкам и диалектам Китая (дунсянский,
баоаньский, монгорский, дагурский).
Центрами монгольского языкознания в СССР являются: ИВАН {Институт востоковедения Академии наук} СССР
(Москва) и его ленинградское отделение, Институт
языкознания АН СССР (Москва), Бурятский институт общественных наук
СО АН СССР и Бурятских педагогический институт (Улан-Удэ), НИИ
истории, филологии и экономики в Калмыцкой АССР и Калмыцкий
государственный университет (Элиста); центры подготовки научных кадров:
Институт стран Азии и Африки при МГУ, Московский государственный
институт международных отношений, восточный факультет ЛГУ, Иркутский
университет.
Монголоведение развивается в ВНР (Л. Лигети, Д. Кара, А. Рона-Таш),
ГДР (Х. П. Фитце, Э. Таубе), ЧССР (П. Поуха, Я. Вацек), во Франции
(Р. Амайюн, М. Беффа), в ФРГ (Э. Хениш, В. Хайсиг, Г. Дёрфер,
М. Вайерс), Англии (Дж. Клосон), США (Дж. Р. Крюгер, Ф. Д. Лессинг,
Н. Н. Поппе, Дж. Ч. Стрит, О. Латтимор), в КНР (Чингэлтэй, Чойжинжав,
Норжин), Японии (С. Хаттори, С. Одзава, С. Ивамура, Г. Абемацу).
Подготовка монголоведов и научные исследования ведутся в
Колумбийском, Индианаполисском, Гарвардском университетах США, в
университетах Парижа (Франция), Лидса (Англия), Бонна, Мюнхена,
Висбадена (ФРГ), Пекина, Хухе-Хото (КНР), Токио, Осака, Киото (Япония),
а также в Школе востоковедения и африканистики Лондонского университета,
Школе живых восточных языков в Париже, Ассоциации азиатских
исследований в Анн-Арбор (США). Основными направлениями
исследований зарубежных монголоведов являются публикация и изучение
письменных памятников, сравнительно-исторические исследования в
области фонетики и морфологии, описание малоизученных монгольских
языков и диалектов.
Проблемы монголоведения освещаются в журналах «Народы Азии и Африки»,
«Проблемы Дальнего Востока», «Вопросы языкознания» (СССР), «БНМАУ-ын Шинжлэх Ухааны академийн мэдээ», «Монголын судлал»,
«Хэл зохиол судлал» (МНР), «Монгол хэл утга зохиол» (на
старомонгольском алфавите; КНР), а также в общевостоковедческой
периодике ряда стран («Journal Asiatique» во
Франции, «Acta Orientalia» в Венгрии и др.).
Периодически проводятся международные конгрессы монголоведов в
Улан-Баторе (1959, 1970, 1976, 1982, 1987); на 2‑м конгрессе создан
Постоянный комитет Международного конгресса монголоведов, на 5‑м -
Международная ассоциация монголоведения с центром в Улан-Баторе,
которая издаёт «Бюллетень» (с 1988).
Рамстедт Г. И., Сравнительная фонетика монгольского
письменного языка и халха’ско-ургинского говора, пер. с нем., СПБ,
1908;
его же, Введение в алтайское языкознание. Морфология, пер.
с нем., М., 1957;
Бартольд В. В., История изучения Востока в Европе и России,
2 изд., Л., 1925;
Востоковедение в Ленинградском университете, [Л.], 1960;
Дарбеева А. А., Монгольские языки, в кн.: Советское
языкознание за 50 лет, М., 1967;
О зарубежных монголоведных исследованиях по языку, Улан-Удэ,
1968;
Биткеев П. Ц., Языкознание в МНР за 60 лет, «Вопросы
языкознания», 1982, № 6 (лит.);
Советское монголоведение (1917-1987), М., 1987;
Тенишев Э. Р., Шагдаров Л. Д., О развитии
советского монголоведения (языкознание), в сб.: Проблемы монгольского
языкознания, Новосибирск, 1988.
З. В. Шевернина.