Монтень (Montaigne) Мишель де (1533 - 1592)
Французский писатель, политический деятель, философ, отличавшийся скептицизмом и стоицизмом. Среди произведений - книга эссе "Опыты" (1580 - 1588).
Афоризмы, цитаты -
Наружность мужчины служит весьма малым ручательством за него, но тем не менее, она представляет нечто значительное.
Между одними людьми и другими дистанция гораздо большая, чем между некоторыми людьми и животными.
Когда мы говорим, что страшимся смерти, то думаем прежде всего о боли, ее обычной предшественнице.
Желание того, чего у нас нет, разрушает пользование тем, что у нас есть.
Будемте остерегаться, чтобы старость не наложила больше морщин на нашу душу, чем на наше лицо.
Смерть одного есть начало жизни другого.
Человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает то, что с ним происходит.
Разве мошенничество становится менее гадким от того, что речь идет о нескольких су, а не о нескольких экю? Оно гадко само по себе.
Что касается смерти, то ощущать ее мы не можем; мы постигаем ее только рассудком, ибо от жизни она отделена не более чем мгновением.
Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.
Если я лгу, я оскорбляю себя в большей мере, чем того, о ком солгал.
Что касается пьянства, то этот порок - насквозь телесный и материальный. Поэтому самый грубый из всех ныне существующих народов - тот, у которого особенно распространен этот порок. Другие пороки притупляют разум, пьянство же разрушает его и поражает тело.
Нашему телу свойственно более или менее одинаковое сложение и одинаковые склонности. Душа же наша бесконечно изменчива и принимает самые разнообразные формы, обладая при этом способностью приспосабливать к себе и к своему состоянию ощущения нашего тела и все прочие его проявления.
Невежество бывает двоякого рода: одно, безграмотное, предшествует науке; другое, чванное, следует за нею.
Вариант перевода:
Невежество бывает двоякого рода: одно - безграмотное, предшествует знанию, другое - чванное, следует за ним. ("Энциклопедия афоризмов, средние века", Минск, "Современный литератор", 1999)
Лучшие души - те, в которых больше гибкости и разнообразия.
Подобно тому как наше рождение принесло для нас рождение всего окружающего, так и смерть наша будет смертью всего окружающего.
Чем больше заполняется наша душа, тем вместительнее она становится.
Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарств.
Душа извлекает для себя пользу решительно из всего. Даже заблуждения, даже сны - и они служат ее целям: у нее все пойдет в дело, лишь бы оградить нас от опасности и тревоги.
Наука пригодна лишь для сильных умов, а они весьма редки.
Ради чего врачи с таким рвением добиваются доверия своего пациента, не скупясь на лживые посулы поправить его здоровье, если не для того, чтобы его воображение пришло на помощь их надувательским предписаниям?
Мы не привыкли искать высшего нашего удовлетворения в душе и ждать от нее главной помощи, несмотря на то, что именно она - единственная и полновластная госпожа и нашего состояния, и нашего поведения.
Чтобы правильно судить о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу; в противном случае мы припишем им наши собственные изъяны.
Я предпочитаю самостоятельно ковать себе душу, а не украшать ее позаимствованным добром.
Нет такой уловки или приема в пользовании оружием во время боя, которые мы сочли бы дурными, лишь бы они помогли отразить направленный на нас удар.
Судьба поставляет нам только сырой материал, и нам самим предоставляется придать ему форму.
Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие.
Все в человеке идет вместе с ним в гору и под гору.
Игры детей - вовсе не игры, и правильнее смотреть на них как на самое значительное и глубокомысленное занятие этого возраста.
В общении с людьми ум человеческий достигает изумительной ясности.
Вместо того чтобы стремиться узнать других, мы хлопочем только о том, как бы выставить напоказ себя, и наши заботы направлены скорее на то, чтобы не дать залежаться своему товару, нежели чтобы приобрести для себя новый.
Человек - изумительно суетное, поистине непонятное и вечно колеблющееся существо.
Если бы мне было дано вытесать себя по своему вкусу, то нет такой формы - как бы прекрасна она ни была, - в которую я желал бы втиснуться, с тем чтобы никогда уже с нею не расставаться.
Судьба не приносит нам ни зла, ни добра, она поставляет лишь сырую материю того и другого и способное оплодотворить эту материю семя.
Подобно тому как растения чахнут от чрезмерного обилия влаги, а светильники - от обилия масла, так и ум человеческий при чрезмерных занятиях и обилии знаний, загроможденный и подавленный их бесконечным разнообразием, теряет способность разобраться в этом нагромождении и под бременем непосильного груза сгибается и увядает.
В каждом государстве жажда славы растет вместе со свободой подданных и уменьшается вместе с ней: слава никогда не уживается с рабством.
Мы берем на хранение чужие мысли и знания, только и всего. Нужно, однако, сделать их собственными.
Только глупцы могут быть непоколебимы в своей уверенности.
Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.
Мы не можем обойтись без брака, и вместе с тем мы его принижаем. Здесь происходит то же, что наблюдается возле клеток: птицы, находящиеся на воле, отчаянно стремятся проникнуть в них; те же, которые сидят взаперти, так же отчаянно стремятся выйти наружу.
Весло, погруженное в воду, кажется нам надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как мы это видим.
Привычка терпеливо трудиться - это то же, что привычка терпеливо переносить боль.
Чаще всего мы больше радуемся детским шалостям, играм и проделкам наших детей, чем их вполне сознательным поступкам в зрелом возрасте, словно бы мы их любили для нашего развлечения, как мартышек, а не как людей.
Жениться, ничем не связывая себя, - предательство.
Жизнь сама по себе - ни благо, ни зло: она вместилище и блага, и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.
Смерть должна быть такая же, как и жизнь; мы не становимся другими только потому, что умираем.
Доблесть, которою так жаждут прославиться, может проявиться при случае столь же блистательно, независимо от того, надето ли на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себя дома или в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена для удара.
Народы, воспитанные в свободе и привыкшие сами править собою, считают всякий иной образ правления чем-то противоестественным и чудовищным. Те, которые привыкли к монархии, поступают ничуть не иначе. И какой бы удобный случай к изменению государственного порядка ни предоставила им судьба, они даже тогда, когда с величайшим трудом отделались от какого-нибудь невыносимого государя, торопятся посадить на его место другого, ибо не могут решиться возненавидеть порабощение.
Картина стольких государственных смут и смен в судьбах различных народов учит нас не слишком гордиться собой.
Полное согласие - свойство для беседы весьма скучное.
Пчелы перелетают с цветка на цветок для того, чтобы собрать нектар, который они целиком претворяют в мед. Точно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть собственным его суждением.
Шум оружия заглушает голос законов.
Лучшее государственное устройство для любого народа - это то, которое сохранило его как целое.
Достойно похвалы деяние, а не сам человек.
Те, кто расшатывают государственный строй, чаще всего первыми и гибнут при его крушении.
Плоды смуты никогда не достаются тому, кто ее вызвал; он только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже другие.
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению - никогда.
Мы не в силах придумать человеку лучшую похвалу, чем сказав, что он одарен от природы.
Деревья - и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья.
Любой человек может сказать нечто соответствующее истине, но выразить это красиво, разумно, немногословно смогут не столь уж многие. Вот почему меня раздражает не сказанное неверно по незнанию, а неумение сказать это хорошо.
Природа - приятный наставник, и даже не столько приятный, сколько осторожный и верный.
Тому, кто не постиг науки добра, всякая иная наука приносит лишь вред.
Любовь - неистовое влечение к тому, что убегает от нас.
Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчиняться правилам поведения, установленным для них обществом, - ведь эти правила сочинили мужчины, и притом безо всякого участия женщин.
Кто боится страдания, тот уже страдает от боязни.
Если бы человек хотел быть только счастливым, то это было бы легко, но всякий хочет быть счастливее других, а это почти всегда очень трудно, ибо мы обыкновенно считаем других счастливее, чем они есть на самом деле.
Когда наукой пользуются, как должно, это самое благородное и великое из достижений рода человеческого.
В природе нет ничего бесполезного.
После тех лиц, которые занимают самые высокие посты, я не знаю более несчастных, чем те, что им завидуют.
Когда судят об отдельном поступке, то, прежде чем оценить его, надо учесть разные обстоятельства и принять во внимание весь облик человека, который совершил его.
Наука - великое украшение и весьма полезное орудие.
Настоящий друг - это тот, кому я поверил бы во всем, касающемся меня, больше, чем самому себе.
У животных есть та благородная особенность, что лев никогда не становится из малодушия рабом другого льва, а конь - рабом другого коня.
Страх - это страсть воистину поразительная, и врачи говорят, что нет другой, которая выбивала бы наш рассудок из положенной ему колеи в большей мере, чем эта.
Величие победы измеряется степенью ее трудности.
Ни то, что предшествует смерти, ни то, что за ней следует, не является ее принадлежностью.
Трусость - мать жестокости.
От недостатка уважения к себе происходит столько же пороков, сколько и от излишнего к себе уважения.
Первый признак порчи общественных нравов - это исчезновение правды, ибо правдивость лежит в основе всякой добродетели и является первым требованием к правителю государства.
Описывать прошлое - меньший риск, чем описывать настоящее, ибо в этом случае писатель отвечает только за точную передачу заимствованного им у других.
Истина не становится мудрее от своего возраста.
Мы не столько освобождаемся от наших пороков, сколько меняем их на другие.
Пусть детство смотрит вперед, старость - назад: не это ли обозначали два лица Януса?
Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы ее использовали.
Мы трудимся лишь над тем, чтобы заполнить свою память, оставляя разум и совесть праздными.
Все бедствия не стоят того, чтобы, желая избежать их, стремиться к смерти.
Для того чтобы обучить другого, требуется больше ума, чем для того чтобы научиться самому.
Нет наставницы более немилосердной и коварной, чем наша привычка. Мало-помалу, украдкой забирает она власть над нами, но, начиная скромно и добродушно, она с течением времени укореняется и укрепляется в нас, пока наконец не сбрасывает покрова со своего властного и деспотического лица, и тогда мы не смеем уже поднять на нее взгляд.
Признаваться в незнании - одно из лучших и вернейших доказательств наличия разума.
Чтобы научить другого, требуется больше ума, чем чтобы научиться самому.
Недостаточно, чтобы воспитание только не портило нас, - нужно, чтобы оно изменяло нас к лучшему.
Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.
Если учителя просвещают своих многочисленных учеников, преподнося им всем один и тот же урок и требуя от них одинакового поведения, хотя способности их вовсе не одинаковы, то нет ничего удивительного, что среди огромной толпы детей найдется всего два или три ребенка, которые извлекают настоящую пользу из подобного преподавания.
Чрезмерно сильное горе подавляет полностью нашу душу, стесняя свободу ее проявлений.
Ученость, как таковая, сама по себе есть нечто безличное. Для благородной души она может быть добавлением очень полезным, для какой-нибудь иной - вредоносным и пагубным. Вернее было бы сказать, что она вещь драгоценная для того, кто умеет ею пользоваться.
Кто ниспровергает законы, тот грозит самым добропорядочным людям бичом и веревкой.
Пусть наставник заставляет ученика как бы просеивать через сито все, что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову, опираясь на свой авторитет и влияние.
Бич человека - это воображаемое знание.
Способность снизойти до влечений ребенка и руководить ими присуща лишь душе возвышенной и сильной.
Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем признаться.
Столько имен, столько побед и завоеваний, погребенных в пыли забвения, делают смешною нашу надежду увековечить в истории свое имя захватом какого-нибудь курятника, ставшего сколько-нибудь известным только после своего падения.
Тот, кто всегда в выигрыше, - не настоящий игрок.
Гнусное и бессмысленное занятие - без конца заниматься своими деньгами, находя удовольствие в их перебирании, взвешивании и пересчитывании! Вот, поистине, путь, которым в нас тихой сапой вползает жадность.
Хотя чужое знание может нас кое-чему научить, мудр бываешь лишь собственной мудростью.
Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию.
По мере того, как мы лишаемся естественных удовольствий, мы возмещаем их удовольствиями искусственными.
У высокого положения есть то преимущество, что с ним можно по собственному желанию расстаться, и почти всегда есть возможность выбора более высокой или более низкой ступени: ведь не со всякой высоты непременно падаешь, гораздо чаще можно вбагополучно опуститься.
Нельзя полагаться на те доходы, которые мы только надеемся получить, какими бы верными они нам не казались.
Судья, вынесший обвиняемому приговор в припадке гнева, сам заслуживает смертного приговора.
Тем, кто нами повелевает и правит, кто держит в руках своих судьбы мира, недостаточно обладать разумением среднего человека, мочь столько же, сколько можем мы; и если они не превосходят нас в достаточной мере, то уже тем самым оказываются гораздо ниже нашего уровня.
Самый ценный плод здоровья - возможность получать удовольствие.
Первоначально чье-либо личное заблуждение становится общим, а затем уж общее заблуждение становится личным. Вот и растет постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомленным лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем, - гораздо более убежденным, чем первый.
Наука - великолепное снадобье; но никакое снадобье не бывает столь стойким, чтобы сохраняться, не подвергаясь порче и изменениям, если плох сосуд, в котором его хранят.
Когда у нас нет настоящих болезней, наука награждает нас придуманными ею.
Пусть всякий, кто сможет, остерегается попасть в руки судьи, когда этот судья - победоносный и вооруженный до зубов враг.
Те, у кого одинаково злая воля, каково бы ни было различие в их положении, таят в себе одинаковую жестокость, бесчестность, грабительские наклонности, и все это в каждом из них тем отвратительнее, чем он трусливее, чем увереннее в себе и чем ловчее умеет прикрываться законами.
Красноречие, отвлекая внимание на себя, наносит ущерб самой сути вещей.
Опасное дело - нападать на человека, у которого осталось только одно средство спасения - оружие, ибо необходимость - жестокая наставница.
Когда Диоген Синопский (Diogenes Sinopeus) нуждался в деньгах, он не говорил, что одолжит их у друзей; он говорил, что попросит друзей возвратить ему долг.
Застарелое и хорошо знакомое зло всегда предпочтительнее зла нового и неизведанного.
Почтительность, которою окружает ребенка челядь, а также его осведомленность о богатстве и величии своего рода являются немалыми помехами в правильном воспитании детей.
