Именны́е кла́ссы -
лексико-грамматическая категория существительного, состоящая в распределении имён по
группам (классам) в соответствии с некоторыми семантическими признаками при обязательном
формальном выражении классной принадлежности имени в структуре
предложения.
И. к. вместе с категорией рода
образуют более общую категорию согласовательных классов.
И. к. отличаются от рода иными основаниями классификации: в И. к.
признак дифференциации (реальной или метафорической) денотатов по признаку пола либо вовсе
отсутствует, либо совмещается с другими признаками, вследствие чего
системы И. к. обычно богаче, чем родовые; в более редких случаях род
существует как автономная подсистема в пределах одного из И. к.
(например, в тамильском языке, где
различаются 2 класса по признаку разумности/неразумности и в классе
разумных существ имена подразделяются по роду на мужские и женские).
И. к. присущи разным языкам Северной Америки (например, апачийские, на-дене языки), Африки (конго-кордофанские языки), Кавказа (нахско-дагестанские языки), Юго-Восточной Азии (дравидийские языки), Австралии, Океании.
Количество И. к. колеблется по языкам от двух до нескольких десятков
(например, для языка насиой в Новой Гвинее отмечается свыше 40
И. к.).
В большинстве языков с И. к. семантические основания классификации
затемнены и лишь отдельные классы обнаруживают относительно
единообразное содержание; например, в эйяк (на-дене) отчётливо
выделяются классы жидкостей и плодов и ягод, а остальные классы
гетерогенны по составу; в банту языках
только 1‑й класс содержит семантически однородные имена (класс людей),
прочие имеют условное семантическое определение (классы растений,
животных и т. п.), так как в них немало имён с иным значением. По типу
общего лексического значения можно различать номинативные и
оценочные И. к.: первые содержат основные наименования
объектов, вторые дают их вторичную характеристику по величине,
конфигурации, субъективной оценке говорящими и т. п. (ср. в ганда omu-ntu ‘человек’ - ogu-ntu ‘человечище’,
‘великан’, ery-ato ‘лодка’ - aka-ato ‘лодочка’, где И. к. выражены
префиксами). Но деление И. к. на два указанных типа не абсолютно: один и
тот же класс может для части имен быть номинативным, для других -
оценочным; так, в ганда 13‑й класс aka- выступает как диминутивный
(выражающий уменьшительность) по отношению к другим классам, но в нём
есть имена, для которых он номинативный (aka-mwa ‘рот’, aka-solya
‘крыша’ и т. д.); в результате многие классы в банту двойственны по
семантике, совмещая номинативные и оценочные лексические функции.
В других языках оценочные характеристики могут быть основой
классификации (например, в некоторых языках Северной Америки); при этом
принадлежность к классу является скользящей речевой характеристикой
имени, привязанной к реально наблюдаемой форме или положению объекта, а
в определённых случаях имя может быть вообще не классифицировано, если
конкретные черты объекта несущественны для содержания сообщения или если
объект предстаёт в нетипичном, деформированном состоянии. Многие учёные
считают, что оценочные признаки были первоначальной основой
классификации и в таких языках, как банту и фула, но, так как исконная семантика И. к. размыта,
главным критерием их обнаружения становится формальный.
Существуют различные определения И. к. на основе формальных
признаков; отличия между ними сводятся к большему или меньшему
акцентированию синтаксического критерия - согласования. Значительный вклад в теорию
И. к. внесли африканисты (Д. Вестерман,
К. Майнхоф, А. Клингенхебен, М. Гасри, Г. Манесси, Б. Хайне, Л. Хаймен,
У. Уайтли и другие), так как во многих африканских языках И. к. -
главная типологическая характеристика грамматической системы. Вестерман
считал достаточным для определения И. к. морфологический критерий: 1) наличие групп
существительных, объединяемых общим классным показателем (КП),
2) наличие двух серий, образуемых этими группами, - сингулярных классов
(выражающих единственное число) и плюральных классов (выражающих
множественное число), причём для каждого сингулярного класса имеется
некоторый плюральный. Это определение И. к. ориентировано на так
называемые суданские языки, где
согласование по классу между существительным и зависимыми от него
словами выражено слабее, чем в банту; в бантуистике же основной критерий
выделения И. к. - согласовательный. Имеется и более гибкое определение
И. к., исходящее из наличия любого (морфологического и/или
синтаксического) средства выражения класса, так как есть языки, в
которых И. к. в самих существительных являются скрытой категорией (см. Категория языковая), т. е. не имеют специальных
показателей, но зато наличие И. к. проявляется в формах согласуемых слов
(прилагательного, местоимения, числительного,
глагола) или иным образом (например,
синтаксической конструкцией, как в тамильском). Пример языков, не
имеющих в существительном классных показателей (КП), - дагестанские
языки (лишь некоторые имена, главным образом термины родства, могут
иметь архаичный тип с КП), ср. аварское эмен
в-ачӀана ‘отец пришёл’- эбел й-ачӀана ‘мать пришла’, где классы двух
имён выражены глагольными согласователями в-/й-.
Языки с И. к. различаются: 1) по способу морфологического выражения
класса (префикс-суффикс или комбинированный показатель, реже редупликация или фонемные и
тоновые чередования;
иногда аффиксальный способ сочетается с фонологическим, как в фула, где КП имеют 3 ступени
консонантных чередований); 2) по степени выраженности классной системы в
структуре предложения. Так, языки банту
демонстрируют максимально развитую систему средств выражения И. к.,
охватывающих как существительное, так и согласуемые с ним части речи; существительное без КП в банту -
аномалия, обычно это заимствования, архаизмы или имена, сменившие
классную принадлежность и деграмматизировавшие прежний КП, вследствие
чего класс таких имён определяется только по согласовательной модели, а
самим существительным приписываются нулевые КП, например в ганда 1‑й
класс (людей) с префиксом omu- имеет подкласс имён типа ssaalongo ‘отец
близнецов’, nnaalongo ‘мать близнецов’, kabaka ‘вождь’, lukulwe
‘главный’, ‘знатный’ и т. п., которые, оформляясь нулевым КП,
согласуются по типу omu-ntu ‘человек’: omu-ntu w-ange ‘мой человек’,
kabaka w-ange ‘мой вождь’. В тех языках, где существительное имеет
собственные КП, согласователи (адъективные, местоименные, глагольные) по
форме обычно тождественны или подобны этому КП, ср. в лингала: lo-lenge lo-ye l-a lo-beki lo-na lo-ko
lo-zali lo-lamu ‘форма эта горшка того одного есть хорошая’. Наличие
согласования - самый веский индикатор наличия И. к.; их формальное
обнаружение предполагает помещение имён в так называемые диагностические
контексты - конструкции «существительное + зависимое слово». Но даже в
группах родственных языков наблюдается расхождение по степени
согласовательной мощности И. к. Например, среди бенуэ-конголезских языков есть языки с широко
развитой согласовательной системой и с дифференцированным набором КП в
существительном (банту, в которых выделяется до 20 классов) и языки с
существенно редуцированной системой И. к., в которых представлены лишь
некоторые согласовательные типы и почти отсутствуют КП в существительном
(например, в бамилеке относительно развито лишь местоименное
согласование). Сдвиги и разрушение И. к. затрагивают прежде всего
стройность согласовательных моделей, количество согласовательных типов,
а также способы выражения числа.
Соотношение класса и числа - особая проблема, и языки с И. к.
обнаруживают в этом отношении значительное разнообразие. В идеальной
системе И. к. серии сингулярных и плюральных классов должны быть
изоморфны, однако в реальных языках такой системы нет и они могут
сравниваться по степени приближения к идеальной системе (или по степени
диспропорции между двумя сериями И. к.). Например, в суахили при 6 сингулярных классах - 5 плюральных
(локативные классы не учитываются), в тив соотношение 6/4 и один класс синкретический (сингулярно-плюральный), в фула -
20/5, в ворора (Австралия) - 2/1 плюс два синкретических класса.
Диспропорция между сериями И. к. объясняется не только наличием имён
типа singularia tantum и pluralia
tantum, имеющих лишь одну классную форму, но и различными
историческими напластованиями и затемнением семантических основ
классификации. Поэтому, например, в языках банту, вообще ближе стоящих к
идеальному типу И. к., часты синкретические классы, которые, будучи
сингулярными для некоторых имён, одновременно служат плюральными для
других классов (например, в ганда 14‑й класс obu- охватывает бесчисловые
абстрактные существительные и является плюральным для 13‑го класса
aka-). Принято считать, что в языках с И. к. категория числа была
изначально неотделима от категории класса, и тогда появление и
увеличение диспропорции между сингулярными и плюральными И. к. можно
расценивать как тенденцию к обособлению числа в самостоятельную
категорию. Языки банту находятся на начальном этапе этого процесса, а,
например, в дагестанских языках он зашёл дальше, и прежняя
классно-числовая система уже значительно деформирована, имеется
внеклассное выражение количества. Замечено также, что превращение языка
с И. к. (в частности, это имеет место в банту) в надэтническое средство
коммуникации - лингва франка или его пиджинизация (см. Пиджины), обусловливая общее упрощение
грамматической структуры, отражается в деформации классной системы:
действует тенденция к уменьшению количества плюральных КП и унификации
выражения числа с помощью ограниченного набора классов.
В вопросе о происхождении И. к. нет полной ясности. Предполагается,
что в семантическом плане И. к. отражают метафизическую классификацию
предметов и явлений действительности по их внешним признакам,
существенность которых может быть различной в разных этнических
культурах; указывается на ассоциативный принцип классификации
(соотнесённость И. к. с так называемыми семантическими полями). Неясно также, следует ли считать
многочленные системы И. к. развившимися из более бедных (в пределе -
двучленных) систем или же развитие шло по линии сокращения изначально
богатых систем; видимо, для разных языковых групп можно предполагать
различные пути развития И. к. (в т. ч. и циклические). Например, в
языках банту исторически прослеживается противопоставление 1‑го и
9‑го классов («людей» и «животных») всем прочим классам по тону КП и
согласовательных морфем (в 1‑м и 9‑м классах тон
низкий, в остальных - высокий), что может отражать древнее
противопоставление по одушевлённости -
неодушевлённости. В связи с этим важно отметить, что в некоторых бантоидных языках (например, бамилеке),
претерпевших значительное разрушение системы И. к. (генетически
связанной с системой И. к. банту), вновь наблюдается выравнивание
классных различий по линии семантической оппозиции одушевлённость - неодушевлённость
(такая тенденция присуща и языкам банту), выражаемой в единственном
числе и нейтрализуемой во множественном
числе. Развитие системы И. к. из этой оппозиции отчетливее, по-видимому,
прослеживается в дагестанских языках. В формальном плане происхождение
КП связывается обычно с местоименными (дейктическими) элементами (в частности, с
показателями определённости, как указывает
Дж. Х. Гринберг), десемантизированными и превратившимися в
аффиксы.
И. к. представляют собой менее грамматикализованную систему, чем род,
но более грамматикализованную, чем так называемые счётные
(нумеративные) классификаторы, известные ряду
языков Северной Америки и Юго-Восточной Азии (например, тцелтал, бирманский, вьетнамский и
др.). Счётно-классификаторные языки находятся на грани между классными и
бесклассными языками. Основное отличие систем счётных классификаторов от
И. к. состоит в их нетаксономическом характере:
они не разбивают имена на статичные классы, принадлежность имени к тому
или иному классу не является его постоянной характеристикой и не требует
обязательного формального выражения в каждой фразе, проявляясь только в
специальных счётных конструкциях с числительными. Семантические
основания такой классификации обычно прозрачны (форма, размер,
консистенция, расположение предметов); она остаётся преимущественно
лексической и находится вне категории числа.
Однако счётно-классификаторная система может стать основой формирования
И. к., если классификаторы получат постоянное закрепление за
определёнными группами слов с дальнейшей их грамматикализацией.
Африканское языкознание, М., 1963;
Хайдаков С. М., Принципы именной классификации в
дагестанских языках, М., 1980;
Охотина Н. В., Согласовательные классы в восточных и южных
языках банту, М., 1985;
Именные классы в языках Африки, М., 1987;
Royen G., Die nominalen Klassifikations-Systeme
in den Sprachen der Erde, Mödling bei Wien, 1929;
La classification nominale dans les langues
négro-africaines, P., [1968];
Krauss M. E., Noun classification systems in
Athapaskan, Eyak, Tlingit and Haida verbs, «International Journal of
American Linguistics», 1968, v. 34, № 3;
Dixon R. M. W., Noun classes, «Lingua», 1968,
v. 21;
Denny J. P., Creider C. A., The
semantics of noun classes in Proto-Bantu, «Studies in African
Linguistics», 1976, v. 7;
Allan K., Classifiers, «Language», 1977, v. 53,
№ 2;
Greenberg J. H., How does a language acquire
gender markers?, «Universals of Human Language», 1978, v. 3;
Noun classes and categorization, Amst. - [a. o.].
1986.
В. А. Виноградов.