Все словари русского языка: Толковый словарь, Словарь синонимов, Словарь антонимов, Энциклопедический словарь, Академический словарь, Словарь существительных, Поговорки, Словарь русского арго, Орфографический словарь, Словарь ударений, Трудности произношения и ударения, Формы слов, Синонимы, Тезаурус русской деловой лексики, Морфемно-орфографический словарь, Этимология, Этимологический словарь, Грамматический словарь, Идеография, Пословицы и поговорки, Этимологический словарь русского языка.

лакско-даргинские языки

Лингвистика

Ла́кско-дарги́нские языки́ -

подгруппа нахско-дагестанских

языков. На Л.-д. я. говорят даргинцы и лакцы, живущие в горном

Дагестане, а также даргинцы, живущие на равнине в аулах Костек

(Хасавюртовский район) и Герга (Каякентский район), часть лакцев - в

Новолакском районе. Общее число говорящих 387 тыс. чел.

Лакско-даргинскую подгруппу составляют 2 языка - даргинский и лакский, по

некоторым классификациям образующие самостоятельные подгруппы

нахско-дагестанских языков - лакскую и даргинскую. Даргинский язык

состоит из существенно отличающихся друг от друга диалектов - кубачинского, хайдакского, чирахского,

цудахарского и др. (группа диалектов цудахарского типа); акушинского

(лежит в основе литературного языка),

урахинского, уркарахского и др. (группа диалектов акушинского типа).

Различия между диалектами позволяют описывать их даже как

близкородственные языки, имеющие единый общедаргинский этнос.

Лакский язык имеет диалекты - кумухский (лежит в основе литературного

языка), вицхинский, вихлинский, бартхинский, аштикулинский, аракульский

и шаднинский, отличающиеся друг от друга в меньшей степени, чем

даргинские диалекты. Специфические черты в лексике обнаруживает

шаднинский диалект (много заимствований из даргинского языка), в

морфологии - аракульский диалект (указательные

местоимения и наречия

места имеют архаичные формы, не характерные для других диалектов, слабо

развито личное спряжение).

Фонологическая система Л.-д. я. неоднородна.

В даргинском языке имеются четыре простых гласных: и, у, е(э), а. Гласный звук ә встречается

редко. В кубачинском диалекте есть долгие гласные, возникшие путём

слияния простых гласных или же выпадением ряда согласных, например р: «ӯче» (ср. урахин. «урчи»)

лошадь’. Имеются также фарингализованные

гласные оь, эь, аь; среди них чаще встречается аь: «баьчес»разбить’,

«баьлсес»измазаться’ (акушин.). В лакском языке простые гласные а, у,

е(э), и во многих лексемах последовательно противопоставляются фарингализованные гласным аь,

оь, еь (эь), ср. «ар»равнина’- «аьр»гнилой’, «у»голозёрный

ячмень’ - «оь»кровь’. В балхарском говоре

бартхинского диалекта и аракульском диалекте есть также гласный «о»,

возникший на месте выпадения комплекса кьу: ср. лит. «кьункьу-ла» -

«он-ола» (балхар.) ‘замок’; лит. «кьува» - «оба» (аракульский)

двадцать’.

Более значительны расхождения Л.-д. я. в системе консонантизма. Диалекты даргинского языка

различаются между собой наличием (диалекты цудахарского типа) или

отсутствием (диалекты акушинского типа) геминированных, или сильных,

согласных. В диалектах цудахарского типа, как в лакском и

аваро-андийских языках, сильные и слабые согласные образуют десять

коррелятивных пар: цц - ц, чч - ч (аффрикаты), сс - с, щ - ш, хх - х,

хьхь - хь (спиранты), пп - п, тт - т, кк - к, къ - хъ (смычные).

В акушинском, урахинском, уркарахском диалектах сильные согласные

утрачены. Их смыслоразличительную функцию приняли на себя фонемы соответствующих коррелятивных рядов, ср.

«кквачче» (кубачин.) - «гвадже» (урахин.) ‘сука’, «мацца» (чирах.) -

«маза» (урахин.) ‘овца’. Диалекты цудахарского типа потеряли звонкие

аффрикаты дз, дж. Они сохранились в урахинском диалекте. Этих согласных

нет и в лакском языке. В обоих языках абруптив п′ встречается редко. Лабиализованные согласные не характерны для

акушинского диалекта даргинского языка и вицхинского диалекта лакского

языка, хотя имеются во всех остальных диалектах обоих языков: «кьваьл»

(чирах.) ‘корова’, «квацца» (чирах.) - «кквацца» (лакский) ‘кобыла’,

«гӀяркӀв» (чирах.) ‘ущелье’, «берччвара» (хайдак.) ‘расплавить’, «ква»

(лакский литературный) - «ка» (вицхин.) ‘рука’.

Л.-д. я. имеют общие для них категории морфологических и именных классов, вида и времени, развитое личное спряжение и некоторые

другие черты. Однако в даргинском языке названия животных и вещей

относятся к разным именным классам в зависимости от их грамматического

числа. В лакском языке обе формы грамматического

числа этих же названий относятся к одному и тому же классу.

В даргинском языке наличие в исходе (конце) глагольных форм классного показателя является

признаком однократного действия, а его отсутствие - признаком

многократного действия. В лакском языке наличие классного показателя в

конце слова и в исходе слова является признаком только перфектных форм.

Признаком вида в даргинском языке являются аблаутные чередования е - у

(«б-е-рхъес»отправить’ - «б-у-рхьес»отправлять’), а - у («б-а-ркьес»

сделать’- «б-у-ркьес»делать’), что совершенно нехарактерно для

лакского языка. Показателем многократности действия в обоих языках

служит аффиксл. Однако в даргинском глаголе он

стоит перед корневой морфемой («би-л-шес»потухать’), а в лакском -

после неё («лас-л-ан»брать’). Отсутствие этого аффикса в даргинском

языке является признаком однократности действия, а в лакском языка -

неопределённости действия. Редупликация основы - способ образования длительного вида в

лакском языке («лас-лас-и»берите’), что нехарактерно для даргинского

языка.

Аффиксы личного спряжения в обоих языках имеют местоименное

происхождение. В лакском глаголе они выражают грамматическое число

(«чича-ра»пишу, пишешь’, «чичару»пишем, пишете’), а в даргинском

литературном языке форма 2‑го л. ед. ч. противостоит форме прочих лиц

(«лукӀул-ри»пишешь’ - «лукӀул-ра»пишу, пишем, пишете’).

Между диалектами даргинского языка имеются более или менее сильные

различия в образовании форм будущего времени,

форм наклонений, отрицательных форм и др. Формам будущего времени

литературного языка («лукӀа-с»напишу’, «лукӀа-д»напишешь’,

«лукӀе-хӀе»напишем’, «лукӀадая»напишете’) в хайдакском диалекте

противостоят различающиеся по аффиксам формы («лучӀи-т»напишу,

напишешь’, «лучӀи-тта»напишем’). В чирахском диалекте имперфект выполняет также функцию сослагательного

наклонения, что отражает более древнее диффузное состояние в

дифференциации наклонений: «гӀецце лукӀатте» ‘ты писал, писал бы’.

В хайдакском и в некоторых других диалектах индикативный имперфект имеет

особые формы, отличающиеся от форм ирреалиса (ср. хайдак. «дули

лукӀив-да» ‘я писал’ - «дули лукӀа-ди» ‘я писал бы’, «или лучӀив-ди» ‘ты

писал’ - «или лукӀа-тти» ‘ты писал бы’). В чирахском диалекте

отрицательные формы образуются в зависимости от грамматического времени:

при перфекте - с помощью аффикса гӀа- («гӀа-белкӀунда» ‘не написал’),

при других временах - с помощью аффиксоваччу, ‑акку («лукӀл-аччуда»,

«лукӀл-акку» ‘не пишет’).

Различия между Л.-д. я. наблюдаются и в последовательности

образования местных падежей. В лакском языке от

локатива, или падежа покоя («мурхьира-й» ‘на дереве’), образуется

аблатив, или исходный падеж («мурхьира-й-а» ‘от дерева, с дерева’), а от

исходного - аллатив, или направительный падеж: «мурхьира-й-а-н» ‘на

дерево’. В даргинском языке эти падежи образуются в обратной

последовательности: от направительного («галгали-чи» ‘на дерево’) -

падеж покоя («галгали-чи-б» ‘на дереве’), от последнего - исходный

падеж: «гьалгали-чи-б-ад» ‘от дерева’. Падеж покоя в даргинском языке, в

отличие от лакского языка, маркируется классными показателями:

«гьалгаличи-в (, ‑б)» ‘на дереве’. В чирахском диалекте падеж покоя и

направительный падеж выражаются одной формой: «шинни-це»

‘в воде/​/в воду’.

В кубачинском диалекте даргинского языка прилагательное и причастие

в исходе слова маркируются отличающими их

классными показателямиэтом плане диалект обнаруживает сходство с

аваро-андийскими языками): «ххвалази-в» (I кл.) ‘большой’,

«калачӀунзи, ‑й, ‑б»читающий, читающая, читающие’.

Л.-д. я., как и другие дагестанские языки, являются языками эргативного строя. Эргатив в Л.-д. я.-

полифункциональный падеж, что обусловливает разные формы его

функционирования. В лакском языке он выполняет функции 3 падежей:

родительного падежа («арснал кьяпа»сына шапка’), эргативного субъекта

и творительного падежа - «арсна-л (эргативный субъект) хъу лачӀа-л

(эргатив в функции тв. п.) дургьун-и»сын поле пшеницей засеял’.

В даргинском языке эргатив выполняет также функцию творительного

падежа - «дудеш-ли бадира шин-ни (>шин-ли) бицӀира»отец ведро водой

наполнил’. Наличие в одном предложении двух эргативов - одного в функции

субъекта (ср. лакское «арснал»сын’, даргин. «дудешли»отец’), а

другого - в функции творительного падежа (ср. лакское «лачӀал»

пшеницей’, даргин. «шинни»водой’) вместе с прямым дополнением в форме

именительного падежа (ср. лакское «хъу», ‘поле’, даргин. «бадира»

ведро’) закономерно для Л.-д. я. Однако для даргинского языка, в

отличие от лакского, характерна так называемая обратная эргативная

конструкция, в которой субъект и объект как бы меняются падежными

формами, в результате чего происходят сдвиги в членении предложения,

обусловленные природой многократного действия переходного глагола. Многократное действие во всех

даргинских диалектах (за исключением чирахского) может мыслиться

двояко - как цельное или дробное. При цельном, неделимом многократном

действии функционирует «нормальная» эргативная конструкция. При дробном

многократном действии субъект действия стоит не в эргативе, а в

абсолютиве, поскольку «ослабленное» действие требует такого же

«ослабленного» субъекта, что автоматически ведёт к изменению прямого

объекта - он становится объектом, оформляемым в эргативе: «узи жуз-ли

учӀули сай»братом книга читается’ (литературный язык), «дярхӀя китавли

улчӀун цай»сыном книга читается’ (хайдакский диалект). Однократное

действие мыслится как цельное, неделимое и, следовательно,

непосредственно направленное на прямой объект, что исключает

функционирование «обратной» эргативной конструкции: «узи-ни жуз белкӀун»

брат прочитал книгу’ (литературный язык), «дярхӀялли китав белчӀун»

сын книгу прочитал’ (хайдакский диалект). Личные местоимения лакского

языка не различают номинативной и эргативной

конструкций: значение обоих ядерных падежей выражается одной формой («на

ивзра» ‘я встал’ - «на ласав» ‘я взял’). В даргинском языке каждый их

падеж имеет свою форму. В чирахском диалекте дифференцировались только

формы личных местоимений в единственном числе, ср. «ду вахьуд»

‘я хожу’ - «дицце лучӀид» ‘я пишу’), «о вахьутте» ‘ты ходишь’ - «гӀецце

лукӀанде» ‘ты пишешь’. В формах местоимений множественного числа

значение номинатива и эргатива выражается нерасчленённо, диффузно:

«нусса вахьуд» ‘мы ходим’- «нусса лучӀид» ‘мы пишем’, «нуша вахьутта»

‘вы ходите’ - «нуша лукӀанда» ‘вы пишете’. В Л.-д. я. есть и дативная

конструкция, обусловливаемая глаголами чувственного восприятия (Verba Sentiendi): лакское «ттун чани чӀалай бур»

‘я вижу свет’ (букв. - ‘мне видится свет’), дарг. «наб жуз дигулра»

‘я люблю книгу’.

Для лакского и даргинского языков характерны три способа словообразования: префиксальный (более развит в

даргинском и менее в лакском языках), суффиксальный и словосложение. В даргинском литературном языке в

функции префиксов употребляются также и некоторые наречия места.

Об истории изучения Л.-д. я. см. Кавказоведение.

Языки Дагестана, в. 3, Махачкала, 1976;

Акиев А. Ш., Историко-сравнительная фонетика даргинского и

лакского языков (система консонантизма), Махачкала, 1977;

его же, Сравнительный анализ гласных лакского и даргинского

языков, Махачкала, 1982;

Гвинджилиа Л., Образование множественного числа

существительных в даргинском и лакском языках, Тб., 1978 (на груз.

яз.).

С. М. Хайдаков.

Полезные сервисы

микронезийские языки

Лингвистика

Микронези́йские языки́ -

подгруппа языков в составе восточной группы океанийских языков. Распространены на островах

Кирибати, Науру, Маршалловых, Каролинских (кроме островов Палау, Яп,

Нукуоро, Капингамаранги). Общее число говорящих около 190 тыс. чел.

К М. я. относятся следующие языкискобках - примерное число

говорящих, тыс. чел.): науру (5); кирибати (68);

маршалльский (30); кусаие (5); понапеанская подгруппа - понапе (25),

пингелап (1,5), мокил (1), нгатик (1); трукская подгруппа: трук (45),

центрально-каролинские диалекты сатавал,

пулуват, намонуито и другие (6), волеаи (2), улити (1), сонсорол

(0,5).

В консонантизме противопоставляются 2 серии смычных - взрывные и

носовые; все смычные имеют соответствующие геминаты, фонологический статус которых неясен,

противопоставление геминированных и негеминированных взрывных

может быть интерпретировано как противопоставление глухих и звонких.

Смычные группируются в 4 локальных ряда (губные, губные веляризованные,

переднеязычные, заднеязычные), в трукских языках имеются, кроме того,

палатализованные взрывные (или аффрикаты), в маршалльском и науру -

лабиализованные заднеязычные kʷ, ŋʷ. В то время как в трукских языках

сравнительно много фрикативных, например в волеаи - 5 (без геминат), они

отсутствуют в науру, кирибати, маршалльском. Количество плавных

колеблется от одной в кирибати (r) до 6 в маршалльском (r, rʸ, rʷ, l,

lʸ, lʷ). Обычно имеется 2 сонанта (w, y). Только кирибати сохранил

праокеанийский вокализм (i, e, a, o, u); в науру

6 гласных (i, e, æ, u, o, a), в трукских языках

обычно 9, в маршалльском 12. По Б. Бендеру, однако, маршалльский

вокализм сводится к 4 фонемам, различающимся

подъёмом (ɨ, ə, ʌ, a); ряд гласного зависит от качества соседних согласных, причём вводится дополнительно согласный

глубинного уровня *h, репрезентирующийся на поверхностном уровне нулём звука. Во всех М. я.

гласные противопоставляются по долготе; в волеаи, по мнению Хо Мин Сона,

количество долгих превышает количество кратких (соответственно 8 и 6).

В языках волеаи и сонсорол конечные гласные могут быть глухими. Все

М. я. имеют богатую морфонологию, ср., например,

пары «глаз» - «глаз рыбы»; maas - mesen yiik (трук), maj - mijen mwumwwo

(мокил), mwet - mʌtʌ:n i:k (кусаие).

Характерно противопоставление переходных и

непереходных глаголов. Непереходные

корреляты образуются по сложным правилам, ср.: bińey - bəńbəń ‘считать

(маршалльский), fini - ffin ‘выбирать’ (трук), ɔl - owo ‘стирать

(кусаие). Глагольные категории могут выражаться как морфологически - префиксами (каузатив), суффиксами

(перфект), редупликацией

(длительный вид), так и аналитически (видо-временные превербы). Лицо и

число объекта выражаются

суффиксально, лицо и число субъекта -

префиксально или препозитивными частицами.

Имеются 1-2 серии суффиксов направления действия: weń-mahań-tak

идти-вперёд-к говорящему’ (маршалльский). Прилагательное в М. я. является подклассом

непереходного глагола; на вторичность его атрибутивной функции

указывает, в частности, образование атрибутивной формы при помощи

редупликации, ср.: Ye-bat wah yew ‘каноэ - медленное’ и wah batbət yew

медленное каноэ’ (маршалльский). Отличительной особенностью имени в

М. я. является наличие классификаторов

двух типов - нумеративов и посессивных

классификаторов, употребляемых при оформлении отчуждаемой принадлежности

(при неотчуждаемой принадлежности притяжательный суффикс присоединяется

непосредственно к слову, обозначающему предмет обладания): seli-mel /

la-i / sar skuul (три - нумератив живых существ / посессивный

классификатор людей - мой / ученик) - ‘три моих ученика’ (волеаи).

Личные местоимения имеют от 2 (волеаи) до 5

(маршалльский) чисел, имеются инклюзивные и эксклюзивные формы. М. я.

обладают развитой системой указательных местоимений (до 27 в

маршалльском), к которым восходят имеющиеся в ряде языков постпозитивные

артикли. Препозитивный артикль te в кирибати

заимствован из полинезийских

языков.

Порядок слов в М. я., как и в большинстве

океанийских языков, SVO. Своеобразной особенностью является

возможность инкорпорации объекта в непереходный

глагол, ср. в языке понапе: I pahn dok ‘Я буду лучить (неперех.) [рыбу

острогой]’; I pahn doakoa mwahmw-o ‘Я буду лучить (перех.) рыбу

(определённую)’; I pahn doko-mwomw-ier ‘Я буду лучить (неперех.) рыбу

(перфект)’ (т. е. ‘Я закончу лучить рыбу’).

В словообразовании М. я. представлены словосложение, аффиксация,

редупликация различных типов; разграничение словообразования и словоизменения подчас затруднительно. Как

средство деривации используется трипликация,

ср.: rik sakai ‘собирать камни’, rikrik sakai ‘долго собирать камни’,

rikrikrik sakai ‘всё ещё собирать, продолжать собирать камни

(мокил).

Для большинства М. я. в 19 - начале 20 вв. были созданы письменности на основе латинской графики. Для орфографий характерно наличие диграфов, диакритики,

необычных значений букв, например oa [ɔ] (мокил), ah [ā] (понапе], mmw

[mʷ] (волеаи), ŕ [rʷ] (маршалльский), y [tʸ] (маршалльский). Как литературные языки М. я. не развивались.

Лингвистическое изучение М. я. началось практически лишь с 40‑х гг.

20 в. Основной центр изучения М. я. - Гонолулу.

Bender B. W. Micronesian languages,

в кн.: «Current Trends in Linguistics», v. 8, pt. 1, The

Hague - P, 1971 (лит.);

Elbert S. Puluwat grammar, [Canberra], 1974;

Kee-dong Lee, Kusaiean reference grammar,

Honolulu, 1975;

Ho-min Sohn, Tawerilmang A. F., Woleaian

reference grammar, Honolulu, 1975;

Bender B. W. (ed.), Studies in Micronesian

linguistics, Canberra, 1984;

Bender B. W., Wang J. W, The

status of Proto-Micronesian, в кн.: Pawley A., Carrington L. (eds.),

Austronesian linguistics at the 15th Pacific science

congress, Canberra, 1985.

Sabatier E., Gilbertese-English

dictionary, Tarawa, 1971;

Elbert S., Puluwat dictionary, [Canberra],

1972;

Kee-dong Lee, Kusaiean-English dictionary,

Honolulu, 1976;

Ho-min Sohn, Tawerilmang A. F.,

Woleaian-English dictionary, Honolulu, 1976;

Marshallese-English dictionary, Honolulu, 1976;

Harrison S. P., Albert S.,

Mokilese-English dictionary, Honolulu, 1976;

Rehg K. L., Sohl D. G., Ponapean-English

dictionary, Honolulu, 1979;

Goodenough W. H., Sugita H.,

Trukese-English dictionary, Phil., 1980.

В. И. Беликов.

Полезные сервисы

юто-ацтекские языки

Лингвистика

Ю́то-ацте́кские языки́ -

семья индейских языков.

Распространены главным образом в Мексике и США. Общее число говорящих

около 1,5 млн. чел. Э. Сепир, Б. Л. Уорф, А. Л. Крёбер объединяют

Ю.‑а. я. вместе с языками кайова-тано в тано-ацтекскую филу (см. Тано-ацтекские языки). Предпринимались

попытки реконструировать Ю.‑а. я. в составе

гипотетической филы макропенути. Ряд вопросов внутренней

классификации Ю.‑а. я. остаётся также нерешённым. Сепир выделял 3

ветви Ю.‑а. я.: шошонскую, ацтекскую и сонорскую. Уорф подверг сомнению

единство шошонской группы. Наиболее принята классификация С. Лэма,

согласно которой семья Ю.‑а. я. подразделяется на 8 подсемей:

нумическую (нумийскую), или плато-шошонскую, включающую

западную группу языков (моно, северный пайуте, или павиотсо, баннок,

иногда рассматриваемый как диалект павиотсо),

центральную группу (шошонские языки, или, по другим классификациям, один

шошонский язык, с диалектами команче, госиуте,

панаминт, винд-ривер), южную группу языков (по другим классификациям -

диалекты одного языка) - южный пайуте, каваиису, чемехуэви, юте (юта);

хопи (хопиту, моки); тюбатюлабаль (в 1977

насчитывалось 10 говорящих); шошонскую Южной Калифорнии, или

такическую, такийскую (купа, или купеньо, кауилла, или кавилья,

луисеньо, или лусеньо, серрано, габриэленьо); ацтекскую

(ацтекоидная), или науанскую (классический ацтекский, или науатль,

современный науатль, насчитывающий до 10 диалектов), почутла,

пипил(ь); пимическую (папаго, пима, пима бахо, тепеуано, или

тепехуано, тепекано, рассматриваемый и как диалект тепехуано, и

другие - всего около 10 языков); таракаитскую, или

таракаитическую (тарахумара, или тараумара, каита, яки, майо и другие -

всего около 30 языков, многие из которых рассматриваются как диалекты

каита); корачольскую (кора, гуичоль, или уичоль).

Фонологическая система характеризуется

небольшим числом согласных, включающих 1-2 ряда

смычных, лабиализованные, ларингалы. Характерно чередование согласных трёх рядов:

геминированных, спирантов и назализованных.

Основной состав гласных: i, ɨ, u, a, o. Долгота

фонологически значима. В языках ацтекской подсемьи ударение фиксированное, в хопи, таракаитских,

некоторых шошонских - ритмическое, в пимических

и корачольских - свободное, в пимических имеются также тоны и фонации. Для праязыка реконструируется ударение, фиксированное

на 2‑м слоге. Типичная структура слога CV/V.

Выделяются грамматические классы имён и глаголов; адъективы составляют, по-видимому,

подкласс глаголов. Имя имеет категории числа, падежа, дистрибутивности, посессивности. Для праязыка

реконструируется суффикс абсолютива (номинатива) *‑ti,

сохранившийся в ряде современных Ю.‑а. я. В большинстве современных

Ю.‑а. я. номинатив не маркирован; формант аккузатива развился из

местоименного объектного показателя. Датив в ряде языков омонимичен аккузативу, прочие падежные значения

обычно обозначаются препозитивными частицами.

В ряде языков имеются артикли, развившиеся

из препозитивных демонстративов (служебных слов

со значением пространственной, временно́й и дейктической ориентации), свойственных всем

Ю.‑а. я. Степени сравнения имеют разные способы

выражения, значение принадлежности выражается, как правило,

специальными частицами - проклитиками и энклитиками.

Местоимения делятся на свободные и связанные.

Существует тенденция к постановке свободных местоимений на второе место

в предложении. Для местоимений различается

единственное и множественное числоряде языков развились формы

двойственного числа), в некоторых языках - эксклюзив и инклюзив.

Характерной чертой многих Ю.‑а. я. является наличие в предложении

местоимения, которое фактически является согласовательным

показателем определённого имени, как подлежащего, так и дополнения. Неуточнённое (неопределённое)

подлежащее и неопределённое либо нереферентное дополнение могут

маркироваться специальными глагольными префиксами. Подлежащее при переходных и непереходных глаголах оформлено

одинаково и отлично от дополнения, которое стоит в аккузативе; по ряду

функциональных свойств подлежащее при непереходном глаголе и подлежащее

при переходном глаголе противопоставлены прямому дополнению

(синтаксическая аккузативность), а по ряду свойств все три названных

актанта одинаковы (синтаксическая

нейтральность).

Глагольная морфология богаче именной. Глагол

имеет категории времени-вида (модальности),

основные из которых - перфектив​/​имперфектив для одних языков, прошедшее​/​непрошедшее время для других; способа

действия; залога (пассив, безличный пассив,

каузатив и др.), версии, числа, наклонения. В глагольном комплексе (глагол с

относящимися к нему служебными элементами) могут быть инкорпорированы имена со значением прямого

объекта, инструмента, локатива (обычно в виде префиксов). Наиболее

продуктивна инкорпорация прямого объекта. Большинство языков имеет

категории модальности, способа действия (репетитив, т. е.

повторяющееся действие, дистрибутив, итератив и др.), времени-вида,

выражающиеся аффиксами или частицами-проклитиками. Довольно чётко

противопоставлены императив (адресованный исполнителю во 2‑м лице) и оптатив (адресованный исполнителям во

2‑м и 3‑м лице). Возвратное и взаимное значения выражаются

суффиксально, пассив и существующий в некоторых языках безличный

залог - обычно с помощью одного суффикса. Распространена модель,

подобная пассиву, но не имеющая соответствия в активе (депонентный

пассив). Глагольные конструкции легко номинализуются. Различаются

активные (дуративные) и перфективные причастия.

Существуют глаголы бытия, развившиеся из глаголов со значениемстоять

и ‘сидеть’; глаголы со значениемиметьпредставляют собой

новообразования. Посессивная конструкция строится на основе бытийных

глаголов и локативных моделей.

Основные средства словообразования - редупликация, словосложение

т. ч. лексикализация инкорпоративных

комплексов), аффиксация, которая носит

преимущественно агглютинативный характер.

В ряде Ю.‑а. я. (например, в уичоль) возможны цепочки до 15 аффиксов при

глаголе. В некоторых языках глагол может инкорпорировать служебный

элемент с функцией подчинительного союза («где», «когда»). Большую роль как в

морфологии, так и в синтаксисе играет развитая

система пре- и особенно постпозитивных служебных элементов.

Преобладающие порядки слов SVO и VSO. Для

праязыка реконструируется порядок SVO, он наиболее устойчив в подсемьях

нумической, хопи и тюбатюлабаль; в ацтекской, пимической и таракаитской

наблюдается тенденция к постановке глагола на первое место. Обычно все

определения, включая числительные, предшествуют определяемому. Типично

согласование определения с определяемым в

числе. При построении сложного предложения выбор

соединительного союза и/или формы глагола зависимого предложения в ряде

языков зависит от кореферентности​/​некореферентности подлежащих

соединяемых предложений, т. е. имеется грамматическая категория кореферентности (англ.

switch-reference). Широко распространены

нефинитные обороты в функции придаточных.

В лексике много испанских и английских заимствований. Ряд слов из Ю.‑а. я. вошёл в

европейские языки (например, из ацтекского - койот, томат, шоколад).

Языки бесписьменные, кроме ацтекского

языка.

Первые описания Ю.‑а. я. относятся к концу 16 - началу 17 вв.:

первоначально языка ацтеков, с 17-18 вв. и других языков. Отдельные

ветви Ю.‑а. я. были описаны в трудах американистов 19 в. (И. К. Бушман и

другие). В 20 в. (Сепир, Уорф, Крёбер) рассматриваются вопросы

внутренней классификации Ю.‑а. я. и их связи с другими индейскими

языками. Многие Ю.‑а. я. становятся объектом внимания типологов и

синтаксистов (описан синтаксис предложения в чемехуэви, уичоль,

луисеньо, кавилья и др.).

Sapir E., Southern Paiute and Nahuatl.

A Study in Uto-Aztekan, «Journal de la Société

des Américanistes de Paris», 1913-18, v. 10-11;

Voegelin C. F., Voegelin F. M.,

Hale K., Typological and comparative grammar of Uto-Aztecan,

v. 1 (Phonology), Balt., 1962;

Lamb S., The classification of the Uto-Aztecan

languages..., «Studies in Californian linguistics», 1964, v. 34;

Miller W., Uto-Aztecan cognate sets, Berk. - Los

Ang., 1967;

Shafer R., A bibliography of Uto-Aztecan with a

note on bibliography, {IJAL};

Las lenguas de México, v. 1, Méx., 1975;

Andrews I. R., Introduction to classical Nahuatl,

Austin, 1975;

Langacker R., An overview of Uto-Aztecan grammar,

Dallas, 1977;

Studies in Uto-Aztecan grammar, v. 1-2, Dallas,

1977-79;

Steele S., Uto-Aztecan: an assessment for

historical and comparative linguistics, в кн.: The languages of native America: historical and comparative

assessment, ed. by L. Campbell, M. Mithun, Austin, 1979,

р. 444-544;

Press M., Chemehuevi: a grammar and lexicon,

Berk. - [a. o.], 1979;

Shaul D., Topics in Nevome syntax, Berk. -

[a. o.]. 1986.

Bright W., A luiseño dictionary, Berk. - Los

Ang., 1968;

Saxton D. [a. o.], Dictionary Papago/Pima -

English..., 2 ed., Tucson, 1983.

М. С. Полинская.

Полезные сервисы