Така́на языки́ -

группа индейских языков Южной

Америки, входящих в семью пано-такана (см. Пано-такана языки). Распространены в Перу и

Боливии. Включает 5-6 языков: собственно такана, рейесано, кавиненья,

чама (эсеха), уарайо и, возможно, торомоно. Общее число говорящих

около 8 тыс. чел. Гипотеза о связях Т. я. с аравакскими языками не подтверждается, напротив,

обосновано их генетическое родство с пано языками (в частности, отмечается,

что иногда особенности языка чама легче понять в свете материала

языков пано, чем такана).

Фонетический строй Т. я. варьирует

незначительно. В кавиненья при 21 согласном 4 гласных, в такана при 20 согласных 4 гласных, в

чама при 16 согласных 4 гласных. Характерная черта консонантизма - наличие ряда звонких смычных,

шипящих согласных, а также высокий удельный вес сонорных. Гласные

встречаются во всех позициях. Основные модели фонологической структуры основ CVCV, CVCVCV,

VCVCV, VCV. Ударение обычно падает на

предпоследний слог (более сложны законы

ударения в глагольных словоформах).

Морфологические системы характеризуются

выдержанным агглютинативным принципом при

умеренной степени синтетизма словоформ

(впрочем, аффиксы бывает нелегко отграничить от

служебных слов). Глагольное словоизменение представлено шире именного. В плане контенсивной типологии Т. я. относятся, по-видимому, к классу

эргативных. Глаголы делятся на переходные и непереходные, имеются морфологические

категории лица, числа,

времени, наклонения.

Передаётся также способ действия. В именах

различаются категории притяжательности

(с префиксальным выражением) и числа (суффиксы множественности и

двойственности). Существует система послелогов

локативной и обстоятельственной семантики. Имеются прилагательные и причастия.

Глагольное словообразование богаче именного.

Среди словообразовательных средств отмечена редупликация.

В синтаксисе по ряду признаков

противопоставляются эргативная и абсолютная конструкции.

Преобладающий порядок членов предложения SOV. Определение-прилагательное следует за

определяемым, атрибутивная синтагма обычно

оформляется групповой флексией. Известна инкорпоративная связь дополнения и переходного глагола-сказуемого. Основу словаря составляет исконный лексический фонд, но есть и заимствования из испанского

языка. Более древний слой культурных заимствований из языков кечумара.

Т. я. - бесписьменные, в 1859 на языке такана (средствами испанской

графики) был опубликован катехизис.

Знакомство с Т. я. началось в 17 в. В 19 в. было опубликовано

несколько практических словарей. Тогда же было

замечено генетическое родство части языков. Научное исследование

началось со 2‑й половины 20 в. Наибольший прогресс достигнут в области

фонетики. На основании анализа звуковых соответствий М. Кей выполнила

реконструкцию праязыковой фонологической системы. Выявлены

многочисленные общности в словарном составе. Построена общая схема

родословного древа.

Key M. R., Comparative Tacanan phonology, The

Hague - P., 1968;

Ottaviano J. C., Ottaviano I.,

Tacana, в кн.: Bolivian Indian grammars.

I. Norman (Oklahoma), 1969;

Shoemaker J. S., Shoemaker N. K.,

Essejja, там же;

Girard V., Proto-Tacanan phonology, Berk. - Los

Ang. - L., 1971.

Г. А. Климов.

Составить слова из слова такана языки

Типоло́гия

лингвистическая (от греч. τύπος - отпечаток, форма, образец и λόγος - слово, учение) - сравнительное

изучение структурных и функциональных свойств языков независимо от

характера генетических отношений между ними. Типология - один из двух

основных аспектов изучения языка наряду со сравнительно-историческим

(генетическим) аспектом, от которого она отличается онтологически (по

сущностным характеристикам предмета исследования) и

эпистемологически (по совокупности принципов и приёмов

исследования): в типологии понятие соответствия не является обязательно

двуплановым (в форме и значении) и может ограничиваться только формой

или только значением сопоставляемых единиц (ср. Сравнительно-историческое языкознание). Обычно

наряду с типологией и сравнительно-историческим языкознанием в

качестве третьего подхода выделяется ареальная лингвистика. Типология базируется на

исследованиях отдельных языков и тесно смыкается с общим языкознанием,

используя разработанные в нём концепции структуры и функций

языка.

В зависимости от предмета исследования различаются

функциональная (социолингвистическая) типология и

структурная типология. Предмет функциональной типологии -

язык как коммуникативное средство,

рассматриваемый сквозь призму его социальных функций и сфер

употребления. Предмет структурной типологии - внутренняя организация

языка как системы; при этом различаются формальная типология,

ориентированная только на план выражения (см. Система языковая), и контенсивная

типология, ориентированная на семантические

категории языка и способы их выражения. Типологическое исследование

может иметь различные, но взаимосвязанные цели: констатацию

структурных сходств и различий между языками

(инвентаризационная типология); интерпретацию систем

языков в плане совместимости - несовместимости структурных

характеристик и предпочтительных типов структурной сообразности как

систем в целом, так и отдельных уровней

языка (импликационная типология); классификацию языков по

определённым типам и классам (таксономическая типология), которая обычно

считается основной и конечной целью типологии. Основания классификации в

типологии могут быть различны, что обусловлено разной трактовкой

центрального понятия типологии - языкового типа, которое может означать

и «тип языка», и «тип в языке». Так, традиционная типологическая

классификация, выделяющая аморфные (изолирующие), агглютинативные и флективные языки, отражает стремление выделить типы

языков на основе общих принципов строения грамматических форм (см. Типологическая классификация языков). С другой

стороны, имеется много классификаций, исходящих из отдельных частных

характеристик языка, например наличия - отсутствия в нем тонов (см. Тон), характера вокалических систем, порядка следования основных членов предложения и т. п. Такие классификации

ориентированы не на тип языка в целом, а на тип определённых подсистем и

категорий в языке (см. Категория

языковая); число их может быть велико, и один и тот же язык, в

зависимости от различных оснований классификации, будет попадать в

разные группировки, что создаёт множественность его таксономических

характеристик в типологии, в отличие от единственности его

таксономической принадлежности в генеалогической классификации.

Таксономии такого рода строятся непосредственно на данных

инвентаризационной типологии, относя язык к определённому

классу, и могут быть названы классохорическими

(от греч. χωρίζω - разделять,

разграничивать), в отличие от типохорических таксономий,

ориентированных на тип языка.

Различие между двумя видами типологических таксономий состоит в

степени отражения глубинных закономерностей строения языков.

Классохорические таксономии только регистрируют многообразные

внешние структурные сходства и различия между языками, типохорические

таксономии призваны распределить языки по относительно ограниченному

числу типов, отражающих внутренние закономерности сочетания различных

структурных признаков. В связи с этим возникает необходимость более

рационального определения языкового типа, и во 2‑й половине 20 в. в

типологии преобладает точка зрения, что тип языка должен пониматься не

как простая совокупность отдельных структурных свойств (что даёт «тип в

языке»), а как иерархический комплекс семантико-грамматических

характеристик, связанных импликационным отношением (В. Н. Ярцева), что

предполагает выделение в каждом типе наиболее общей доминирующей

характеристики, имплицирующей ряд прочих. Пример такого подхода к

типологической таксономии - контенсивная типология Г. А. Климова,

берущая в качестве главного признака синтаксические характеристики

(выражение субъектно-объектных отношений в предложении), из которых выводимы некоторые общие

черты лексической и морфологической структуры. Ориентация типологии

на типохорические таксономии выдвигает на первый план задачи

импликационной типологии, которая создаёт базу для определения

языковых типов, вскрывая импликационные отношения между структурными

свойствами языка (в этом направлении ведётся, например, работа

Дж. Х. Гринберга и его последователей, изучающих совместимость и

взаимозависимость в языках мира различных признаков порядка членов

предложения - субъекта, объекта и глагольного предиката, и порядка членов синтагм - определительной, генитивной,

нумеративной, а также соотнесённости с ними преимущественной

префиксации или суффиксации).

Отнесение того или иного языка к определённому классу на базе

инвентаризационно-типологических данных является процедурой

фрагментарной типологии (subsystem

typology), и таксономическая принадлежность языка в этом

случае оказывается скользящей характеристикой. Отнесение же языка к

определённому типу на базе импликационно-типологических данных - это

процедура (в идеале) цельносистемной типология (whole-system typology), и таксономическая

принадлежность языка носит при этом более фундаментальный,

стабильный характер. Вместе с тем локализация языка в любой

типологической таксономии, в отличие от генеалогической, является его

исторически изменчивой характеристикой, причём признаки класса могут

изменяться и быстрее, чем признаки типа, и независимо от них (например,

язык в силу внутренних или внешних причин может развить или утратить

носовые гласные, перейдя тем самым из одного

класса фонологической таксономии в другой, но

сохранив при этом принадлежность к тому же типу). Изменчивость языковых

типов во времени вплоть до полной смены языком его типовых черт

(например, трансформация синтетического типа в аналитический, см. Аналитизм, Синтетизм) делает актуальной историческую

типологию, изучающую принципы эволюции языковых типов, и

типологическую реконструкцию

предшествующих структурных состояний и типов; в пределах

исторической типологии выделяется диахроническая типология (понимаемая

иногда как синоним исторической типологии),

которая устанавливает типы конкретных структурных изменений (например,

развитие дифтонгов в простые гласные, тоновой

системы в акцентную, совпадение двойственного числа с множественным и т. п.).

Синхроническим следствием исторической

изменчивости языковых типов является политипологизм любого

естественного языка, то есть представленность в нём черт различных

типов, при отсутствии языков, реализующих чистый тип. Любой язык можно

рассматривать как находящийся в движении от одного типа к другому, в

связи с чем существенным становится вопрос о разграничении архаизмов,

актуальной доминанты и инноваций при описании языкового типа; в

таксономическом плане это означает, что типовая принадлежность

конкретного языка есть не абсолютная, а относительная

характеристика, устанавливаемая на основе преобладающих типовых черт.

С этим связана плодотворность разработки квантитативной

типологии, которая оперирует не абсолютными качественными параметрами

(такими, как префиксация, назализация и т. п.),

а статистическими индексами, отражающими степень представленности

в различных языках того или иного качественного признака. Учёт количественных показателей в типологии означает,

что, например, в типохорической таксономии каждый тип будет определяться

по некоторому среднему значению индексов, квалифицирующих ведущие

признаки типа, с возможным указанием на подтипы, демонстрирующие

отклонения от средних величин. В классохорической таксономии

квантитативный подход позволяет представить отдельный класс, выделяемый

по абсолютному качественному признаку, в виде множества подклассов,

соответствующих различным значениям количественного индекса этого

признака, в результате чего по каждому признаку языки будут

распределяться по некоторой шкале, отражающей относительный вес

классного признака в каждом из них. Например, выделив класс

префигирующих языков, мы можем дать количественную оценку

представленности префиксации в реальных текстах на разных языках

этого класса; при этом, как правило, наблюдается некоторый разброс

значений индексов в зависимости от стилистического характера текста

(поэтический, научный, газетный и т. п.), и этот факт даёт основания для

разработки стилистической типологии

(как внутриязыковой, так и межъязыковой), образующей автономную

типологическую дисциплину, промежуточную между функциональной и

структурной типологией. Изменчивости языкового типа во времени

соответствует вариативность его в пространстве, что выдвигает проблему

разграничения инвариантов и вариантов в связи с определением языковых

типов (описание диатипического варьирования).

Будучи глобальной по охвату языков, типология в этом отношении

смыкается с универсологией (см. Универсалии языковые), отличаясь от неё характером

устанавливаемых закономерностей: для типологии существенны

координаты времени и пространства, универсалии же панхроничны и

всеобщи. Вместе с тем типологический подход не исключает анализа

определённых генетических групп или семей языков; цель такого анализа -

выяснение типологической специфики генетических группировок и поиск

возможных типологических коррелятов таких генетических понятий, как

«славянские языки», «индоевропейские языки» и т. п. (ср., например,

попытки Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, П. Хартмана дать

типологическое определение индоевропейских языков). Этот аспект

типологии оформился как относительно автономная типологическая

дисциплина - характерология (термин В. Матезиуса). На базе

типологии в середине 20 в. сложилась контрастивная лингвистика.

Развитие типологии протекало параллельно с развитием

сравнительно-исторического языкознания; время её рождения - 1‑я треть

19 в. (Германия), но формирование типологии было подготовлено

лингвистикой 18 в. - философией языка (Р. Декарт, Г. В. Лейбниц,

И. Г. Гердер) и универсальной («всеобщей») грамматикой, показавшей

принципиальную сопоставимость языков различного происхождения;

первый опыт исследования типологической эволюции языков находим у

А. Смита (1759), искавшего причины сдвига от синтетизма к аналитизму в

европейских языках. У истоков типологии стоят Ф. и А. В. Шлегели и

В. фон Гумбольдт; типологический аспект присутствует и в глоттогонической концепции Ф. Боппа (см. Агглютинации теория). Основное внимание в

первых типологических разысканиях 19 в. уделялось определению

морфологических типов языков, причём ориентация этой типологии была не

столько таксономической, сколько глоттогонической, что объясняется

распространением нового исторического подхода к изучению языка.

Начиная с Боппа и Гумбольдта, лингвисты 19 в. склонны были трактовать

выделяемые морфологические типы не как статические состояния

исторических языков, а как динамические стадии, которые

последовательно проходит каждый язык в своём развитии (см. Стадиальности теория); гумбольдтовская

типология нашла продолжение в трудах А. Шлейхера (критически

осмыслившего взгляды Гумбольдта и А. В. Шлегеля) и А. Ф. Потта,

«корневая» типология Боппа - в трудах М. Мюллера. Новый аспект в теории

формальных языковых типов и типологической классификации языков

открыли в середине 19 в. работы Х. Штейнталя, выдвинувшего

формально-синтаксические признаки в качестве основы типологизации.

Вопросы типологии занимали заметное место в русской лингвистике 19 в.

Исследование морфологических типов языков содержится в трудах

Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская

фортунатовская школа); глубокую теорию синтаксической типологии в

историческом плане разработал А. А. Потебня, чья концепция выгодно

отличается от штейнталевской типологии своей ориентацией на понятийные

категории языка; попытка комплексного определения эргативного типа

языка (см. Эргативный строй) была

предпринята П. К. Усларом; на рубеже веков проблемы типологического

изучения языка в сравнении с другими подходами рассматривались

И. А. Бодуэном де Куртенэ.

В 20 в., после некоторого спада типологических интересов в два первых

десятилетия, когда стабилизировались традиционные модели типологии, начинается её новый расцвет,

связанный с именем Э. Сепира, создавшего (1921) принципиально новую

модель типологии, базирующуюся на комплексе общих характеристик (виды

и способы выражения грамматических понятий, техника соединения морфем, степень сложности грамматических форм).

Многоаспектный и многопризнаковый характер этой типологии позволил

строить вместо традиционных 3-4 типов более гибкую и дробную

таксономию, отражающую политипологизм языков, диатипическое

варьирование и наличие языков переходных типов. Типология Сепира

послужила отправной точкой для развития инвентаризационной и

импликационной типологии, чему в значительной мере

способствовало широкое распространение в Европе и США структурной лингвистики, вводившей в

лингвистическую практику новые, более строгие методы единообразного анализа языков и дававшей

всестороннее формальное описание языковой структуры. В европейской

лингвистике большую роль в развитии современной типологии сыграл

Пражский лингвистический кружок, где зародилась типология языковых

подсистем (например, фонологическая типология Трубецкого) и

характерология (Матезиус, В. Скаличка) (см. Пражская лингвистическая школа). В середине 20 в.

продолжается интенсивная разработка формальной типологии - общей и

частной (Якобсон, Гринберг, Ч. Ф. Вёглин, П. Менцерат, Т. Милевский,

Скаличка, А. Мартине, Э. Станкевич, Х. Зайлер), развивается

квантитативная типология, созданная Гринбергом (А. Л. Крёбер,

С. Сапорта, Й. Крамский, В. Крупа и другие); значительно расширяется

круг сопоставляемых фактов благодаря привлечению языков Азии, Африки

и Океании. В 60-70‑е гг. складывается социолингвистическая

типология, главным образом в США (У. Стюарт, Ч. А. Фергюсон, Дж. Фишман,

Д. Х. Хаймз, Х. Клосс) и в СССР (М. М. Гухман, Л. Б. Никольский,

Ю. Д. Дешериев, Г. В. Степанов). Если 1‑я половина 20 в. в западной

лингвистике характеризуется в целом преобладанием формальной типологии,

то в СССР разработка типологии шла по линии контенсивно-синтаксической и

категориальной типологии (И. И. Мещанинов, С. Д. Кацнельсон,

А. П. Рифтин, А. А. Холодович), и в этой области были достигнуты

значительные успехи (особенно в теории синтаксических типов,

рассматривавшихся в плане внутренней импликационной структуры и

исторической эволюции), хотя типологические построения этого периода

несли на себе отпечаток постулатов лингвистической концепции марризма

(см. «Новое учение о языке»). Особое

место в истории советской типологии занимают сопоставительные и типолого-диахронические

исследования Е. Д. Поливанова. Во 2‑й половине 20 в. в СССР широко

разрабатываются проблемы контенсивной и формальной типологии

(Б. А. Успенский, Ярцева, В. М. Солнцев, Ю. В. Рождественский,

Т. М. Николаева, М. И. Лекомцева, С. М. Толстая, О. Г. Ревзина,

В. С. Храковский, С. Е. Яхонтов, А. Е. Кибрик, Я. Г. Тестелец и другие);

всё большее развитие получает диахроническая и историческая типология

(В. М. Иллич-Свитыч, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов, Гухман,

Б. А. Серебренников, В. А. Дыбо, В. Н. Топоров), этнолингвистическая

типология (см. Этнолингвистика)

(Н. И. Толстой).

Для типологии 2‑й половины 20 в. характерно сближение со

сравнительно-историческим языкознанием, по отношению к которому

типологические закономерности (синхронические

и диахронические) служат критерием вероятностной

оценки генетических гипотез (на что указал в 1956 Якобсон и что

практиковалось ещё Поливановым). В связи с этим иногда высказываются

крайние точки зрения о ведущей роли типологии в сравнительном

языкознании и о подчинённой роли генетического аспекта (Крёбер,

Г. Бирнбаум); в действительности речь может идти не о растворении одного

подхода в другом, а о комплексном генетико-типологическом исследовании,

уже оправдавшем себя, например, в индоевропеистике (так, использование

типологического подхода позволило Гамкрелидзе и Иванову существенно

скорректировать реконструкцию праиндоевропейского консонантизма). Значение комплексного

генетико-типологического подхода особенно велико при историческом

изучении малоисследованных бесписьменных языков, например

африканских (см. Африканистика).

Типология как важнейший подход к изучению разнородных объектов

получила широкое развитие в науках филологического цикла и в других

общественных и многих естественных науках.

Сепир Э., Язык, М.-Л., 1934;

Исследования по структурной типологии, М., 1963;

Новое в лингвистике, в. 3, М., 1963;

Лингвистическая типология и восточные языки, М., 1965;

Успенский Б. А., Структурная типология языков, М.,

1965;

Рождественский Ю. В., Типология слова, М., 1969;

Общее языкознание. Внутренняя структура языка, М., 1972;

Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление. Л.,

1972;

Общее языкознание. Методы лингвистических исследований, М.,

1973;

Универсалии и типологические исследования, М., 1974;

Типология грамматических категорий, М., 1975;

Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975;

Климов Г. А., Типология языков активного строя, М.,

1977;

Теоретические основы классификации языков мира, М., 1980;

Климов Г. А., Типологические исследования в СССР.

(20-40‑е гг.), М., 1981;

Bazell C. E. Linguistic typology, L., 1958;

Horne K. M. Language typology. 19th and 20th

century views, Wash., 1966;

Birnbaum H., Problems of typological and genetic

linguistics viewed in a generative framework, The Hague, 1970;

Greenberg J. H., Language typology: a historical

and analytic overview, The Hague, 1974;

его же, Typology and cross-linguistic

generalization, в сб. Universals of human

language, v. 1, Stanford, 1978;

Jucquois G. La typologie linguistique, Madrid,

1975;

Typology and genetics of languages, Cph., 1980;

Comrie B., Language universals and linguistic

typology, Oxf., 1981;

Apprehension, pt 1-2, Tübingen, 1982;

Seiler H., The universal dimension of

apprehension, там же, pt 3, Tübingen,

1986;

Language typology 1985, Amst. - Phil., 1986;

см. также литературу при статье Типологическая классификация языков.

В. А. Виноградов.

Составить слова из слова типология

Филосо́фские пробле́мы языкозна́ния -

проблемы, касающиеся наиболее общих, конститутивных свойств самого

языка, проявления в языке (и в процессе его изучения) предельно общих

свойств (черт) объективного мира, общих закономерностей развития

природы, общества и познания, а также лингвистические проблемы, так или

иначе связанные с решением основного вопроса философии. Это проблемы

природы и сущности языка (прежде всего - его социальной природы),

отношения языка и мышления, языка и общества, системы и структуры в

языке, его знакового характера, языкового значения, происхождения,

эволюции и истории языка, идиоэтнического и универсального в языке,

возникновения и развития философии языка и др.

Ф. п. я. могут быть подразделены на 2 цикла: 1) проблемы онтологии

языка; 2) проблемы принципов исследования языка, базирующихся на тех

или иных теоретико-познавательных установках, - методологические проблемы языкознания.

К онтологическому циклу относится в первую очередь проблема

природы и сущности языка, понимаемого в предельно широком

смысле - как основное средство общения в единстве со всеми конкретными

случаями его реализации (противопоставление языка и речи в

духе Ф. де Соссюра - лишь частный вопрос в рамках этой комплексной

проблемы). Даже при таком широком использовании термина «язык» его

истолкование оказывается неоднозначным. Во-первых, под языком

понимают одностороннее, материальное явление - систему и

совокупность актов функционирования материальных средств общения,

служащих одновременно материальной основой для мышления и некоторых

других психических процессов у человека. В этом случае говорят о языке

как материальной оболочке мышления, как материальном средстве

формирования, выражения и сообщения мыслей, о языке как особой системе

связей в коре головного мозга человека (второй сигнальной системе).

Во-вторых, языком признаётся двустороннее, материально-идеальное

явление - сложное единство множества материальных фактов (материальных

средств общения и формирования мыслей), составляющих в совокупности

язык в первом понимании, и множества закрепленных за ними фактов

идеальных, взятых как со стороны системы, в которую они входят, так и со

стороны их функционирования в конкретных процессах. В этом случае

говорится о языке как единстве плана выражения и плана содержания, о

языке как «непосредственной действительности мысли»

(Маркс К., Энгельс Ф., «Немецкая идеология»,

с. 448-449; библиографическое описание здесь и далее см. в пристатейной

библиографии) и в качестве плана выражения рассматривается язык в первом

понимании. При таком использовании термина «язык» возможно говорить о

сущности языковой семантики, о семантическом своеобразии одних языков по

сравнению с другими, о семантических особенностях стилевых и иных

разновидностей одного и того же языка. Именно такое понимание языка -

как двустороннего, материально-идеального по своей природе явления -

характерно для большинства советских исследователей.

Поскольку язык есть общественное явление, его сущность раскрывается в

первую очередь через его отношение к обществу: это отношение состоит в

том, что, с одной стороны, язык представляет собой продукт общественных

отношений (в конечном счёте - общественно-производственной практики), а

с другой - служит для удовлетворения потребностей общества, язык

обслуживает его как «важнейшее средство человеческого общения»

(Ленин В. И., «О праве наций на самоопределение»,

с. 258).

Иные стороны сущности языка раскрываются через его отношение к

мышлению, в качестве непосредственной действительности которого

он выступает (см. Язык и мышление),

через его отношение к объективному миру, состоящее в том, что единицы

языка со стороны плана содержания отражают предметы

действительности, а со стороны плана выражения обозначают их; через

внутрисистемные отношения и связи в самом языке (см. Система языковая) и через противопоставленность

и взаимосвязь системы языка как социального факта и конкретных речевых

её реализаций. Диалектико-материалистическое понимание природы и

сущности языка несовместимо с его трактовкой как чисто психического или

биологического явления, как механического (не связанного с сознанием)

процесса или индивидуально-эстетического способа выражения идеального

содержания.

К проблеме природы и сущности языка примыкают вопросы о языке как

системно-структурном образовании; о степени самостоятельности

языка как достаточно сложной иерархической системы; об эволюции и

развитии языка.

В соответствии с одним из основных положений материалистической

диалектики правомерно рассматривать язык как целостную

систему, в пределах которой все компоненты взаимосвязаны и

взаимообусловлены. Однако неправомерным является преувеличение

роли связей и отношений между единицами

языка, а иногда и сведение самих единиц лишь к пучкам пересечения

чистых отношений, что свойственно релятивистским структуралистским

концепциям. Теоретик датского структурализма (см. Глоссематика) Л. Ельмслев считал, что

«постулирование объектов как чего-то отличного от терминов отношений

является излишней аксиомой и, следовательно, метафизической гипотезой,

от которой лингвистике предстоит освободиться». В действительности же

взаимосвязь и взаимообусловленность явлений не исключает, а,

наоборот, предполагает внутреннюю специфику каждого из них, невыводимую

из их отношений к другим явлениям, из их положения в системе.

«...Свойства данной вещи не возникают из её отношения к другим вещам, а

лишь обнаруживаются в таком отношении...» (Маркс К., «Капитал»,

с. 67). «...Отношения между вещами суть реальные отношения, вытекающие

из природы вещей» (Ленин В. И., «Философские тетради», с. 482).

Находясь в системе, каждое явление приобретает свойства, являющиеся

результатом взаимодействия его внутренних особенностей и

особенностей других компонентов системы, т. е. реляционные, системные

свойства, несводимые к его внутренней природе, но проистекающие из неё.

Взаимодействуя своими внутренними особенностями, компоненты влияют на

систему. Приобретая под воздействием других компонентов реляционные

свойства, каждый компонент сам подвергается воздействию системы,

определяется ею.

Решая проблему эволюции и развития языка, большинство

языковедов исходят из того, что язык как порождение общественных

отношений в конечном счёте определяется в своём существовании и развитии

развитием человеческого общества, обусловливающим его неизменное

совершенствование, его прогресс; с историческими типами общности людей,

сменяющими друг друга в поступательном движении истории, связаны и

определённые социальные типы языка (язык этноса, народности, нации, литературный язык и др.). Однако как качественно

специфическое образование, занимающее особое место среди общественных

явлений, язык обладает и относительной самостоятельностью в своём

развитии и функционировании. Специфика и относительная

самостоятельность процессов, протекающих в языке, определяется

действием внутренних закономерностей развития и функционирования

языка (см. Законы развития языка),

лежащих в основе количественных и качественных изменений, происходящих в

языке. Среди этих закономерностей особую роль играет диалектическое

противоречие между функциональным назначением языка и его системной

организацией. Это противоречие, состоящее в отставании системы в силу

её устойчивости от постоянно растущих функциональных потребностей

общения, в возникающей на определённом этапе развития неспособности

системных средств удовлетворять возросшие функциональные потребности,

выступает в качестве основного внутреннего фактора развития языка,

внутреннего источника происходящих в нём изменений. Сказанное

свидетельствует о необходимости рассматривать в единстве внутренние

закономерности языкового развития и функционирования и

экстралингвистические, в первую очередь социальные, факторы, без которых

прогресс в языке оказался бы невозможным. Рассматривая языковой прогресс

как неотъемлемую часть развития общества на всех исторических этапах,

как процесс, захватывающий все стороны языка, советское языкознание

отвергает суженное понимание прогресса языка, связывающее его лишь с

доисторическим периодом (романтико-философские концепции) или только с

ограниченными структурными преобразованиями - с переходом от

изолирующего строя слова к агглютинативности и от агглютинативности

к флективности или от синтетизма к аналитизму

(А. Шлейхер, О. Есперсен).

Особую роль среди Ф. п. я. играет вопрос о знаковом характере

языковых единиц. Только благодаря знаковости материальной стороны

языковых единиц, условности её связи с явлениями объективного мира

оказываются возможными свойственные мышлению абстрагирование и

обобщение, так как лишь отсутствие сходства материальной стороны

единицы языка с предметами позволяет ей замещать целый класс предметов,

значительно отличающихся друг от друга, несмотря на наличие общих

признаков, воспроизводя их единое обобщённое, абстрагированное

отражение (см. Знак языковой).

Наблюдается двоякий подход к этой сложной проблеме при её освещении с

материалистических позиций. Лингвисты, называющие знаками по

традиции лишь материальные образования, условно замещающие объекты и

передающие информацию о них в силу условной связи с ними, признают

знаковый характер только за материальной стороной языковой единицы,

считая, что знаковость идеального содержания означает чистую

условность его связи с объектом, исключает более или менее точное

отражение объекта в сознании (В. З. Панфилов, П. В. Чесноков,

В. М. Солнцев, А. С. Мельничук и другие). Языковеды, вкладывающие в

термин «знак» иное содержание, а именно: двустороннее

материально-идеальное построение, одной стороной условно замещающее

объект, а другой - отражающее его, - рассматривают в качестве знака

билатеральную единицу языка в целом, в неразрывном единстве

материальной и идеальной её сторон (звуков и значений), отмечая

одновременно их относительную независимость друг от друга и

возможность, вследствие этого, изменений либо одной (фонетическое изменение), либо другой (семантическое изменение) стороны, либо знака в

целом (Г. В. Колшанский, А. А. Уфимцева, Ю. С. Степанов, Н. А. Слюсарева

и другие). В некоторых знаковых теориях языка проблема освещается с

позиций идеалистической философии (см. Знаковые теории языка), неправомерно отрицающей

факт отражения объективной действительности в идеальном

содержании, воспроизводимом с помощью знака.

Проблема знаковости языковых единиц смыкается с проблемой

языкового значения, поскольку без значения не может быть языкового

знака. В учении о значении проявляется противоположность

материалистического и идеалистического подходов. В основе

материалистической концепции значения лежит ленинская теория

отражения. При материалистическом истолковании значения идеальное

содержание языковой единицы понимается как отражение предметов и явлений

объективной действительности с возможными эмоционально-волевыми

наслоениями (см. Номинация, Коннотация), при идеалистической

трактовке значения, последнее рассматривается как чистое порождение

сознания.

Проблемы знака и значения неразрывно связаны с проблемой

взаимоотношения языка и мышления, языка и познания в

целом. Из понимания языкового знака как материальной единицы,

лишённой сходства с обозначаемыми предметами, лишь условно соотносимой с

ними и потому способной замещать целый класс различающихся между собой

предметов, воссоздавая их единый обобщённый, абстрагированный

гносеологический образ, следует неизбежный вывод о необходимости

языковых знаков (следовательно, языка) для осуществления обобщённого,

абстрагированного мышления, а значит, и для человеческого познания

в целом. Именно поэтому язык выступает как «непосредственная

действительность мысли», как «практическое, существующее и для других

людей и лишь тем самым существующее и для меня самого, действительное

сознание» (Маркс К., Энгельс Ф., «Немецкая идеология»,

с. 448 и 29). Возникновение при помощи языковых знаков обобщённых и

абстрагированных гносеологических образов, отражающих лишь общие и

существенные признаки целых классов реально различающихся вещей,

происходит на основе общественно-производственной практики людей,

показывающей практическую равноценность этих вещей, а значит, и их

тождество в каких-то существенных элементах внутренней природы.

Однако как ни значительна роль языка в становлении и воспроизведении

логических абстракций, а следовательно, и в познавательной деятельности

человека в целом, преувеличение этой роли ведёт к идеализму в учении

о языке и познании. Примером возникновения идеалистического взгляда на

процесс познания, а через него на общественную жизнь и мир в целом в

результате преувеличения (абсолютизации) роли языка в познавательной

деятельности людей является неогумбольдтианство с двумя его разветвлениями -

европейским и американским (см. также Этнолингвистика, Сепира - Уорфа гипотеза). Основные положения

неогумбольдтианской концепции сводятся к следующему: язык определяет

мышление и процесс познания в целом, а через него - культуру и

общественное поведение людей, мировоззрение и целостную картину мира,

возникающую в сознании; люди, говорящие на разных языках, познают мир

по-разному, создают различные картины мира, а потому являются носителями

различной культуры и различного общественного поведения; различие языков

обусловливает также различие в логическом строе мышления. В основе

этой концепции лежат реальные языковые факты - случаи различий в

значении отдельных слов и грамматических форм разных языков. Однако эти

семантические различия существуют лишь на уровне изолированных языковых

единиц. В пределах системы языка в целом возможно возмещение недостающих

единиц одних участков единицами других участков, а в речевом процессе

возникают такие построения, благодаря которым снимаются семантические

различия между единицами в системах языков. Единство материальной

практики и творческий характер речи обеспечивают единство познавательной

деятельности людей, говорящих на разных языках, и в связи с этим

устраняют жёсткую регламентированность социального поведения людей

их языком. Ошибочность неогумбольдтианской концепции обусловлена

игнорированием диалектики познавательного и речевого процесса. Что

касается положения о различиях в логическом строе мышления носителей

различных языков, то в основе его научной несостоятельности лежит

неразличение двух типов мыслительных форм - логических и семантических.

Логические формы мышления являются общечеловеческими по своему существу

и не зависят от языка, на котором протекает мышление. Они порождаются

потребностями познания и в конечном счёте практической деятельности

людей. Отражая предельно общие связи и отношения самой объективной

действительности, логические формы формируются и закрепляются в

сознании людей в ходе многовековой практики. «Практическая деятельность

человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к

повторению различных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить

значение аксиом» (Ленин В. И., «Философские тетради», с. 172).

Семантические формы связаны со спецификой грамматического строя языков и поэтому

национальны по своему характеру, однако они могут совпадать в различных

языках, но могут быть различными на разных стадиях развития одного языка

и даже в пределах одного исторического среза в одном и том же языке.

Различие семантических форм не влияет на познавательные возможности

людей, на результаты процесса познания. Логические и семантические

формы соотносятся между собой как общее и отдельное: логические формы

всегда реализуются через конкретные семантические формы, поскольку

«общее существует лишь в отдельном, через отдельное» (там же, с. 318).

Логические формы мышления воплощаются в универсальных грамматических

формах (единицах) языков. Так, понятие манифестируется в номинативной

единице языка, в которой объединяются знаменательные слова («человек»,

«победа»), словосочетания («верный друг»,

«социалистическая революция») и фразовые номинации («дело, которому

мы служим»); пропозиция, объединяющая

суждение, вопрос и побуждение как свои

разновидности, выражается в формальном типе предложения.

Семантические формы мышления находят воплощение в национальных

языковых формах. Например, номинативный и эргативный типы структуры

предложения (см. Номинативный строй,

Эргативный строй) связаны с различными

способами, т. е. с различными семантическими формами, отражения

отношений между субъектом действия и переходным действием. Концепция соотношения форм

мышления и форм языка, признающая неразрывную связь мыслительных форм

с языковыми формами (либо с универсальными, либо с национальными),

противопоставлена учению генеративной

грамматики о врождённых логических структурах, которые предшествуют

их языковым выражениям и лишь посредством трансформаций переходят в

синтаксические построения, непосредственно данные в речевом потоке.

В силу единства мыслительных и языковых форм наложение форм мысли на

наглядно-чувственный материал должно быть одновременно и наложением

форм языка, и, наоборот, наложение форм языка на какое-либо идеальное

содержание должно быть одновременно наложением форм мысли.

Рассмотренные Ф. п. я. связаны с языком как объективно существующим

общественным явлением.

В круг методологических проблем языкознания, т. е. проблем, связанных

с процессом изучения языка (см. Методология в языкознании), входят следующие:

представляет ли собой язык объективное явление, или он как предмет

языкознания формируется исследователем; каковы критерии истинности

научного знания в сфере лингвистики; какова диалектика процесса познания

в науке о языке, каковы особенности лингвистических гипотез и др.

Материалистическое языкознание признаёт несостоятельной

субъективно-идеалистическую концепцию, согласно которой язык как

предмет языкознания не существует независимо от исследователя, т. е.

не представляет собой объективного явления, а выступает лишь в

качестве конструкта, порождаемого самим процессом исследования.

Ошибочность этой точки зрения состоит в подмене языка-объекта метаязыком лингвистики. В противовес этой

концепции развивается учение об объективном характере существования

языка, об объективности закономерностей его развития и

функционирования.

При подлинно научном понимании истины нельзя сводить истинность

лингвистической теории к одной лишь логической правильности, что

свойственно некоторым представителям структурализма (см. Структурная лингвистика), хотя и следует признать

логическую правильность необходимым условием истинности. Истинность

любых теоретических положений языкознания состоит в их соответствии

объективным фактам языка, что в конечном счёте устанавливается

благодаря практике, которая, являясь надежным критерием истинности,

«врывается в самое теорию познания, давая объективный критерий истины»,

и «доказывает соответствие наших представлений с объективной природой

вещей, которые мы воспринимаем» (Ленин В. И., «Материализм и

эмпириокритицизм», с. 142, 198).

Диалектика процесса познания в науке о языке характеризуется такими

же чертами, какие присущи диалектике человеческого познания в целом.

Познавательный процесс в лингвистике представляет собой единство

наглядно-чувственного и рационального (логического) отражения,

эмпирического и теоретического познания, в рамках этого процесса с

неизбежностью осуществляются как восхождение от конкретного к

абстрактному, так и от абстрактного в мышлении к конкретному в

мышлении. Основу лингвистического познания, как и всего человеческого

познания, составляет практика. В общем и целом познавательный процесс

в лингвистике характеризуется известным высказыванием В. И. Ленина: «От

живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике - таков

диалектический путь познания истины, познания объективной

реальности» («Философские тетради», с. 152-153). Важнейшей чертой

познавательного процесса в науке о языке является

противоречивость - его раздвоенность, противопоставленность и

взаимодействие различных сторон, борьба противоположных тенденций,

многоступенчатость и многоаспектность.

Маркс К., Капитал, т. 1. гл. 1 и 3, в кн.:

Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23;

его же, [Письмо] Л. Кугельману. 11 июля 1868 г., там же,

т. 32;

Энгельс Ф., Диалектика природы. Роль труда в процессе

превращения обезьяны в человека, там же, т. 20;

Маркс К., Энгельс Ф., Немецкая идеология, там же,

т. 3;

Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм, Полн. собр.

соч., 5 изд., т. 18;

его же, О праве наций на самоопределение, там же,

т. 25;

его же, Философские тетради, там же, т. 29;

Смирницкий А. И., Объективность существования языка, М.,

1954;

Ельмслев Е., Пролегомены к теории языка, пер. с англ.,

в кн.: Новое в лингвистике, в. 1, М., 1960;

Абрамян Л. А., Гносеологические проблемы теории знаков,

Ер., 1965;

Чесноков П. В., Основные единицы языка и мышления, Ростов

н/Д., 1966;

его же, Логические и семантические формы мышления как

значение грамматических форм, «Вопросы языкознания», 1984, № 5;

Язык и мышление, М., 1967;

Ленинизм и теоретические проблемы языкознания, М., 1970;

Общее языкознание. т. 1, Формы существования, функции, история

языка, М., 1970;

Панфилов В. З., Взаимоотношение языка и мышления, М.,

1971;

его же, Язык, мышление, культура, «Вопросы языкознания»,

1975, № 1;

его же, Гносеологические аспекты философских проблем

языкознания, М., 1982;

Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, М.,

1972;

Хомский Н., Язык и мышление, пер. с англ., М., 1972;

Колшанский Г. В., Соотношение субъективных и объективных

факторов в языке, М., 1975;

Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975;

Будагов Р. А., Человек и его язык, 2 изд., М., 1976;

Солнцев В. М., Язык как системно-структурное образование, 2

изд., М., 1977;

Соссюр Ф. де, Курс общей лингвистики, в его кн.: Труды по

языкознанию, пер. с франц., М., 1977;

Философские основы зарубежных направлений в языкознании, М.,

1977;

Климов Г. А., Принципы контенсивной типологии, М.,

1983;

Онтология языка как общественного явления, М., 1983;

Моррис Ч. У., Основания теории знаков, пер. с англ., в кн.:

Семиотика, М., 1983;

Frege G., Über Sinn und Bedeutung, «Zeitschrift

für Philosophie und philosophische Kritik», 1892, Bd 100;

Albrecht E., Sprache und Erkenntnis, B.,

1967.

П. В. Чесноков.

Составить слова из слова философские проблемы языкознания