Речемыслительныи процесс - ход мысли, последовательная смена интеллектуально-речевых действий, побуждаемых теми или иными мотивами и соотнесенных с целью. Применительно к конструированию текстов это наиболее эффективная последовательность речемыслительных действий и операций, реализация которых приводит к ожидаемому результату. Если ход мысли планируется, то говорят о деятельностной программе.
В.Н. Мещеряков
ТЕКСТ (от лат. textus - ткань, сплетение, соединение) - объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность, целостность, завершенность и др. В семиотике Т. рассматривается как осмысленная последовательность любых знаков. С этих позиций Т. признается не только словесное произведение, но и произведение музыки, живописи, архитектуры и т.д.
В языкознании Т. - это последовательность вербальных (словесных) знаков, представляющая собой снятый момент языкотворческого процесса, зафиксированный в виде конкретного произведения в соответствии со стилистическими нормами данной разновидности языка; произведения, имеющего заголовок, завершенного по отношению к содержанию этого заголовка, состоящего из взаимообусловленных частей и обладающего целенаправленностью и прагматической установкой. Лингвистические параметры Т. описываются посредством текстовых категорий (см.) - общих и существенных признаков, свойственных как всем типам Т., так и каждому Т. в отдельности.
Наиболее распространены три понимания термина "Т.": 1) как единицы высшего уровня языковой системы (узколингвистический аспект); 2) как единицы речи, результата речевой деятельности; 3) как единицы общения, обладающей относительной смысловой завершенностью. Эти трактовки понятия "Т." обусловливают различение терминов (и соответствующих понятий) "текст" (высказывание) как собственно языковой феномен и "целый текст", произведение с присущими ему свойствами, отличающими его от единиц и уровней языковой системы. Такими отличительными свойствами являются функционально-коммуникативные качества, проявляющиеся в реальных актах общения.
Понимание Т. как уровня языковой системы соответствует грамматическому подходу, который заключается в анализе реализации логических законов развития мысли и взаимосвязи высказываний. Именно с этих позиций Т. изучается грамматикой текста, в рамках которой описываются различные типы внутритекстовых связей (формально-грамматические, логические, импликативные и др.), а также средства их реализации (повторы, дейктические единицы, служебные слова, акцентные выделения, интонация, распределение тематических и рематических элементов в предложении и др.).
Однако описание лишь формально-грамматической структуры Т. не объясняет многих его существенных признаков, прежде всего коммуникативных и смысловых. Критические замечания "в адрес" грамматики текста высказывают многие представители коммуникативных направлений лингвистики, в которых под Т. понимается речевое произведение, концептуально обусловленное и коммуникативно ориентированное в рамках определенной сферы общения, имеющее информативно-смысловую и прагматическую сущность. См.: "Структуре содержания не может соответствовать ни структура языковых средств внутри предложения, ни структура на уровне соотношения межфразовых единств, отражающих внешнюю организацию текста… Так как текст - это такое образование, где внешняя форма обязательно переходит во внутреннюю форму, которую составляет целостный образ содержания, то этот переход и является наиболее характерным внутренним свойством текста" (А.И. Новиков); "Учет грамматических форм связей высказываний и других текстовых единиц оказывается недостаточным для анализа целого текста (произведения)… Выход за пределы отдельного высказывания в целый текст сопряжен с качественно иным подходом к тексту, когда интралингвистического контекста (как и одних языковых знаний) недостаточно для объяснения многих существенных сторон изучаемого феномена, когда необходим выход в широкий экстралингвистический контекст" (М.Н. Кожина).
В семантике текста акцентируется его информационно-смысловая основа, соотнесенность Т. с денотатом. Кроме того, Т. как необходимый элемент любого акта вербальной коммуникации рассматривается в качестве объекта, сопряженного с автором и реципиентом. Соответственно семантика Т. включает содержание Т. (в аспекте автор - текст) и смысл Т. (в аспекте текст - реципиент). Содержание Т. определяется автором и представляет собой результат объективации фрагмента действительности средствами языка. Наличие содержания в Т. - фундаментальное свойство языка, обусловленное мышлением. Смысл Т. определяется (смыслообразование осуществляется) при взаимодействии Т. с реципиентом благодаря проявлению в нем мыслительных категорий речемыслительной деятельности, репрезентированных средствами языка. Однако понимание смысла текстовой единицы возможно лишь в вербальном контексте целого Т., поскольку темы фрагментов (единиц) Т. всегда выступают в роли подтем, микротем, развивающих общую тему целого Т. Отсюда идет различение традиционного понятия "Т." и коммуникативного - "целый Т.", актуального для стилистики.
В стилистике целого текста, а именно функц. стилистике, Т. соотносится с его экстралингвистической основой (сферой общения, жанром и др.), выявляются коммуникативная целесообразность использования языковых ресурсов в той или иной сфере и ситуации общения, соответствие их целевой установке говорящего и т.п., иначе говоря, осуществляется выход во внешнюю среду, вплоть до широкого социокультурного контекста, за рамки языковой системы. Данный подход предполагает, что Т. 1) выступает универсальной формой коммуникации, т.е. способен осуществлять речевое взаимодействие между автором и адресатом; 2) является речевым произведением, а не языковой единицей высшего уровня; 3) всегда имеет концепт (см.), т.е. идею, отражающую авторский замысел и формирующую целостность произведения; 4) представляет собой речевую систему, свойственную определенной сфере общения; 5) всегда ориентирован на адресата (даже если им является сам автор); 6) несет информацию (смысл); 7) обладает прагматическим эффектом (эффектом воздействия).
Функц. стилистика исследует целые Т. и их стилевую типологию, причем анализирует их в единстве поверхностной, формально-грамматической, и содержательно-коммуникативной, обусловленной экстралингвистически, сторон. Целый Т. характеризуется свойствами, качественно отличающими его от единиц языковой системы, поскольку лишь целый Т. (произведение) может полностью выразить авторский замысел, концепцию, т.е. обладает смыслом, несводимым к сумме значений составляющих его языковых единиц. Т. способен к смысловому приращению, которое обусловлено функционированием речевого произведения в социокультурном контексте. Поэтому целый Т. перестает быть чисто лингвистическим феноменом, "перерастая" в нечто большее и более сложное, в частности в явление культуры. Именно в целом Т. находят отражение структура речевого акта и признаки взаимодействия коммуникантов. Наконец, лишь целому Т. (произведению в целом) свойственна особая системная организация (обусловленная его экстралингвистической основой), которой не обладает отдельное высказывание-предложение, тем более единицы дотекстовых уровней. Причем эта системная организация целого Т. проявляется в композиционно-содержательной его форме и пронизывает всю текстовую ткань произведения (см. Речевая системность функционального стиля).
Всех перечисленных качеств нет у Т. как уровня языковой системы, они характеризуют лишь целое произведение и могут быть осмыслены исключительно в аспекте целого Т. или типологии текстов. Кроме того, перечисленные признаки являются функц.-стилистическими, т.е. обусловливают стилевую специфику речевого произведения. В качестве критериев определения целого Т. как явления реальной коммуникации рассматриваются семантический, коммуникативно-информативный, функц.-стилистический, опирающиеся на комплексный экстралингвистический анализ, предполагающий выход за пределы собственно лингвистической науки в область смежных дисциплин (философию, социологию, психологию, культурологию, науковедение, литературоведение и др.). При этом объединяющим началом многоаспектного исследования Т. является человек в различных сферах его деятельности и социокультурной среды. Обращение к Т. как целому (произведению) предопределяет осмысление его семантико-содержательной стороны (см. Смысловая структура, или смысл, текста), а также таких его коммуникативных параметров, как замысел, концепция, цель общения, фонд знаний, субъект речи, адресат и др., а на поверхностном уровне - текстовая организация, композиция (см.), принципы и приемы развертывания (см. Развернутые вариативные повторы, РВП). Все эти параметры определяют качественное своеобразие, специфику целого Т. как единицы коммуникации.
При имеющемся многообразии подходов к пониманию феномена Т. одним из его главных, инвариантных свойств признается системность, которая обусловливается наличием структуры, иерархичности, целостности и взаимосвязи со средой.
Структура Т. - это форма существования его содержания, которой свойственны определенность, упорядоченность, членимость и целостность. Два последних признака диалектически взаимосвязаны: будучи построенным из отдельных единиц - сверхфразовых единств, сложных синтаксических целых (см.), абзацев (см.), микротекстов (см), коммуникативных блоков (см.), - Т. тем не менее сохраняет коммуникативное и смысловое единство. Наряду с этим Т. характеризуется единством внешней и внутренней формы, причем внутренняя форма является доминирующей, поскольку она является тем фундаментом, на котором строится Т. Внутренняя форма управляет на уровне замысла процессом порождения Т. и тем самым организует его внешнюю форму, т.е. распределение слов, связь предложений, объединение отрезков текста в целое.
Иерархичность Т. обусловлена иерархией заложенных в нем неравнозначных коммуникативных программ, т.е. мотивов и целей порождения речевого сообщения. Предмет сообщения подчиняется цели (основному коммуникативному намерению автора), порождающей и организующей Т. Основной замысел (концепция) сообщения выражается в опорных смысловых узлах Т. (фактах, ключевых словах и др.), образующих логико-фактологическую цепочку как смысловой стержень Т. Подчиненные коммуникативные программы соотносятся с вторичной информацией Т. (Т.М. Дридзе).
Под средой Т. понимается социально-культурный контекст, в котором функционирует речевое произведение. Именно в среде Т. приобретает свойства не только лингвистического, но и социально-культурного феномена, обогащается новыми смыслами и, вследствие интерпретации и реинтерпретации, получает способность к саморазвитию. Контакты Т. и среды проявляются в различных формах воздействия среды на Т. и воздействия Т. на среду, так как последний, будучи явлением не только лингвистическим, но и экстралингвистическим, самим фактом своего существования так или иначе изменяет окружающую действительность.
Проблема связи Т. и среды разрабатывается прежде всего применительно к худож. произведениям в рамках литературоведения, семиотики, культурологии и поэтики, где среда определяется как культурная и историческая эпоха написания Т., картина мира, созданная в произведении, общность эстетического языка автора и читателя (Ю.М. Лотман). В последнее время особую актуальность получила проблема межтекстовых связей, или "текстов в тексте" (см. Интертекстуальность).
Ввиду сложности и многоаспектности понятия "Т." неоднозначно решается вопрос о типологии текстов. В основу классификации обычно кладутся лингвистические и экстралингвистические, объективные и субъективные факторы текстообразования и восприятия. Наиболее распространенной является классификация Т. по жанрово-стилистической принадлежности (художественные, научные, публицистические, деловые, разговорные с дальнейшим разграничением центральных и периферийных жанров - см. Жанр литературный). В.В. Одинцов в дополнение к традиционной классификации различает среди текстов массовой коммуникации информационные и агитационные (убеждающие) по преобладанию в них рационально-логических или эмоционально-риторических структур. Г.Я. Солганик дифференцирует Т. в зависимости от характера их построения (от 1-го, 2-го или 3-го лица), характера передачи чужой речи, количества участников коммуникации (монолог, диалог, полилог), функц.-смыслового назначения (тексты-описания, тексты-повествования, тексты-рассуждения), типа связей между предложениями (тексты с цепными, параллельными или присоединительными связями). Другие исследователи классифицируют Т. по тематике (С.И. Гиндин, И.Я. Чернухина), по способу выражения информации (Л.И. Лосева), по характеру интерпртеации (А.А. Реформатский, Ю.А. Сорокин) и т.д.
Дискуссионным является вопрос о текстовом статусе разг. диалога. Одни исследователи избегают использования термина "Т." в отношении произведений устной спонтанной речи, отмечая отсутствие в них тематической целостности, жанровую неопределенность, принципиальную невозможность замысла, непредсказуемость развертывания и т.п. В этом случае для наименования разг. диалогов используются понятия "устный коммуникат", "диалогическое единство", "дискурс", "текстоид" (Н.А. Купина, О.Б. Сиротинина, М.А. Кормилицына). Другие авторы выделяют в разг. диалоге текстовые и нетекстовые участки (М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова). Третьи считают спонтанный диалог текстовой структурой особого типа, обладающей коммуникативно-событийной, прагматической и динамической интегративностью (И.Н. Борисова, Т.В. Матвеева).
В задачи стилистического исследования Т. входит изучение принципов построения и речевой организации Т. в конкретной коммуникативной сфере; выявление структурно-стилистических возможностей речевых произведений, композиционно-стилистических типов и форм, а также конструктивных приемов и функционирования в речи языковых средств. В практическом отношении стилистика текста призвана способствовать, во-первых, полному и глубокому пониманию речевого произведения; во-вторых, развитию и совершенствованию культурно-речевых навыков и умений посредством указания путей и способов конструирования Т., принадлежащих различным функц. стилям.
Лит.: Поспелов Н.С. Проблема сложного синтаксического целого в современном русском языке, "Уч. Зап. МГУ. Труды каф. рус. яз.", 1948. Вып. 137. Кн. 2; Лотман Ю.М. Структура художественного текста. - М., 1970; Его же: Текст и функция // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. -Таллин, 1992; Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика. - М., 1973; Его же: Стилистика текста. - М., 1997; Колшанский Г.В. Текст как единица коммуникации // Проблемы общего и германского языкознания. - М., 1978; Его же: Контекстная семантика. - М., 1980; Его же: Лингвистика текста. - М., 1978; Кухаренко В.А. Интерпретация текста. - Л., 1979; Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста. - Л., 1979; Его же: Понятие текста в современной лингвистике и психологии // Психолингвистическая и лингвистическая природа текста и особенности его восприятия. - Киев, 1979; Одинцов В.В. Стилистика текста. - М., 1980; Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М., 1981; Москальская О.И. Грамматика текста. - М., 1981; Ее же: Текст как явление культуры. - Новосибирск, 1981; Ее же: Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. - М., 1982; Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспекты лингво-смыслового анализа. - Красноярск, 1983; Новиков А.И. Семантика текста и ее формализация. - М., 1983; Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. - М., 1984; Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста. - М., 1985; Торсуева И.Г. Текст как система // Структурно-семантические единицы текста: Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М. Тореза. Вып. 267. - М., 1986; Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста. - Киев, 1988; Котюрова М.П. Об экстралингвистических основаниях смысловой структуры научного текста. - Красноярск, 1988; Шабес В.Я. Событие и текст. - М., 1989; Каменская О.Л. Текст и коммуникация. - М., 1990; Матвеева Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. - Свердловск, 1990; Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. - Свердловск, 1991; Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. - Ростов н/Д., 1993; Сиротинина О.Б. Тексты, текстоиды, дискурсы в зоне разговорной речи // Человек - текст - культура. - Екатеринбург, 1994; Ее же: Язык - система. Язык - текст. Язык - способность. - М., 1995; Кожина М.Н. Понятия "текст" и "целый текст" (в аспекте стилистики текста) // Очерки истории научного стиля русского литературного языка XVIII-XX вв. Т. II. Ч. 1. Стилистика научного текста (общие параметры). - Пермь, 1996; Шмелева Т.В. Текст сквозь призму метафоры тканья // Человек и текст: Сб. науч. тр. - Саратов, 1998; Болотнова Н.С. Основы теории текста. - Томск, 1999; Сидорова М.Ю. Грамматика художественного текста. - М., 2000; Баженова Е.А. Научный текст в аспекте политекстуальности. - Пермь, 2001; Борисова И.Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. - Екатеринбург, 2001; Залевская А.А. Текст и его понимание. - Тверь, 2001.
Е.А. Баженова, М.П. Котюрова
ХУДОЖЕСТВЕННО-ОБРАЗНАЯ РЕЧЕВАЯ КОНКРЕТИЗАЦИЯ - это специфическое свойство именно худож. речи, отличающее ее от всех других разновидностей языкового общения. Проявляется оно в такой намеренно созданной по законам искусства организации языковых средств в речевой ткани худож. произведения, благодаря которой слово-понятие "переводится" в слово-образ (художественный), становится выражением индивидуально-неповторимых, как бы видимых внутренним зрением, целостных худож. образов (и их элементов - "микрообразов"), пропущенных через эстетическую оценку писателя. Это такая речевая организация, составляющая целостную систему и реализующая эстетическую функцию произведения искусства, которая специально направлена на то, чтобы ее восприятие вызывало работу фантазии читателя.
В данном случае речь идет не о простой наглядности или использовании отдельных средств словесной образности, но о выражении речевой тканью худож. произведения жизненности и цельности "изображаемого". При этом конкретизированными как "предметное" являются не только лица и вещи, но и события, действия, поступки, чувства, состояния, мысли и т.д. передаваемой читателю поэтической действительности как проявление творческой мысли художника слова.
Таким образом, понятие Х.-обр. р. к. - это понятие комплексное, психолого-эстетико-лингвостилистическое. Поэтому оно выходит за рамки словесной образности, простого использования метафор или других образных средств языка (тропов и фигур), а также эмотивных языковых элементов как выражения эмоциональности речи, о чем обычно говорят, определяя специфику или хотя бы своеобразие худож. речи.
В поисках адекватного определения специфики худож. речи по сравнению с другими речевыми разновидностями (функц. стилями) необходимо опираться на экстралингвистическую основу этой речи, на особенности общения в соответствующей его сфере. Еще Ш. Балли говорил, что "…изучение языка предполагает исследование не только взаимоотношений между языковыми символами, но также и связей между речью и мышлением", оно "…должно быть в высшей степени психологическим…". А.М. Бахтин подчеркивал, что подход к анализу худож. слова должен быть с позиций речевого общения, с учетом социального диалога и роли слушателя, т.е., по-нашему, речеведческим (см. Речеведение). Такой подход касается, конечно, лингвостилистического анализа всех сфер общения, но приобретает особую значимость применительно к эстетической его сфере. Какой-либо односторонний подход в данном случае не способен вскрыть специфику худож. речи как функц. стиля.
Известно, что вопрос специфики худож. речи (текста) интересовал исследователей с глубокой древности (индийские поэтики и грамматики, древнегреческая и римская риторики и стилистики). Время от времени он возникал с особенной остротой в истории науки о языке и стиле; в сравнительно недавнее время - в дискуссии "Слово и образ" 60-х гг. ХХ в. Можно выделить следующие наиболее "популярные" точки зрения.
Метафоризация речи (в широком смысле - высокочастотное использование тропов и фигур) как якобы главная примета худож. стиля речи. С одной стороны, еще Аристотель говорил о значимости метафоры и для мышления поэта, и для поэтической речи. Но, с другой стороны, встречаются целые страницы, десятки страниц, а иногда небольшие худож. произведения без метафор. К признаку метафоризации добавляют и эмоциональность речи, но последняя весьма характерна и для публиц. и обиходно-разг. речи, следовательно, не может считаться истинно специфической чертой худож. речи.
А.М. Пешковский выдвигал понятие "общей образности" худож. произведения, понимая под ним строгую системность всех элементов художественного целого (содержания и формы), когда изъятие даже какого-либо одного элемента ведет к "облысению" худож. образа и ущербности содержания. При всей позитивности такого подхода, он все же не вскрывает самого механизма создания образности и ее оснований.
Существенна характеристика своеобразия худож. речи, данная Б.А. Лариным через посредство так называемых "комбинаторных (или семантических) приращений смысла", которыми обладает слово в худож. произведении, т.е. тех дополнительных неповторимых семантических нюансов, которые получает слово в контексте поэтического целого, когда на коммуникативную функцию накладывается эстетическая. Но при этом речь идет в основном о лексико-семантической стороне речи.
В качестве отличительной черты худож. речи также выдвигается и такое ее свойство, как использование "внутренней формы" слова (Г.О. Винокур вслед за А.А. Потебней), т.е. такое явление, когда "смысл худож. слова не замыкается в его буквальном смысле … а как бы весь опрокинут в тему и идею худож. замысла", когда новое, поэтическое содержание пользуется формой другого (буквального) содержания; ср., напр., название романа А. Толстого "Хлеб", содержание которого выходит за рамки общеязыкового значения этого слова, но "базируется" на нем.
В теории(ях) так называемых "русских формалистов" 20-х гг. специфика художественности слова видится в "выведении" его из автоматизма живой разговорной речи и актуализации, "выдвижении"; здесь целью становится "неузнавание", новизна, обращающая на себя внимание (ср. "язык поэзии - язык затрудненный, заторможенный") - В. Шкловский. Однако при этом "язык искусства" понимается как нелингвистическое явление, отрывается от естественного языка, против чего выступали, в частности, М.М. Бахтин, Г.О. Винокур и др.
Отличие понятия Х.-обр. р. к. от представленных выше трактовок своеобразия худож. речи состоит в том, что, будучи понятием терминосистемы функц. стилистики, оно призвано определить специфику худож. речи в ряду других функц. стилей на основе ее базовых экстралингвистических факторов, т.е. прежде всего назначения искусства в обществе, целей и задач общения в этой сфере, типа мышления и т.д. При этом речевая ткань худож. произведения не выводится за пределы лингвистических явлений, но рассматривается не с узкоязыковых позиций строя языка, а речеведческих (лингвистики речи). Так, Г.О. Винокур подчеркивал: "Не зная, что значило слово "раньше", чем стать фактом поэтического языка, действительно нельзя понять, что оно значит как поэтическое слово". Указанный подход предполагает, как отмечалось выше, комплексный и при этом двусторонний анализ; а именно: учет, с одной стороны, особенностей творческого образного мышления писателя как субъекта речи, адресанта, с другой - восприятия худож. текста читателем, ибо произведение словесного искусства специально и осознанно создается с целью активизации образности восприятия, фантазии читателя как основы эффективности взаимопонимания коммуникантов.
Именно худож.-образная конкретность поэтического текста - как отражение в нем образного мышления писателя в процессе творчества - стимулирует образную же мысль читателя, ви́дение изображенной автором в тексте действительности, и тем самым достигается цель общения. То есть это явление двустороннее, диалогичное. Поэтому для характеристики его необходима опора на знание психологии мышления и творчества, речевого мышления, психологии восприятия речи, роли регулятивной функции (Е.В. Сидоров, Н.С. Болотнова). Учет этих данных, отмеченных как самими писателями, так и психологами, и "подключение" их к анализу фактов лингвостилистического исследования худож. текстов позволяет определить понятие Х.-обр. р. к.
С одной стороны, известны многочисленные высказывания писателей о роли образной конкретности в процессе их творческой деятельности. Ср., например, совет К. Федина молодому писателю: "Еще один существенный для прозаика совет: побольше конкретности. Образность тем выразительнее, чем точнее, конкретнее назван предмет… в поэтической прозе художника, требующей зримой ясности, не должно быть родовых понятий, если это не диктуется самой смысловой задачей содержания… Овес лучше зерна. Грачи более уместны, чем птицы"; Г. Флобер писал: "Если ясно представляешь себе известный образ или чувство, то слово само выльется на бумаге"; И.А. Гончаров: "Рисуя, я редко знаю, что значит мой образ…; я только вижу его живым перед собою - и смотрю, верно ли я рисую"; А.Н. Толстой: "Каждому писателю нужно видеть до галлюцинации то, о чем он пишет" и т.д.
С другой стороны, материалы по психологии мышления и творчества, в том числе экспериментальные данные по восприятию худож. текстов, показывают, что представления, появляющиеся при чтении худож. текста "чаще всего являются образами… предметными по своему характеру. В них всегда четко дан их вещный характер, они оформлены как "видимость вещей" (О.И. Никифорова, с. 153). Отмечается также, что при восприятии худож. текста описываемый предмет под влиянием контекста становится конкретным, индивидуальным; в какой-то момент наступает качественное превращение "отвлеченного слова в конкретное, из понятия - образ" (Там же). Таким образом, понятийное значение, какое имеет слово в языке (речь идет о знаменательных словах) превращается при восприятии его в контексте худож. целого (точнее средствами худож. контекста) в образ. Иначе говоря, образная мысль писателя через особую организацию худож. речи порождает образную же мысль читателя; т.е. налицо двусторонний, диалогический коммуникативный процесс. А поскольку речь идет о создании и восприятии худож. образов поэтической действительности, то налицо проявление эстетической функции языка.
Как это достигается? По данным психологов, для понимания значения слова, понятийного плана речи требуется в 2,5 раза меньше времени, чем для возникновения образа (Т. Мур). Отсюда логический вывод: необходима активизация читательского воображения посредством особого построения текста, особой речевой организации, детализации, выдвижения, акцентирования каких-либо моментов повествования, чтобы задержать на них внимание читателя, чтобы он "увидел", "ощутил" предмет речи. Контекстная образная конкретизация здесь (в этом случае) - результат искусного владения словом: умение выразить "микрообразы" - как предметы, явления, элементы поэтического мира, созданного воображением писателя, а затем и все идейно-образное содержание произведения.
Итак, в чем состоит роль самой особой текстовой организации худож. речи, которая предстает как художественно-образная конкретизация. Какими способами и средствами она достигается? Одно из них уже указано, это образная детализация предмета речи через микрообразы (примеры - далее). Другим очень важным способом построения худож. речи и отсюда ее свойством является динамика, связанная с повествовательным (нарративным) характером худож. произведения (во всяком случае прозаического; у нас речь идет прежде всего именно о худож. прозе). Еще Аристотель отмечал, что "…те выражения представляют вещь наглядно, которые изображают ее в действии". О роли действия, движения и соответственно глагола в худож. речи говорил также Лессинг и многие другие писатели и исследователи. Об этом свидетельствуют и современные теоретики-литературоведы: "Художник слова изображает именно движение и, характеризуя эти движения, ставит перед нашим воображением облик определенных "тел", в том числе и движений психологических" (В. Кожинов). Отмечается также, что "проблема сюжета срастается с проблемой художественной речи" (Там же). Ср. также замечания писателя: "Рисовать мало. В повествовании нужно уметь изображать движение - внешнее и внутреннее (психологию)" (А.Н. Толстой); "… вы должны видеть предмет, о котором пишете… в движении", тогда "вы найдете глагол этого предмета" (Там же).
Отсюда проистекает одно из средств (или одна из форм) Х.-обр. к. - глагольное сюжетоведение, или глагольное речеведéние. Писатель обычно не однословно выражает динамику явлений изображаемой действительности, а поэтапно, рисуя одно движение за другим. Поскольку языковыми средствами этого являются прежде всего глаголы (и отглагольные формы), то они оказываются в худож. текстах высокочастотными. Примеры: Князь Андрей встал и подошел к окну, чтоб отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. (Л. Толстой); Вдруг она опять взвизгнула - и лодка повалилась на бок; она сунула с кормы руку в воду и, поймав стебель кувшинки, так рванула его к себе, что завалилась вместе с лодкой - он едва успел вскочить и поймать ее под мышки. Она захохотала и, упав на корму спиной, брызнула с мокрой руки прямо ему в глаза. Тогда он опять схватил ее и, не понимая, что делает, поцеловал в хохочущие губы… (И. Бунин). При этом образному динамизму повествования (или описания) способствует и использование видо-временных показателей глаголов (т.е. грамматическая сторона языка). Вот как, напр., рисует картину утренних сборов в дорогу И.С. Тургенев: "Вот кладут ковер на телегу, ставят в ноги ящик с чемоданом. Пристяжные ежатся, фыркают и щеголевато переступают ногами, пара только что проснувшихся гусей молча и медленно перебирается через дорогу… Вот вы сели, лошади разом тронулись, громко застучала телега… Вы едете - едете мимо церкви…"
Живописность, видимость и динамика "картины" достигается здесь, конечно, целым рядом средств и способов, в частности образной детализацией изображения, когда почти ни один глагол или существительное не остаются без точно подобранных определений, дополнений, обстоятельств. Видовременной же план глаголов особенно знаменателен (см. полужирный): наст. историческое, иначе наст. живого представления (кладут, ставят), выражающее однократное действие, сменяется действием длительным, но прерывистым (ежатся, фыркают, переступают); очень картинно изображена переходящая дорогу пара гусей, которые перебираются (имитация гусиной "походки") молча и медленно. Для стиля Тургенева вообще характерно трех- и многократное повторение какого-либо признака, детали (ее акцентирование). Далее динамика меняется (Вот вы сели, …тронулись) - одноразовое результативное действие, затем длительное с повтором (едете - едете), способствующее передаче созерцания, которому начинает предаваться ездок. Отметим, что здесь нет метафор и налицо общеупотребительная лексика.
Конечно, известны случаи, когда движение может изображаться и без глаголов, т.е. когда сам факт перечисления названий проходящих (пролетающих) перед глазами предметов выражает динамику:
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри…
(А.С. Пушкин)
Но такие случаи довольно редки и представлены обычно на глагольном фоне, а в данном примере "тон задает" начальный глагол (мелькают), обозначающий быстроту, стремительность последующего движения.
Еще пример изображения словом с помощью глагольного речеведе́ния и других средств, в том числе метафор и олицетворений: Сначала далеко впереди… поползла по земле широкая ярко-желтая полоса; через минуту такая же полоса засветилась несколько ближе… что-то теплое коснулось Егорушкиной спины, полоса света, подкравшись сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась навстречу другим полосам… (Чехов, Степь).
Появление утреннего солнца, которое "принялось за свою работу", показано в движении освещенных светом полос очень детально и в пространственно-временной динамике (сначала, далеко впереди, через минуту… несколько ближе…, …подкравшись сзади… понеслась навстречу другим). Очень выразительны не только цветовые определения солнечных полос (широкая ярко-желтая) и указание на ощущение тепла, кстати через метафорическое словосочетание с глаголом (что-то теплое коснулось… спины), но и динамика глагольного речеведе́ния с использованием смены видо-временных значений глаголов, их метафоризация и олицетворение (сначала полоса поползла, засветилась - начало действия; далее мимолетное однократное действие - коснулось, выразительны олицетворение и метафора, выраженные деепричастием подкравшись и глаголом шмыгнула, тоже однократного действия, но уже в прош. времени; и затем глагол понеслась - картина стремительного, но длительного, бесконечного движения). Все это позволяет ярко увидеть описываемую картину в ее динамике. К сожалению, объем словарной статьи не позволяет подробно проанализировать более или менее пространные отрывки худож. текстов, но и приведенные материалы в определенной степени показывают роль глаголов и других языковых средств, выступающих в функции Х.-обр. р. к.
Если в обычной речи словарное слово обладает способностью "переходить" (конкретизироваться) в единичное понятие или представление, то в худож. тексте выбор слов и организация контекста рисует зримый образ. Но это достигается искусной речью, специально, намеренно осуществляемой Х.-обр. р. к.
Характерно, что в приведенных примерах использована в основном обычная, так сказать нейтральная, лексика (с точки зрения словаря) и небольшое число собственно средств словесной образности. И тем не менее специфика худож. речи налицо. Примером в этом плане может служить и стиль прозы Пушкина. Обычным для худож. прозы оказывается и всестороннее описание персонажа (его портретная характеристика), а также интерьера. Ср., напр., у И.А. Бунина: В семь с половиной в вестибюле забил гонг. Он первый вошел в парадно сверкающую люстрой столовую, где уже стояли возле столика у стены жирный бритый повар во всем белом и подкрахмаленном, худощекий лакей во фраке и белых вязаных перчатках и маленькая горничная, по-французски субтильная. Через минуту молочно-седой королевой, покачиваясь, вошла тетя в палевом шелковом платье с кремовыми кружевами, с наплывами на щиколках… (И.А. Бунин). Видимость, яркая зримость этой повествовательно-описательной картины создается нейтральной лексикой, но не оставляющей ни одного предмета, лица, действия без определений и обстоятельств.
Образная детализация и изобразительность, о которой говорилось выше, достигается, конечно наряду с указанными средствами, использованием точных и ярких эпитетов, метафор, сравнений, олицетворений (примеры общеизвестны), а также случаями звукописи и звукоподражания даже в прозе: "…там внизу, под кручей, перекликались уверенно могучие струи, они пе-ре-кли-кались в своем "рано ли, поздно ли" (М. Пришвин); "…дробно выстукивали перепела: "Спать пора! Спать пора!" (М. Шолохов).
К различным собственно языковым средствам может "добавляться" даже звукопись, в том числе и в прозе, напр.: "В промежутках совершенной тишины слышен был шорох прошлогодних листьев, шевелившихся от таяния земли и от роста трав". И далее (по тексту Л. Толстого) пример микрообраза - момент прорастания травы, создаваемого за счет использования видовой формы глагола (однократного действия) и детализированного описания места появления травы - и на этом фоне изображение момента прорастания ростка; и не случайно он назван иглой, так как еще не успел развернуться: "Каково? Слышно и видно, как трава растет!" - сказал себе Левин, заметив двинувшийся грифельного цвета мокрый осиновый лист подле иглы молодой травы". Вместе с персонажем и читатель "видит" этот момент прорастания травы, хотя здесь нет метафор, налицо лишь нейтральная лексика. Но здесь представлен как раз тот случай, когда точность выражения - это верность образу.
В худож. текстах, как правило, используются не отдельные элементы и средства худож. конкретизации, а одновременно различные речевые средства и способы: это и образная детализация, и глагольное речеведение, и использование интенсивов, ритма, звукописи, акцентуаторов, т.е. налицо комплексная худ.-обр. конкретизация.
Пример такой комплексной конкретизации: Наталья жила у отца… ей все казалось, что Григорий вернется к ней, сердцем ждала, не вслушиваясь в трезвый нашепот разума; исходила ночами в жгучей тоске, крушилась, растоптанная нежданной, незаслуженной обидой. А к этому прибавилось другое, и Наталья с холодным страхом шла к концу, ночами металась в своей девичьей горенке, как подстреленный чибис в ендовной куге… (Шолохов, Тихий Дон).
Состояние Натальи не названо каким-то одним отвлеченным словом, хотя в отрывке есть и абстрактная лексика (разум, обида, страх), оно дается развернуто, конкретизированно, отчего и становится образным.
И здесь большую роль играют, во-первых, глагольные формы (ждала, не вслушиваясь; исходила… в тоске; крушилась, растоптанная обидой; шла к концу; металась); во-вторых, тонкий и чрезвычайно образно точный отбор слов, наиболее экспрессивно представляющих соответствующие понятия (это интенсивы), в том числе слов народно-поэтических (крушилась, растоптанная; исходила по ночам в тоске); в-третьих, обращение к словесным образам - метафорам, олицетворениям, сравнениям (не вслушиваясь в… нашепот разума; металась, как подстреленный чибис в ендовной куге); в-четвертых, развернутый вид речевой конкретизации: существительные с отвлеченным значением сопровождаются уточняющими определениями, дополнениями (трезвый нашепот разума, растоптанная неожиданной… обидой и т.д.). Благодаря этому даже абстрактные слова конкретизируются, превращаются в ощутимый образ, олицетворение. И, наконец, большую роль играют видовременные формы глаголов и деепричастий. Почти все глагольные формы здесь имеют значение прош. длительного (ждала, исходила, крушилась). Несколько иное, контекстуальное значение (шла к концу) достигается употреблением при глаголе дополнения с оттенком цели. Значение повторяемости в глаголе металась поддерживается и усиливается обстоятельством-существительным в форме мн. числа (ночами). Здесь и лексическое значение глагола, и его стилистико-экспрессивная окраска, и грамматический вид (несовершенный), и контекст указывают на действие беспорядочное и повторяющееся, а поэтому мучительное. Причастие от глагола сов. вида растоптанная (обидой) усиливает выражение состояния полной моральной уничтоженности (см. значение приставки рас-), сохраняя вместе с тем оттенок качества. Очень выразительна и образно гармонична в словосочетании приставочная форма деепричастия - вслушиваясь (ср. возможное: "не слушая нашепота разума"); форма вслушиваясь не только усиливает выражение интенсивности и целенаправленности действия, но и участвует в создании олицетворения. Этому способствует авторское преобразование известного фразеологизма не слушать голоса разума.
Таким образом, комплексная худож.-обр. конкретизация - это такое явление худож. речи, такой способ конкретизации, когда совокупность, точнее система, разноуровневых средств языка и речи в определенном контексте выполняет одну и ту же стилистическую функцию: служит созданию и выражению какой-то образной черты одного образа (и микрообраза), оказывая через этот комплексный акцент активизирующее воздействие на воображение читателя.
Х.-обр. р. к. может быть развернутой, либо лаконичной, или косвенной (примеры см.: Кожина 1966; 1993). Средствами же Х.-обр. р. к. могут быть и различные стилистические приемы - контраст, аналогия, композиция и все указанные выше средства и способы (метафоризация, приращение смысла, акцентное "выдвижение" слов, использование внутренней формы слова и др.), анализ которых представлен в обширной литературе.
Таким образом, Х.-обр. р. к. выражается в худож. речи средствами и способами, в известной мере выявленными и описанными в традиционной стилистике, но объединяет их под общим углом зрения, опираясь на данные психологии речемыслительной деятельности и восприятия худож. текста, рассматривает с новых, комплексных позиций, позволивших определить и объяснить действительную специфику худож. функц. стиля, принципиально отличающую последний от других функц. стилей речи; при этом отдельные средства образности могут быть использованы в других стилях. Существенно то, что при всем разнообразии индивидуальных стилей писателей Х.-обр. р. к. присуща любому истинно худож. произведению. Именно она принципиально отличает худож. тексты от нехудожественных. Конечно, отдельные речевые фрагменты, напр., какие-либо рассказы в обиходно-разг. сфере, могут приближаться по стилю к художественным, но они будут восприниматься как нетипичные для данного вида речи и как бы стихийно возникшие. Такого рода случаи фиксируют отсутствие резких границ между функц. стилями. Известно, что эстетическое свойственно не только профессиональным произведениям искусства, однако необходимо выделять последние как особый феномен. Говоря о Х.-обр. р. к. мы старались акцентировать роль слова писателя на внутренний зрительный ряд адресата (его воображение), так как воздействие на него является весьма значимым (недаром говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать).
Лит.: Виноградов В.В. Стиль "Пиковой дамы // А.С. Пушкин. Временник пушкинской комиссии. - М.; Л., 1936; Его же: К спорам о слове и образе, "ВЛ". - №5, 1960; Его же: О языке художественной прозы // Изб. труды. - М., 1980; Его же: Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. - М., 1990; Винокур Г.О. О задачах истории языка // Избр. работы по рус. языку. - М., 1959; Его же: О языке художественной литературы. - М., 1991; Кожина М.Н. О специфике художественной и научной речи в аспекте функциональной стилистики. - Пермь, 1966; Ее же: Стилистика русского языка.- 3-е изд. - М., 1993; Венгранович М.А. Специфика художественно-образной речевой конкретизации в фольклорном тексте (к постановке проблемы) // Совр. гуманитарные науки: теоретический, прагматический, методический аспекты. Вып. 1. - Тольятти, 2001.
Ларин Б.А. О разновидностях художественной речи. Семантические этюды, "Рус. речь". Вып. 1. - Пг., 1923; Его же: Эстетика слова и язык писателя. - Л., 1974; Шкловский В. О теории прозы. - М., 1929; Пешковский А.М. Вопросы методики родного языка, лингвистики и стилистики. - М.; Л., 1930; Никифорова О.И. Роль представлений в восприятии слова, фразы и художественного описания, "Известия АПН". Вып. 7. - М., 1947; Русские писатели о литературном труде. Т. IV. - Л., 1956; Аристотель, Об искусстве поэзии, ГИХЛ. - М., 1957; Щерба Л.В. Избр. работы по рус. языку (опыт лингвистического толкования стихотворений). - М., 1957; Кожинов В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Т. II. - М., 1964; Шмелев Д.Н. Слово и образ. - М., 1964; Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. - Л., 1972; Григорьев В.П. Поэтика слова. - М., 1979; Одинцов В.В. Стилистика текста. - М., 1980; Васильева А.Н. Художественная речь. - М., 1982; Сидоров Е.В. Проблемы речевой системности. - М., 1987; Новиков Л.А. Художественный текст и его анализ. - М., 1988; Шанский Н.М. Лингвистический анализ художественного текста. - Л., 1990; Волошинов В.Н. (Бахтин М.М.), Слово в жизни и слово в поэзии, "Риторика". - №2, 1995; Болотнова Н.С. О теории регулятивности художественного текста, "Stylistyka-VII". - Opole, 1998; Ее же: Филологический анализ текста, ч 1. - Томск, 2001; Бабенко Л.Г., Васильев И.Е., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. - Екатеринбург, 2000.
М.Н. Кожина
Способ исследования, при котором логико-математическое моделирование пользуется формальным аппаратом математической логики, изучающим общие закономерности теории доказательства. Логико-математические исчисления и моделирование допускают логическую правильность инвариантной (моделирующей, генотипической) сущности речемыслительной деятельности, рассмотрение ее как логического устройства, в котором выделяются элементарные исходные компоненты и непротиворечивый аппарат логических операций.