АРИСТОТЕЛЬ (ок. 384-322 до н.э.), древнегреческий философ и педагог, родился в Стагире в 384 или 383 до н.э., умер в Халкиде в 322 до н.э. Почти двадцать лет Аристотель учился в Академии Платона и, по-видимому, какое-то время там преподавал. Покинув Академию, Аристотель стал воспитателем Александра Македонского. Как основатель Ликея в Афинах, продолжавшего свою деятельность многие столетия после его смерти, Аристотель внес существенный вклад в античную систему образования. Он задумал и организовал широкомасштабные естественнонаучные изыскания, которые финансировал Александр. Эти исследования привели ко многим фундаментальным открытиям, однако величайшие достижения Аристотеля относятся к области философии.
Жизнь Аристотеля. Отец Аристотеля Никомах был врачом города Стагиры, а также придворным медиком Аминты III, царя соседней Македонии. Рано оставшись без родителей, юноша воспитывался в Атарнее у Проксена, своего родственника. В возрасте восемнадцати лет он отправился в Афины и поступил в Академию Платона, где оставался около двадцати лет, вплоть до смерти Платона ок. 347 до н.э. За это время Аристотель изучил философию Платона, а также ее сократические и досократические источники и многие другие дисциплины. По-видимому, Аристотель преподавал в Академии риторику и другие предметы. В этот период в защиту платоновского учения им были написаны несколько диалогов популярного характера. Возможно, к этому же времени относятся работы по логике, Физика и некоторые разделы трактата О душе. Широко распространенная легенда о серьезных трениях и даже открытом разрыве между Аристотелем и Платоном еще при его жизни не имеет под собой оснований. Даже после смерти Платона Аристотель продолжал считать себя платоником. В Никомаховой этике, написанной гораздо позже, в зрелый период творчества, имеется трогательный экскурс, в котором чувство благодарности наставнику, приобщившему нас к философии, уподобляется благодарности, которую мы должны испытывать в отношении богов и родителей. Однако ок. 348-347 до н.э. преемником Платона в Академии стал Спевсипп. Многие члены Академии, и среди них Аристотель, были недовольны этим решением. Вместе со своим другом Ксенократом он оставил Академию, войдя в небольшой кружок платоников, собранный Гермием, правителем Асса, небольшого города в Малой Азии. Вначале здесь, а позднее в Митилене на о. Лесбос Аристотель посвятил себя преподавательской и исследовательской деятельности. Критикуя Спевсиппа, Аристотель занялся выработкой такой интерпретации учения Платона, которая, как ему казалось, ближе к философии учителя, а также лучше согласуется с действительностью. К этому времени их отношения с Гермием сделались более тесными, и под его влиянием Аристотель, следуя принципиальной ориентации платонизма на практику, увязал свою философию с политикой. Гермий был союзником македонского царя Филиппа II, отца Александра, так что, возможно, именно благодаря Гермию Аристотель в 343 или 342 до н.э. получил приглашение занять должность наставника юного наследника престола, которому было тогда 13 лет. Аристотель принял предложение и переехал в столицу Македонии Пеллу. О личных отношениях двух великих людей известно мало. Судя по сообщениям, которыми мы располагаем, Аристотель понимал необходимость политического объединения мелких греческих полисов, но стремление Александра к мировому господству ему не нравилось. Когда в 336 до н.э. Александр взошел на престол, Аристотель возвратился на родину, в Стагиру, а год спустя вернулся в Афины. Хотя Аристотель продолжал считать себя платоником, характер его мышления и идеи оказались теперь иными, что вступало в прямое противоречие со взглядами преемников Платона в Академии и некоторыми положениями учения самого Платона. Этот критический подход выразился в диалоге О философии, а также в ранних разделах работ, которые дошли до нас под условными названиями Метафизика, Этика и Политика. Чувствуя свое идейное расхождение с господствующим в Академии учением, Аристотель предпочел основать в северо-восточном предместье Афин новую школу - Ликей. Целью Ликея, как и целью Академии, было не только преподавание, но и самостоятельные исследования. Здесь Аристотель собрал вокруг себя группу одаренных учеников и помощников. Совместная деятельность оказалась в высшей степени плодотворной. Аристотель и его ученики сделали множество существенных наблюдений и открытий, которые оставили заметный след в истории многих наук и послужили фундаментом для дальнейших исследований. В этом им помогали образцы и данные, собранные в дальних походах Александра. Однако глава школы уделял все большее внимание фундаментальным философским проблемам. Большая часть из дошедших до нас философских произведений Аристотеля написана в этот период. После внезапной смерти Александра в 323 до н.э. по Афинам и другим городам Греции прокатилась волна антимакедонских выступлений. Положение Аристотеля было поставлено под угрозу из-за его дружбы с Филиппом и Александром, а также недвусмысленно выражавшихся им политических убеждений, которые приходили в противоречие с патриотическим энтузиазмом городов-государств. Под угрозой преследований Аристотель покинул город, чтобы, как он говорил, не дать афинянам совершить преступление против философии во второй раз (первым была казнь Сократа). Он переехал в Халкиду на острове Эвбея, где находилось доставшееся ему от матери имение, где, после непродолжительной болезни, умер в 322 до н.э.
Сочинения Аристотеля. Произведения Аристотеля распадаются на две группы. Во-первых, имеются популярные, или экзотерические, работы, большинство которых, вероятно, создавалось в форме диалога и предназначалось для широкой публики. В основном они были написаны еще во время пребывания в Академии. Ныне эти работы сохранились в виде фрагментов, цитируемых позднейшими авторами, но даже их названия указывают на теснейшее родство с платонизмом: Эвдем, или о душе; диалог О справедливости; Политик; Софист; Менексен; Пир. Кроме того, в античности был широко известен Протрептик (греч. "побуждение"), внушавший читателю стремление заняться философией. Он был написан в подражание некоторым местам платоновского Эвтидема и послужил образцом для цицероновского Гортензия, который, как сообщает в своей Исповеди св. Августин, пробудил его духовно и, обратив к философии, изменил всю его жизнь. Сохранились также немногочисленные фрагменты популярного трактата О философии, написанного позднее, в Ассе, т.е. во второй период творчества Аристотеля. Все эти произведения написаны простым языком и тщательно отделаны с точки зрения стиля. В античности они пользовались большой популярностью и закрепили за Аристотелем репутацию писателя-платоника, пишущего красноречиво и живо. Такая оценка Аристотеля практически недоступна нашему пониманию. Дело в том, что его произведения, оказавшиеся в нашем распоряжении, имеют совершенно иной характер, поскольку для всеобщего чтения они не предназначались. Эти сочинения должны были прослушивать ученики и помощники Аристотеля, первоначально небольшой их кружок в Ассе, а впоследствии - более многочисленная группа в афинском Ликее. Исторической наукой, и прежде всего исследованиями В.Йегера, выяснено, что эти труды, в той форме, в какой они дошли до нас, нельзя считать философскими или научными "трудами" в современном смысле. Разумеется, окончательно установить, как возникали эти тексты, невозможно, однако наиболее вероятной представляется следующая гипотеза. Аристотель регулярно читал своим ученикам и помощникам лекции по самым разнообразным предметам, причем эти курсы зачастую повторялись из года в год. По-видимому, Аристотель имел обыкновение составлять письменный вариант лекции и читал его подготовленной аудитории, нередко экспромтом комментируя текст. Эти письменные лекции имели хождение в школе и использовались для индивидуальных занятий. То, чем мы теперь располагаем как цельным произведением на конкретную тему, представляет собой скорее свод из многих лекций на эту тему, нередко охватывающий значительный временной промежуток. Позднейшие издатели компоновали из этих вариантов единые трактаты. В некоторых случаях вполне можно предположить, что "единый" текст является соединением различных конспектов или представляет собой оригинальную аристотелевскую лекцию, прокомментированную и изданную его учениками. Наконец, первоначальные тексты, вероятно, сильно пострадали в эпоху гражданских войн в Риме и уцелели лишь благодаря случайности. Вследствие этого реконструкция первоначального текста, за которую принялись позднейшие античные издатели, оказалась трудной задачей, ей сопутствовало много ошибок и недоразумений. Тем не менее скрупулезные философские исследования позволили восстановить основы учения Аристотеля и принципиальный ход развития его мысли. По темам сочинения делятся на четыре основные группы. Во-первых, это труды по логике, обычно собирательно именуемые Органон. Сюда входят Категории; Об истолковании; Первая аналитика и Вторая аналитика; Топика. Во-вторых, Аристотелю принадлежат естественнонаучные труды. Здесь наиболее важны работы О возникновении и уничтожении; О небе; Физика; История животных; О частях животных и посвященный человеческой природе трактат О душе. Трактата о растениях Аристотель не написал, но соответствующий труд составил его ученик Теофраст. В-третьих, мы располагаем сводом текстов под названием Метафизика, представляющим собой цикл лекций, составленных Аристотелем в поздний период развития его мысли - в Ассе и в заключительный период в Афинах. В-четвертых, имеются труды по этике и политике, куда причисляют также Поэтику и Риторику. Наиболее важны сочиненная во второй период Эвдемова этика, относящаяся к последнему афинскому периоду Никомахова этика, состоящая из множества написанных в разные периоды лекций Политика, Риторика и сохранившаяся частично Поэтика. Огромный труд Аристотеля о государственном устройстве различных городов-государств полностью утрачен, чудом найден почти полный текст входившей в него Афинской политии. Утрачены и несколько трактатов на исторические темы.
Философия Аристотеля. Аристотель нигде не говорит, что логика является частью собственно философии. Он воспринимает ее скорее в качестве методологического инструмента всех наук и философии, а не самостоятельного философского учения. Поэтому весьма возможно, что позднейшее понятие о логике как "орудии" (греч. "органон"), хотя сам Аристотель ее так не называл, соответствует его собственным представлениям. Понятно, что логика должна предшествовать философии. Саму философию Аристотель делит на две части - теоретическую, которая стремится к достижению истины, независимой от чьего-либо желания, и практическую, занятую умом и человеческими устремлениями, которые совместными усилиями стараются уяснить суть человеческого блага и его достигнуть. В свою очередь теоретическая философия делится на три части: исследование изменяющегося бытия (физика и естествознание, включая науку о человеке); исследование бытия абстрактных математических объектов (различные разделы математики); первая философия, исследование бытия как такового (то, что мы называем метафизикой). Специальных работ Аристотеля о числе и фигуре не сохранилось, и ниже мы рассмотрим четыре аспекта его учения: логику, т.е. методы рационального мышления; физику, т.е. теоретическое исследование изменяющегося бытия; первую философию; наконец - практическую философию. Аристотелевская логика изучает: 1) основные виды бытия, которые подпадают под отдельные понятия и определения; 2) соединения и разделения этих видов бытия, которые выражаются в суждении; 3) способы, которыми ум при посредстве рассуждений может перейти от истины известной к истине неизвестной. Согласно Аристотелю, мышление - это не конструирование или создание умом некой новой сущности, но скорее уподобление в акте мышления чему-то, находящемуся вовне. Понятие есть отождествление ума с каким-то видом бытия, а суждение - выражение соединения таких видов бытия в действительности. Наконец, к верным заключениям науку направляют правила вывода, законы противоречия и исключенного третьего, поскольку этим принципам подчиняется все бытие. Основные виды бытия и соответствующие им роды понятий перечислены в Категориях и Топике. Всего их десять: 1) сущность, например, "человек" или "лошадь"; 2) количество, например, "в три метра длиной"; 3) качество, например, "белый"; 4) отношение, например, "больше"; 5) место, например, "в Ликее", 6) время, например, "вчера"; 7) состояние, например, "ходьба"; 8) обладание, например, "быть вооруженным"; 9) действие, например, "рубить" или "жечь" и 10) претерпевание, например, "быть разрубаемым" или "быть сжигаемым". Впрочем, во Второй Аналитике и других произведениях "состояние" и "обладание" отсутствуют, и число категорий сокращается до восьми. Вещи вне ума реально существуют именно как сущности, количества, качества, отношения и т.д. В перечисленных здесь основных понятиях каждый из видов бытия постигается именно таким, какой он есть, однако в абстракции или отвлечении от прочих, с которыми необходимо связан в природе. Поэтому само по себе ни одно понятие не является истинным или ложным. Оно есть просто некий взятый в абстракции вид бытия, существующего отдельно от ума. Истинными или ложными могут быть только высказывания или суждения, а не изолированные понятия. Для связи или разделения двух категориальных понятий суждение использует логическую структуру субъекта и предиката. Если данные виды бытия действительно связаны или разделены именно таким образом, высказывание истинно, если же нет, оно ложно. Поскольку законы противоречия и исключенного третьего распространяются на все существующее, любые два вида бытия должны быть либо связаны, либо не связаны друг с другом, и по отношению к любому данному субъекту любой данный предикат должен истинно утверждаться либо истинно отрицаться. Наука как таковая универсальна, но возникает она через индукцию, отправляющуюся от данных чувственного восприятия индивидуальной сущности и ее индивидуальных свойств. В опыте мы иногда воспринимаем связь двух видов бытия, но не можем усмотреть никакой необходимости этой связи. Суждение, выражающее такую случайную связь в общей форме - не более чем вероятная истина. Диалектические методы, с помощью которых такие вероятные суждения можно распространить на другие области, подвергнуть критике или защитить, рассматриваются в Топике. Наука в строгом смысле слова не имеет с этим ничего общего. Речь о ней идет во Второй аналитике. Как только определенные субъекты и предикаты, полученные из опыта путем индукции, отчетливо постигнуты, ум способен заметить, что они необходимо связаны друг с другом. Это относится, например, к закону противоречия, который утверждает, что данная вещь не может в одно и то же время и в одном и том же отношении существовать и не существовать. Как только мы отчетливо постигаем бытие и небытие, мы видим, что они с необходимостью взаимно исключают друг друга. Так что предпосылки науки в строгом смысле слова самоочевидны и не нуждаются в доказательствах. Первым шагом в обосновании всякой истинной науки является обнаружение таких необходимых связей, которые не являются просто случайными и выражаются в необходимых суждениях. Далее из этих очевидных принципов с помощью силлогистического рассуждения может быть выведено последующее знание. Этот процесс описан и разобран в Первой аналитике. Дедукция, или вывод, есть способ, с помощью которого ум переходит от уже известного к неизвестному. Это возможно лишь благодаря обнаружению некоего среднего термина. Допустим, мы хотим доказать, что x есть z, что не самоочевидно. Единственный способ это сделать - выявить две посылки, x есть y и y есть z, о которых уже известно, что они либо самоочевидны, либо могут быть выведены из самоочевидных посылок. Мы сможем вывести нужное заключение, если будем располагать двумя такими посылками, в том числе решающим средним термином y. Так, если нам известно, что Сократ человек, а все люди смертны, мы можем доказать, что Сократ смертен, используя средний термин "человек". Ум не успокаивается, пока не убеждается, что те или иные вещи необходимы в том смысле, что не могут быть иными. Поэтому цель всякой науки - приобретение такого необходимого знания. Первый шаг - тщательное индуктивное исследование окружающих нас смутных объектов опыта и ясное понимание и определение интересующих нас видов бытия. Следующий шаг - обнаружение необходимых связей между этими сущностями. Заключительная стадия - дедукция новых истин. Если мы обнаруживаем лишь случайные связи, их, разумеется, также можно утверждать и подвергать процедуре дедуктивного вывода. Однако они дадут лишь вероятные заключения, ибо в таких заключениях будет не больше силы, чем в посылках, из которых они выведены. В основе науки - обнаружение очевидных, не нуждающихся в доказательстве посылок.
Философия природы. Всему миру природы свойственна бесконечная текучесть или изменчивость, и натурфилософия Аристотеля берет за основу анализ процесса изменения. Каждое изменение нарушает непрерывность. Оно начинается с отсутствия чего-то, приобретаемого в процессе изменения. Так, строительство дома начинается с чего-то бесформенного, а завершается упорядоченной структурой, или формой. Так что изначальная лишенность и конечная форма необходимо присутствуют в любом изменении. Однако изменение также и непрерывно, поскольку нечто никогда не возникает из ничего. Чтобы объяснить непрерывность, Аристотель вопреки Платону утверждает необходимость признать существование третьего момента, лежащего в основе перехода от лишенности к форме. Он называет его субстратом (греч. "гипокейменон"), материей. В случае возведения дома материей является дерево и прочий строительный материал. В случае изготовления статуи это - бронза, которая наличествует здесь вначале в состоянии лишенности, а затем сохраняется как основа законченной формы. Аристотель различает четыре типа изменений. Наиболее фундаментальное - то, при котором возникает новая сущность, способная к самостоятельному существованию. Это может произойти лишь в результате разрушения некой предшествовавшей сущности. В основе такого изменения лежит одна чистая потенция материи. Однако любая материальная сущность, как только она возникла, обретает способность к дальнейшим изменениям своих атрибутов или акциденций. Эти акциденциальные изменения распадаются на три типа: 1) по количеству, 2) по качеству, 3) по месту. Последний принимает участие во всех прочих видах изменения. Всякое преобразование измеряется также временем, т.е. числом изменения. Такая временная мера требует присутствия ума, который способен помнить прошлое, предвидеть будущее, разделять соответствующие интервалы времени на отрезки и сравнивать их друг с другом. У всякой природной сущности, возникшей в результате процессов изменения, имеются две внутренне присущие ей причины, от которых с необходимостью зависит ее существование в природе. Это - исходная материя (как бронза, из которой сделана статуя), из которой эта природная сущность возникла, и та специфическая форма или структура, которая делает ее именно того рода бытием, каким она является (как форма законченной статуи). В дополнение к этим внутренним причинам, материи и форме, должна иметься еще некая внешняя, действующая причина (например, действия скульптора), которая придает материи форму. Наконец, должна иметься конечная цель (идея статуи в уме скульптора), которая направляет действующую причину (причины) в каком-то вполне определенном направлении. Изменение есть актуализация того, что пребывает в потенции; поэтому ничто движущееся не может двигать само себя. Всякое подвижное бытие нуждается в некой внешней действующей причине, которой объясняется его происхождение и дальнейшее существование. Это верно применительно ко всей физической Вселенной, которая, как полагал Аристотель, пребывает в вечном движении. Чтобы объяснить это движение, необходимо признать существование первого, неподвижного двигателя (перводвигателя), не подверженного изменению. Когда необходимые следствия двух или более независимых друг от друга причин сходятся в одной и той же материи, происходят случайные и непредсказуемые события, однако событиям в природе в основном присуща упорядоченность, что и делает возможным естествознание. Порядок и гармония, пронизывающие почти весь мир природы, также приводят к заключению о существовании неизменной и разумной первопричины. Естественно, что в своих астрономических воззрениях Аристотель находился под влиянием современной ему науки. Он полагал, что Земля является центром Вселенной. Движение планет объясняется вращением окружающих Землю сфер. Внешняя сфера - сфера неподвижных звезд. Она обращается, непосредственно восходя к неподвижной первопричине, которая, будучи лишена всякой материальной потенциальности и несовершенства, полностью нематериальна и недвижима. Даже небесные тела движутся, обнаруживая этим свою материальность, но они состоят из более чистой материи, чем та, что имеется в подлунном мире. В подлунном же мире мы обнаруживаем материальные сущности различных уровней. Во-первых, это основные элементы и их сочетания, образующие царство неживого. Ими движут исключительно внешние причины. Далее идут живые организмы, сначала растения, имеющие органически дифференцированные части, способные воздействовать друг на друга. Таким образом, растения не просто увеличиваются и порождаются внешними причинами, но растут и размножаются самостоятельно. Животные обладают теми же растительными функциями, но они наделены также органами чувств, позволяющими им принимать во внимание вещи окружающего мира, стремясь к тому, что способствует их деятельности, и избегая всего вредоносного. Сложные организмы строятся на основе простых и, возможно, возникают из них в результате постепенных изменений, однако по этому вопросу Аристотель не высказывается сколько-нибудь определенно. Высшее земное существо - человек, и трактат О душе целиком посвящен исследованию его природы. Аристотель недвусмысленно заявляет, что человек - материальное существо, несомненно являющееся частью природы. Как и во всех природных объектах, в человеке имеется материальный субстрат, из которого он возникает (человеческое тело), и определенная форма или структура, одушевляющая это тело (человеческая душа). Как и в случае любого другого природного объекта, данная форма и данная материя не просто наложились друг на друга, но представляют собой составные части единого индивидуума, каждая из которых существует благодаря другой. Так, золото перстня и его кольцевая форма - это не две разные вещи, но одно золотое кольцо. Подобно этому человеческая душа и человеческое тело - две существенные, внутренне необходимые причины единого природного существа, человека. Человеческая душа, т.е. форма человека, состоит из трех соединенных частей. Во-первых, в ней имеется растительная часть, которая позволяет человеку питаться, расти и размножаться. Животная составляющая позволяет ему ощущать, стремиться к чувственным объектам и передвигаться с места на место подобно другим животным. Наконец, первые две части увенчивает разумная часть - вершина человеческой природы, благодаря которой человек обладает теми замечательными и особыми свойствами, которые отличают его от всех остальных животных. Каждая часть, чтобы начать действовать, по необходимости развивает сущностные акциденции, или способности. Так, в ведении растительной души находятся различные органы и способности питания, роста и размножения; животная душа отвечает за органы и способности ощущения и передвижения; разумная же душа заведует нематериальными умственными способностями и разумным выбором, или волей. Познание следует отличать от деятельности. Оно не включает построения чего-то нового, но скорее представляет собой постижение с помощью ноэзиса (разумной способности) чего-то уже существующего в физическом мире, причем именно таким, как оно есть. Формы существуют в физическом смысле в индивидуальной материи, привязывающей их к определенному месту и времени. Именно таким образом человеческая форма существует в материи всякого индивидуального человеческого тела. Однако благодаря своим познавательным способностям человеческое существо может постичь формы вещей без их материи. Это значит, что человек, отличаясь от прочих вещей в материальном смысле, может ноэтически, умственно соединяться с ними нематериальным способом, стать микрокосмом, отражающим природу всех вещей в умственном зеркале внутри своего бренного существа. Ощущение ограничено определенным, конечным рядом форм и постигает их лишь во взаимном смешении, происходящем в ходе конкретного физического взаимодействия. Но ум не знает подобных ограничений, он способен постичь какую угодно форму и освободить ее сущность от всего, с чем она соединена в чувственном опыте. Однако этот акт рационального постижения, или абстрагирования, не может быть выполнен без предварительной деятельности ощущения и воображения. Когда воображение вызывает к жизни некий конкретный чувственный опыт, деятельный разум может озарить этот опыт своим светом и выявить некую наличествующую в нем природу, освобождая опыт от всего, что не относится к его сущностной природе. Разум может высветить и все прочие реальные элементы вещи, запечатлев в воспринимающем разуме, которым обладает всякий человек, ее чистый, абстрактный образ. Затем, посредством суждений, которые соединяют эти природы соответственно тому, как они соединены в действительности, разум может выстроить сложное понятие всей сущности в целом, воспроизводя ее точно такой, какая она есть. Эта способность разума не только позволяет приобрести в результате теоретическое понимание всех вещей, но и влияет на человеческие устремления, помогая человеку усовершенствовать свою природу через деятельность. И в самом деле, без разумного руководства устремлениями человеческая природа вообще не способна к совершенствованию. Изучение этого процесса совершенствования относится к области практической философии.
Первая философия. Первая философия - это изучение первопричин вещей. Наиболее фундаментальная реальность - само бытие, конкретными определениями которого являются все остальные вещи. Все категории - это ограниченные виды бытия, и потому Аристотель определяет первую философию как изучение бытия как такового. Физическая наука рассматривает вещи, поскольку они воспринимаются чувствами и изменяются, но для бытия такие ограничения неприемлемы. Математическая наука рассматривает вещи с точки зрения количества, но бытие не обязательно является количественным, и потому первая философия не замыкается ни на одном таком ограниченном объекте. Она рассматривает вещи, поскольку они есть. Поэтому ее ведению подлежат все вообще вещи, будь то меняющиеся или неизменные, количественные или не связанные с количеством. Только исходя из этого мы можем придти к максимально ясному пониманию наиболее фундаментальной структуры мира. Последователи Платона утверждали (иногда это делал и сам Платон), что изначальные причины всех вещей находятся в неких идеях, или абстрактных сущностях, существующих отдельно от изменчивых вещей природного мира. Аристотель подвергает это воззрение обстоятельной критике и в конце концов его отвергает, задаваясь вопросом, почему должен существовать мир такого рода. Это было бы лишь никчемным удвоением мира индивидуальных сущностей, представление же, что такие обособленные универсалии известны науке, приводит к скептицизму, поскольку в таком случае наука не будет знать индивидуальных объектов этого мира, а их-то нам и следует знать. Вследствие этого, а также по некоторым другим основаниям Аристотель отвергает платоническое воззрение, будто в дополнение к единичным людям или единичным домам имеется человек как таковой и дом как таковой, существующие отдельно от своих частных случаев. Но эта критика не сводится к чистому отрицанию. Аристотель, как и Платон, продолжает отстаивать существование формальных структур. Однако вместо того, чтобы наполнять свой собственный обособленный мир, они материально существуют, по Аристотелю, в тех единичных вещах, которые определяют. Форма, или сущность, вещи обитает в самой вещи как ее внутренняя природа, которая выводит вещь из ее потенции в определенное актуальное состояние. То, что существует, основание реального существования, есть поэтому не абстрактная сущность, а индивидуальная субстанция, например это конкретное дерево или этот конкретный человек. Такая субстанция является главным предметом рассмотрения в трактате Метафизика, книги VII, VIII и IX. Индивидуум, или первичная субстанция, представляет собой единое целое, состоящее из материи и формы, причем каждая из них вносит свой собственный вклад в эту индивидуальную целостность. Материя действует в качестве субстрата, дающего вещи место в текучей природе. Форма определяет и актуализирует материю, делая ее объектом определенного рода. В абстрактном постижении разумом форма оказывается определением, или сущностью, субстанции и может быть сделана предикатом первичной субстанции. Все остальные категории, такие, как место, время, действие, количество, качество и отношение, принадлежат первичной субстанции как ее акциденции. Они не могут существовать сами по себе, но лишь в поддерживающей их субстанции. Слово "бытие" имеет много значений. Есть бытие, которым обладают вещи в качестве предстоящих уму объектов. Есть бытие, которым вещи обладают в силу своего существования в природе, но это бытие, в свою очередь, имеет свои разновидности, и важнее всего здесь потенциальное бытие в противопоставлении актуальному бытию. Прежде чем вещь обретает актуальное существование, она существует как потенциальность в ее, вещи, разнообразных причинах. Эта "сила" (греч. "дюнамис"), или способность существовать, не есть ничто, это - неполное или незавершенное состояние, потенция. Даже когда причины приводят к появлению в мире некой материальной сущности, она пребывает все еще в незавершенном, или несовершенном состоянии, в потенции. Однако определяющая эту сущность формальная причина заставляет ее стремиться к полному завершению и осуществлению. Любая природа стремится к совершенствованию и ищет совершенства. Любая, за исключением высшей природы неподвижного движителя, Бога. XII книга Метафизики посвящена анализу этой первопричины всего конечного существования. Перводвигатель космоса должен быть всецело актуализированным и лишенным всякой потенции, иначе оказалось бы, что его актуализировало что-то ему предшествовавшее. Поскольку изменение является актуализацией потенции, перводвигатель должен быть неизменным, вечным и лишенным материи, которая есть своего рода потенция. Поэтому такое нематериальное бытие должно быть умом, созерцающим собственное совершенство и не зависящим от посторонних предметов, которые бы делались объектами его размышления. Не стремясь ни к какой цели вне самого себя, оно поддерживает вечную деятельность внутри себя и потому способно служить высшей целью, к которой стремятся все несовершенные существа. Это полностью деятельное и совершенное бытие - вершина и ключевой момент аристотелевской метафизики. Несовершенные предметы мира обладают реальным существованием лишь в той мере, в какой они, каждый в соответствии со своей ограниченностью, причастны этому совершенству.
Практическая философия. Теоретическая философия и наука стремятся к истине ради нее самой. Практическая философия стремится к истине с тем, чтобы дать направление человеческой деятельности. Последняя может быть трех видов: 1) транзитивная деятельность, выходящая за пределы деятеля и обращенная на некий внешний объект, который она преобразует или совершенствует; 2) имманентная деятельность человеческого индивидуума, с помощью которой он стремится усовершенствовать самого себя; и 3) имманентная деятельность, в которой человеческие индивидуумы сотрудничают друг с другом, чтобы самосовершенствоваться в рамках человеческого сообщества. Каждому из этих видов деятельности Аристотель посвятил специальные трактаты. Риторика - это искусство воздействовать на других людей с помощью речей и рассуждений, порождая в них верования и убеждения. Риторика Аристотеля посвящена этому искусству, которое, по сути, является частью Политики. Определяя то, что мы бы назвали "изящными искусствами", как подражание, Аристотель следует Платону. Однако целью искусства не является копирование некой индивидуальной реальности; скорее оно открывает в этой реальности универсальные и сущностные моменты, по возможности подчиняя этой цели все случайное. В то же время художник - не ученый, его цель не просто открыть истину, но еще и доставить зрителю особое удовольствие от постижения истины в подходящем материальном образе, сделав это с целью очищения чувств, прежде всего - жалости и страха, с тем чтобы наделить зрителя мощным орудием, служащим его нравственному воспитанию. Эти предметы обсуждаются в Поэтике Аристотеля, важные разделы которой утрачены. Все прочие искусства подчинены деятельности, поскольку их произведения создаются не ради них самих, но лишь для использования в реальной жизни, определение надлежащего направления которой является задачей индивидуальной этики. К этой теме Аристотель первоначально обращается в Эвдемовой этике, а более основательный и подробный разбор содержится в Никомаховой этике. Как и любая материальная субстанция, отдельный человек наделен сложной природой, изначально нацеленной на то, чтобы достичь полноты и совершенства. Однако, в отличие от других материальных субстанций, в природе человека не заложены непреложные тенденции, которые бы автоматически вели его к цели. Вместо них человеческая природа наделена разумностью, которая способна верно определить конечную цель и направить к ней человека. Отдельное человеческое существо должно самостоятельно пользоваться разумом и приучать свои разнообразные устремления подчиняться разуму. Человек может это сделать, потому что природа наделила его средствами самостоятельно обнаруживать свою цель и свободно направляться к ней. Собирательное название этой цели, как с большей или меньшей отчетливостью сознают все люди, - это счастье. Счастье представляет собой полную реализацию всех составляющих человеческой природы на всем протяжении человеческой жизни. Такая жизнь потребует, в качестве орудий деятельности, определенных материальных вещей, но в еще большей степени она потребует, чтобы все наши первичные побуждения реагировать и действовать умерялись направляющим воздействием ума, который должен пронизывать наше поведение во всех его моментах. Наконец, эта жизнь будет включать удовольствие как венец всей деятельности, хорошей или плохой, но прежде всего к удовольствию ведет разумная или благая деятельность, согласная с человеческой природой. Для достижения счастья важнее всего овладеть основными нравственными добродетелями, и этому посвящена большая часть Никомаховой этики. Нравственная добродетель - это разумная привычка или твердое намерение желать и действовать в соответствии со здравым смыслом. Если не приобретать такие разумные привычки на всех этапах жизни, здравые поступки станут редкой удачей. Первый толчок к приобретению подобных привычек должен прийти извне. Так, родители могут начать с того, чтобы наказывать ребенка за эгоистическое поведение и вознаграждать великодушие. Однако ребенок не выучится подлинному великодушию, пока не поймет, почему данный поступок должен быть совершен, пока он не будет совершать его ради него самого и пока, наконец, он не начнет извлекать из совершения такого поступка удовольствие. Лишь тогда ум настолько освоит эту область поведения, что разумный поступок, не нуждаясь в поддержке извне, будет спонтанно возникать изнутри самого человеческого характера. Нравственное воспитание нельзя считать завершенным до тех пор, пока такого рода "вразумлению" не подвергнутся все ест
Аристотель
(384-322 гг. до н.э.) ученик Платона, воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, из Стагиры (п-ов Халкидика)
Об избрании (на государственные посты) всегда хлопочут не столько порядочные, сколько случайные.
Добродетель (…) есть некая середина между противоположными страстями. (…) Оттого и трудно быть достойным человеком, ведь в любом деле трудно держаться середины.
Человек с чувством юмора - это и тот, кто умеет отпустить меткую шутку, и тот, кто переносит насмешки.
Бог выше всякой добродетели, и не добродетелью определяется его достоинство, потому что в таком случае добродетель будет выше бога.
Вопреки мнению некоторых, не разум - начало и руководитель добродетели, а, скорее, движения чувств.
Самому любить лучше, чем быть любимым: любить - это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. (…) Тем не менее люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.
Дурной (…) (человек) никогда не бывает себе другом, он всегда во вражде с самим собой.
Почему отец любит сына сильнее, чем сын отца? (…) Потому что сын - его создание. (…) Все бывают благосклонны к тому, что они сами создали.
Узнать самого себя - это и самое трудное, (…) и самое радостное, (…) но самих себя своими силами мы не можем видеть (…); при желании видеть свое лицо мы смотримся в зеркало (…), при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга. Ведь друг, как мы говорим, это «второе я». (…) Знать себя невозможно без помощи друга.
Ярость выводит человека из себя. Вот почему и поведение кабанов имеет вид смелости, хотя это и не настоящая смелость.
Имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием.
Опыт есть знание единичного, а искусство - знание общего.
Признак знатока - способность научить.
Владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт не способны.
В поэтическом произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное.
Одни (искусства) - для удовлетворения необходимых потребностей, другие - для времяпрепровождения; изобретателей последних мы всегда считаем более мудрыми, нежели изобретателей первых, так как их знания были обращены не на получение выгоды.
Мудрость (…) занимается причинами и началами.
Более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин.
Удивление побуждает людей философствовать.
Знание о чем бы то ни было есть знание общего.
Для счастья (…) нужна и полнота добродетели, и полнота жизни.
Может быть, (…) вообще никого не следует считать счастливым, покуда он жив (…)? Если в самом деле признать такое, то не будет ли человек счастлив лишь тогда, когда он умер?
Камень, который по природе падает вниз, не приучишь подниматься вверх, приучай его, подбрасывая вверх хоть тысячу раз.
Добродетель мы обретаем, прежде что-нибудь осуществив, так же как и в других искусствах. (…) Строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре - кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно - благоразумными, действуя мужественно - мужественными. (…) Короче говоря, повторение одинаковых поступков порождает соответствующие нравственные устои.
Искусство и добродетель всегда рождаются там, где труднее.
Совершать проступок можно по-разному (…), между тем как поступать правильно можно только одним-единственным способом (недаром первое легко, а второе трудно, ведь легко промахнуться, трудно попасть в цель).
Мужественные совершают поступки во имя прекрасного. (…) В противном случае мужественными, пожалуй, окажутся даже голодные ослы, ведь они и под ударами не перестают пастись.
Скупость (…) неизлечима (…); она теснее срослась с природой человека, чем мотовство. Большинство ведь, скорее, стяжатели, чем раздаватели.
Порок уничтожает сам себя, и если он достигает полноты, то становится невыносимым для самого его обладателя.
Какие насмешки не стесняются выслушивать, такие и сами говорят.
Человек (…) свободнорожденный будет вести себя так, словно он сам себе закон.
Молодые люди становятся геометрами и математиками (…), но (…) не бывают рассудительными. Причина этому в том, что рассудительность проявляется в частных случаях, с которыми знакомятся на опыте, а (…) опытность дается за долгий срок.
Как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу, но у него есть нечто, ценимое выше добродетели.
Не способный к раскаянию неисцелим.
Те, что твердят, будто под пыткой (…) человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор. (Возражение эпикурейцам.)
Для ищущего чрезмерных удовольствий страданием будет уже отсутствие чрезмерности.
При чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия, (…) полагая, что оно исцеляет.
Телесных удовольствий, как сильнодействующих, ищут те, кто не способен наслаждаться иными: эти люди, конечно, сами создают себе своего рода жажду.
Юноши быстро становятся друзьями, а старики - нет: не становятся друзьями тем, от кого не получают наслаждения.
Быть другом для многих при совершенной дружбе невозможно, так же как быть влюбленным во многих одновременно. (…) А нравиться многим (…) можно.
Люди, наделенные могуществом, используют друзей (…) с разбором: одни друзья приносят им пользу, а другие доставляют удовольствие, но едва ли одни и те же - и то и другое.
Большинство - друзья подхалимов, так как подхалим - это друг, над которым обладают превосходством, или человек, который прикидывается, что он таков.
Раб - одушевленное орудие, а орудие - неодушевленный раб.
От природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства - настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства.
Бездетные скорее разводятся: дети - это общее обоим благо, а общее благо объединяет.
Большинство (…) желает получать благодеяния, а делать добро избегает, как невыгодного занятия.
Благодетели больше питают дружбу к облагодетельствованным, нежели принявшие благодеяние - к оказавшим его.
Все больше дорожат доставшимся с трудом. (…) Не случайно матери (…) любят детей сильнее, чем отцы, ведь рождение ребенка требует от них больших усилий и они лучше отцов знают, что это их собственное создание.
У кого много друзей (…), (те) ни для кого (…) не друзья.
Отдых (…) существует ради деятельности.
Мы лишаемся досуга, чтобы иметь досуг, и войну ведем, чтобы жить в мире.
Нет, не нужно следовать увещеваниям «человеку разуметь человеческое» и «смертному - смертное»; напротив, насколько возможно, надо возвышаться до бессмертия и делать все ради жизни, соответствующей наивысшему в самом себе; право, если по объему это малая часть, то по силе и ценности она все далеко превосходит.
Обратить к нравственному совершенству большинство рассуждения не способны, потому что большинству людей по природе свойственно подчиняться не чувству стыда, а страху и воздерживаться от дурного не потому, что это позорно, но опасаясь мести.
Страсть (…) уступает не рассуждениям, а насилию.
Врачами становятся не по руководствам.
Рука есть орудие орудий.
Принять за исходную посылку ложь и принять за исходную посылку невозможное - не одно и то же. Из невозможной предпосылки следует невозможное заключение.
(Из всех животных) только человек (…) способен смеяться.
Из ложных посылок можно вывести истинное заключение.
Человек по природе своей есть существо политическое.
Человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные.
Тот, кто в силу своей природы (…) живет вне государства, (…) либо животное, либо божество.
Раб - некая одушевленная собственность.
Одно мужество свойственно начальнику, другое - слуге.
К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается наименьшая забота.
При общности имущества для благородной щедрости (…) не будет места, и никто не будет в состоянии проявить ее на деле, так как щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром.
Бедность - источник возмущений и преступлений.
Если исправление закона является незначительным улучшением, (…) не столько будет пользы от изменения закона, сколько вреда, если появится привычка не повиноваться существующему порядку. (…) Легкомысленно менять существующие законы на другие, новые - значит ослаблять силу закона.
В чем разница: правят ли женщины, или должностные лица управляются женщинами? Результат получается один и тот же.
Покупающие власть за деньги привыкают извлекать из нее прибыль.
Государство есть совокупность граждан.
Толпа о многих вещах судит лучше, нежели один человек, кто бы он ни был.
Средний достаток (…) всего лучше. (…) Трудно следовать доводам разума человеку (…) сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому или наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхуниженному.
Одни не способны властвовать и умеют подчиняться только той власти, которая имеется у господ над рабами; другие же не способны подчиняться никакой власти, а властвовать умеют только так, как властвуют господа над рабами.
Те государства имеют хороший строй, где средние (…) сильнее обеих крайностей или по крайней мере каждой из них в отдельности.
Государственный строй губит скорее алчность богатых, нежели простого народа.
Внутренние распри (в государстве) возникают не по причине мелочей, но из мелочей.
Распри среди знатных приходится расхлебывать всему государству.
Общий страх объединяет и злейших врагов.
(Прежде) демагоги (вожди народа) были из среды полководцев (…), теперь же (…) демагогами становятся те, кто умеет красно говорить.
Олигархия разрушается (…), когда в ней образуется другая олигархия.
Самое главное при всяком государственном устройстве - (…) устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться.
В демократиях следует щадить состоятельных людей и не подвергать разделу не только их имущество, но и доходы.
Многое из того, что кажется свойственным демократии, ослабляет демократию.
Демагогам (вождям народа) (…) следовало бы всегда говорить в пользу состоятельных, а (…) олигархи должны были бы радеть об интересах народа.
Большинство тиранов вышли, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что чернили знатных.
Ненависть более рассудочна (чем гнев): ведь гнев сопряжен с горестным чувством, так что нелегко быть рассудительным; напротив, вражда горечи в себе не содержит.
Крайняя демократия - та же тирания, только разделенная среди многих.
Чем меньше полномочий у царской власти, тем она долговечнее.
И демос (народ) желает быть своего рода монархом. Поэтому и тут (…) льстецы в почете (…) (ведь демагог - льстец народа).
Уделять (…) почести должен сам тиран, а наложение кары поручать другим.
Для сохранения (…) единодержавной власти (следует) (…) никого в отдельности не возвеличивать, а если уж приходится делать это, то возвышать нескольких лиц, потому что они будут следить друг за другом.
Одно из условий свободы - по очереди быть управляемым и править.
Власть над свободными людьми более прекрасна (…), чем господство над рабами.
Гражданин должен (…) властвовать над своим (…) государством.
Большинство государств, обращающих внимание лишь на военную подготовку, держатся, пока они ведут войны, и гибнут, лишь только достигают господства. Подобно стали, они теряют свой закал во время мира.
Конечной целью войны служит мир, работы - досуг.
Тело должно быть развито, но не посредством изнурительных упражнений и не только в одну сторону, как это бывает у атлетов.
Мы всегда больше любим наши первые впечатления.
Для умения пользоваться досугом в жизни нужно кое-чему учиться, кое в чем воспитаться.
Физическое напряжение препятствует развитию ума, напряжение умственное - развитию тела.
Еще вопрос, служит ли музыка к облагораживанию нравов.
Чтобы уметь судить о деле, нужно самому уметь его делать.
Смешное есть некоторая ошибка и уродство, небезболезненное и безвредное; так, (…) смешная маска есть нечто безобразное и искаженное, но без боли.
Поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история - о единичном.
Даже известное известно лишь немногим.
Большая разница, случится ли нечто вследствие чего-либо или после чего-либо.
Поэзия - удел человека или одаренного, или одержимого.
Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают.
В поэзии предпочтительнее невозможное, но убедительное, возможному, но неубедительному.
Хорошо составленные законы (…) должны (…) оставлять как можно меньше произволу судей, (…) потому что (…) законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку.
Если позорно не уметь владеть своим телом, то не менее позорно не уметь владеть словом.
Дело врачебного искусства заключается не в том, чтобы делать всякого человека здоровым, но в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к этой цели, потому что вполне возможно хорошо лечить и таких людей, которые уже не могут выздороветь.
Риторика (…) имеет в виду то, что убедительно для всех (…). Ведь и сумасшедшим кое-что кажется убедительным.
От одинаковых причин получаются одинаковые следствия.
Счастье есть благосостояние, соединенное с добродетелью.
Сущность богатства заключается более в пользовании, чем в обладании.
Красота (…) различна для каждого возраста.
То, ради чего совершено много трудов и сделано много издержек, (…) (уже поэтому) представляется благом.
Хорошие (люди) - те, которых не порицают даже враги.
Терпеть несправедливость лучше, чем делать несправедливость.
Из двух вещей приятнее та, которая доставляет удовольствие с меньшей примесью горечи и более продолжительное время.
Лучше то, что труднее.
Из двух благ (…) лучше то, что бывает в конце жизни, ибо то, что бывает под конец, в большей степени обладает свойствами цели.
Цель демократии - свобода, олигархии - богатство, аристократии - воспитание и законность, тирании - защита.
Хорошо казаться человеком, действующим со гласно заранее принятому намерению; поэтому случайности и нечаянности следует считать за нечто, входившее в наше намерение.
Когда ты хочешь хвалить, посмотри, что бы ты мог посоветовать, а когда хочешь дать совет, посмотри, что бы ты мог похвалить.
Не от богатства и бедности люди поступают несправедливо.
Между местью и наказанием есть разница: наказание производится ради наказуемого, а мщение ради мстящего, чтобы утолить его гнев.
Мы не гневаемся на того, кого считаем недоступным нашей мести.
И в горестях и в слезах есть (…) своего рода наслаждение: горечь является вследствие отсутствия любимого человека, но в припоминании и некоторого рода лицезрении его - что он делал и каков он был - заключается наслаждение.
Быть объектом удивления приятно уже потому, что с этим связан почет.
(Обижают) и врагов, и друзей, потому что первых обидеть легко, а вторых приятно.
Правда заключается (…) в том, чтобы (…) иметь в виду не закон, а законодателя, не букву закона, а мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека, не часть, а целое.
И забывчивость может вызывать гнев, например, забвение имен, хотя это вещь незначительная. Дело в том, что забывчивость кажется признаком пренебрежения.
Умеющие перенести шутку и прилично пошутить (…) доставляют одинаковое удовольствие своему ближнему.
Никто не любит того, кого боится.
Гнев врачуется временем, ненависть же неизлечима.
Страшны и обиженные (…), потому что всегда выжидают удобного случая (отомстить). Страшны и обидевшие, (…) потому что они боятся возмездия.
(Для того чтобы испытывать страх) человек должен испытывать некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится; доказательством этому служит то, что страх заставляет людей размышлять, между тем как о безнадежном никто не размышляет.
Смелость есть надежда, причем спасение представляется близким, а все страшное - далеким.
Во время морского путешествия смело смотрят на предстоящие опасности люди, незнакомые с бурями, и люди, по своей опытности знающие средства к спасению.
Больше стыдятся того, что делают на глазах у других и явно, откуда и пословица «стыд находится в глазах».
Разглашать склонны люди обиженные.
Мы (…) стыдимся не одного и того же перед знакомыми и незнакомыми.
Сострадание (есть) некоторого рода печаль при виде бедствия (…), которое могло бы постигнуть или нас самих, или кого-нибудь из наших близких. (…) Потому-то люди, совершенно погибшие, не испытывают сострадания: они полагают, что больше ничего не могут потерпеть, ибо все уже потерпели.
Мы чувствуем сострадание к людям знакомым, если они не очень близки нам, к очень же близким относимся так же, как если бы нам самим предстояло несчастье; потому-то и Амазис, как рассказывают, не плакал, видя, как его сына ведут на смерть, но заплакал при виде друга, просящего милостыню: последнее возбудило в нем сострадание, а первое ужас.
Ужасное (…) уничтожает сострадание и часто способствует возникновению противоположной страсти.
Люди малодушные завистливы, потому что им все представляется великим.
Люди завидуют тем, кто к ним близок по времени, по месту, по возрасту и по славе.
Юноши (…) любят почет, но еще больше любят победу, потому что юность жаждет превосходства.
Юноши (…) добродушны, потому что еще не видели многих низостей. Они легковерны, потому что еще не во многом были обмануты. (…) Они великодушны, потому что жизнь еще не унизила их и они не испытали нужды.
У юношей будущее продолжительно, прошедшее же кратко: в первый день не о чем помнить, надеяться же можно на все.
Юноши (…) легко доступны состраданию, потому что считают всех честными и слишком хорошими: они мерят своих ближних своей собственной неиспорченностью.
Остроумие есть отшлифованное высокомерие.
(Старики) сильно не любят и не ненавидят, но, согласно совету Бианта: любят, как бы готовясь возненавидеть, и ненавидят, как бы намереваясь полюбить.
(Старики) подозрительны вследствие своей недоверчивости, а недоверчивы вследствие своей опытности.
Старость пролагает дорогу трусости, ибо страх есть охлаждение.
(Старики) привязаны к жизни, и чем ближе к последнему дню, тем больше.
Полезное есть благо для самого человека, а прекрасное есть безотносительное благо.
(Старики) более живут воспоминанием, чем надеждой, потому что для них остающаяся жизнь коротка, прошедшая длинна (…). В этом же причины их болтливости: они постоянно говорят о прошедшем, потому что испытывают наслаждение, предаваясь воспоминаниям.
И старики доступны состраданию, но не по той самой причине, по какой ему доступны юноши: эти последние - вследствие человеколюбия, а первые - по своему бессилию, потому что на все бедствия они смотрят, как на близкие к ним.
Ворчливое противоположно смешному.
Тело достигает цветущей поры от тридцати до тридцати пяти лет, а душа - около сорока девяти лет.
Характер, сообщаемый богатством, есть характер человека неразумного и счастливого.
Быть вновь разбогатевшим значит как бы быть невоспитанным богачом.
По большей части будущее подобно прошедшему.
Пользоваться изречениями прилично (…) относительно того, в чем человек опытен (…), употребление же изречений по поводу того, в чем человек неопытен, есть признак неразумия и невоспитанности.
Люди необразованные в глазах толпы кажутся более убедительными, чем образованные.
Одна жрица не позволяла своему сыну говорить политические речи, сказав: «Если ты будешь говорить справедливое, тебя возненавидят люди, если несправедливое - боги». Но можно также сказать, что должно говорить такие речи, ибо если ты будешь говорить справедливое, тебя полюбят боги, если несправедливое - люди.
Прорицатели выражаются о деле общими фразами именно потому, что здесь менее всего возможна ошибка. Как в игре в «чет и нечет» скорее можно выиграть, говоря просто «чет» или «нечет», чем точно обозначая число.
Написанное должно быть удобочитаемо и удобопонимаемо, а это - одно и то же.
Речь должна обладать ритмом, но не метром, так как в последнем случае получатся стихи.
Ямб есть (…) форма речи большинства людей.
Стиль речи письменной - самый точный, а речи полемической - самый актерский.
Ирония отличается более благородным характером, чем шутовство, потому что в первом случае человек прибегает к шутке ради самого себя, а шут делает это ради других.
Одни копят, словно должны жить вечно, а другие тратят, словно тотчас умрут.
Друг - это одна душа в двух телах.
Мудрец не свободен от страстей, а умерен в страстях.
Один болтун, сильно докучавший ему (Аристотелю) своим пустословием, спросил его: «Я тебя не утомил?» Аристотель ответил: «Нет, я не слушал».
(Аристотеля) попрекали, что он подавал милостыню человеку дурного нрава; он ответил: «Я подаю не нраву, а человеку».
(Аристотелю) сказали, что кто-то бранит его заочно; он сказал: «Заочно пусть он хоть бьет меня!»
Человек по своей природе есть существо общественное.
Надежда - это сон наяву.
У всякого человека в отдельности и у всех вместе есть, можно сказать, известная цель, стремясь к которой они одно избирают, другого избегают.
Жизнь требует движения.
Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они суть, и такое удивление есть начало знания; мудрец, наоборот, удивился бы, если бы вещи были иными, а не таковыми, какими он их знает.
Это долг - ради спасения истины отказаться даже от дорогого и близкого.
Человек, достигший полного совершенства, выше всех животных; но зато он ниже всех, если он живет без законов и без справедливости. Действительно, нет ничего чудовищнее вооруженной несправедливости.
Более подходит нравственно хорошему человеку выказать свою честность.
Платон - друг, но истина дороже.
Назначение человека - в разумной деятельности.
Деяние есть живое единство теории и практики.
Каждый человек должен преимущественно браться за то, что для него возможно и что для него пристойно.
Начало есть более чем половина всего.
Ничто так не истощает и не разрушает человека, как продолжительное физическое бездействие.
Лучше в совершенстве выполнить небольшую часть дела, чем сделать плохо в десять раз более.
Учителя, которым дети обязаны воспитанием, почтеннее, чем родители: одни дарят нам только жизнь, а другие - добрую жизнь.
Между человеком образованным и необразованным такая же разница, как между живым и мертвым.
Воспитание - в счастье украшение, а в несчастье - прибежище.
Ученикам, чтобы преуспеть, надо догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади.
Тот, кто обозревает немногое, легко выносит суждение.
Совершенно очевидно, что из числа полезных (в житейском обиходе) предметов следует изучать те, которые действительно необходимы, но не все без исключения.
Каждому человеку свойственно ошибаться, но никому, кроме глупца, не свойственно упорствовать в ошибке.
Мудрость - это самая точная из наук.
Ошибаться можно различно, верно поступать можно лишь одним путем, поэтому-то первое легко, а второе трудно; легко промахнуться, трудно попасть в цель.
Разумный гонится не за тем, что приятно, а за тем, что избавляет от неприятностей.
Достоинство речи - быть ясной и не быть низкой.
Чересчур блестящий слог делает незаметными как характеры, так и мысли.
Ясность - главное достоинство речи.
Всего приятнее для нас те слова, которые дают нам какое-нибудь знание.
Из привычки так или иначе сквернословить развивается и склонность к совершению дурных поступков.
Хвалить людей в лицо - признак лести.
Все льстецы - прихвостни.
Шутка есть ослабление напряжения, поскольку она отдых.
Шутить надо для того, чтобы совершать серьезные дела.
Остроумен тот, кто шутит со вкусом.
Хороша книга, если автор в ней высказывает только то, что следует, и так, как следует.
Свойство тирана - отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно.
Кто спрашивает, почему нам приятно водиться с красивыми людьми, тот слеп.
Природа дала человеку в руки оружие - интеллектуальную моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону, поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом и самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых инстинктах.
Не для того мы рассуждаем, чтобы знать, что такое добродетель, а для того, чтобы стать хорошими людьми.
Хорошо рассуждать о добродетели - не значит еще быть добродетельным, а быть справедливым в мыслях - не значит еще быть справедливым на деле.
Нравственные качества обнаруживаются в связи с намерением.
Добродетель посредине.
Мужество - добродетель, в силу которой люди в опасностях совершают прекрасные дела.
Никто лучше мужественного не перенесет страшное.
Мужественным называется тот, кто безбоязненно идет навстречу прекрасной смерти.
Наслаждаться общением - главный признак дружбы.
Друг - это одна душа, живущая в двух телах.
У кого есть друзья, у того нет друга.
Друг всем - ничей друг.
О, друзья мои! Нет на свете друзей!
Нравственный человек многое делает ради своих друзей и ради отечества, даже если бы ему при этом пришлось потерять жизнь.
Дружба не только неоценима, но и прекрасна; мы восхваляем того, кто любит своих друзей, и иметь много друзей кажется чем-то прекрасным, а некоторым даже кажется, что быть хорошим человеком и другом - одно и то же.
Дружба - самое необходимое для жизни, так как никто не пожелает себе жизни без друзей, даже если б он имел все остальные блага.
Дружба довольствуется возможным, не требуя должного.
Раб предпочитает раба, господин - господина.
Не любит тот, кто не любит всегда.
Любить - значит желать другому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо.
Властвует над страстями не тот, кто совсем воздерживается от них, но тот, кто пользуется ими так, как управляют кораблем или конем, то есть направляют их туда, куда нужно и полезно.
Когда гнев или какой-либо иной подобного рода аффект овладевает индивидом, решение последнего неминуемо становится негодным.
Каждый может разозлиться - это легко; но разозлиться на того, кого нужно, и настолько, насколько нужно, и тогда, когда нужно, и по той причине, по которой нужно, и так, как нужно, - это дано не каждому.
Кто двигается вперед в науках, но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед.
Гнев есть зверообразная страсть по расположению духа, способная часто повторяться, жестокая и непреклонная по силе, служащая причиною убийств, союзница несчастия, пособница вреда и бесчестия.
Благодарность быстро стареет.
Есть люди столь скупые, как если бы они собирались жить вечно, и столь расточительные, как если бы собирались умереть завтра.
Многое может случиться меж чашей вина и устами.
Излишество в удовольствиях - это распущенность, и она заслуживает осуждения.
Привычка находить во всем только смешную сторону - самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит на поверхности.
Преступление нуждается лишь в предлоге.
Чтобы разбудить совесть негодяя, надо дать ему пощечину.
Женщины, предающиеся пьянству, рожают детей, похожих в этом отношении на своих матерей.
Все знают, что смерть неизбежна, но так как она не близка, то никто о ней не думает.
Хотя мы и смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но, насколько возможно, подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего.
Музыка способна оказывать известное воздействие на этическую сторону души; и раз музыка обладает такими свойствами, то, очевидно, она должна быть включена в число предметов воспитания молодежи.
Комедия имеет намерение отображать людей худших, а трагедия - лучших, чем существующие.
Серьезное разрушается смехом, смех - серьезным.
Целью войны является мир.
Музыка облагораживает нравы.
Человек - политическое животное.
Высшей истинностью обладает то, что является причиной следствий, в свою очередь, истинных.
Привычка - вторая натура.