См. debitivo.
модальность
Лингвистика
Мода́льность
(от ср.-лат. modalis -
модальный; лат. modus - мера, способ) -
функционально-семантическая категория,
выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные
виды субъективной квалификации сообщаемого. Модальность является
языковой универсалией, она принадлежит к
числу основных категорий естественного языка
(см. Категория языковая), «в разных
формах обнаруживающихся в языках разных систем..., в языках
европейской системы она охватывает всю ткань речи» (В. В. Виноградов).
Термин «модальность» используется для обозначения широкого круга
явлений, неоднородных по смысловому объёму, грамматическим свойствам
и по степени оформленности на разных уровнях
языковой структуры. Вопрос о границах этой категории решается разными
исследователями по-разному. К сфере модальности относят:
противопоставление высказываний по характеру их коммуникативной целеустановки (утверждение -
вопрос - побуждение); противопоставление по признаку
«утверждение - отрицание»; градации значений в
диапазоне «реальность - ирреальность» (реальность -
гипотетичность - ирреальность), разную степень уверенности
говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о
действительности; различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым,
выраженные лексическими средствами («хочет»,
«может», «должен», «нужно») и др.
Категорию модальности большинство исследователей дифференцируют.
Один из аспектов дифференциации - противопоставление
объективной и субъективной модальности. Объективная
модальность - обязательный признак любого высказывания, одна из
категорий, формирующих предикативную единицу - предложение. Объективная модальность выражает
отношение сообщаемого к действительности в плане реальности
(осуществляемости или осуществлённости) и ирреальности
(неосуществлённости). Главным средством оформления модальности в
этой функции является категория глагольного наклонения. На синтаксическом уровне объективная модальность
представлена противопоставлением форм синтаксического
изъявительного наклонения формам синтаксических ирреальных наклонений
(сослагательного, условного, желательного, побудительного,
долженствовательного). Категория изъявительного наклонения
(индикатива) заключает в себе объективно-модальные значения реальности,
т. е. временно́й определённости: соотношением форм индикатива («Люди
счастливы» - «Люди были счастливы» - «Люди будут счастливы»)
содержание сообщения отнесено в один из трёх временных планов -
настоящего, прошедшего или будущего. Соотношением форм ирреальных
наклонений, характеризующихся временно́й неопределённостью
(«Люди были бы счастливы» - «Пусть бы люди были счастливы» - «Пусть
люди будут счастливы»), при помощи специальных модификаторов
(глагольных форм и частиц) то же сообщение
отнесено в план желаемого, требуемого или необходимого. Объективная
модальность органически связана с категорией времени и
дифференцирована по признаку временно́й
определённости/неопределённости. Объективно-модальные значения
организуются в систему противопоставлений, выявляющуюся в
грамматической парадигме предложения.
Субъективная модальность, т. е. отношение говорящего к
сообщаемому, в отличие от объективной модальности, является
факультативным признаком высказывания. Семантический объём субъективной модальности
шире семантического объёма объективной модальности; значения,
составляющие содержание категории субъективной модальности,
неоднородны, требуют упорядочения; многие из них не имеют прямого
отношения к грамматике. Смысловую основу субъективной модальности
образует понятие оценки в широком смысле слова, включая не только
логическую (интеллектуальную, рациональную) квалификацию
сообщаемого, но и разные виды эмоциональной (иррациональной) реакции.
Субъективная модальность охватывает всю гамму реально существующих в
естественном языке разноаспектных и разнохарактерных способов
квалификации сообщаемого и реализуется: 1) специальным
лексико-грамматическим классом слов, а также
функционально близкими к ним словосочетаниями и предложениями; эти
средства обычно занимают в составе высказывания синтагматически автономную позицию и
функционируют в качестве вводных единиц;
2) введением специальных модальных частиц, например, для выражения
неуверенности («вроде»), предположения («разве что»), недостоверности
(«якобы»), удивления («ну и»), опасения («чего доброго») и др.; 3) при
помощи междометий («ах!», «ой-ой-ой!», «увы» и
др.); 4) специальными интонационными
средствами для акцентирования удивления, сомнения, уверенности,
недоверия, протеста, иронии и других эмоционально-экспрессивных оттенков субъективного отношения к
сообщаемому; 5) при помощи порядка слов,
например вынесением главного члена предложения
в начало для выражения отрицательного отношения, иронического отрицания
(«Станет он тебя слушать!», «Хорош друг!»); 6) специальными
конструкциями - специализированной структурной схемой
предложения или схемой построения его компонентов, например
построениями типа: «Нет чтобы подождать» (для выражения сожаления по
поводу чего-либо неосуществившегося), «Она возьми и скажи» (для
выражения неподготовленности, внезапности действия) и др.
Средства субъективной модальности функционируют как модификаторы
основной модальной квалификации, выраженной глагольным наклонением,
они способны перекрывать объективно-модальные характеристики, образуя
в модальной иерархии высказывания квалификацию «последней инстанции».
При этом объектом факультативной оценки может оказаться не только
предикативная основа, но любой информативно значимый фрагмент
сообщаемого; в этом случае на периферии предложения возникает имитация
дополнительного предикативного ядра, создавая эффект
полипредикативности сообщаемого.
В категории субъективной модальности естественный язык фиксирует
одно из ключевых свойств человеческой психики: способность
противопоставлять «я» и «не‑я» (концептуальное начало
нейтрально-информативному фону) в рамках высказывания. В наиболее
законченном виде эта концепция нашла отражение в работах Ш. Балли,
который считал, что в любом высказывании реализуется
противопоставление фактического содержания (диктума) и
индивидуальной оценки излагаемых фактов (модуса). Балли определяет
модальность как активную мыслительную операцию, производимую
говорящим субъектом над представлением, содержащимся в диктуме. В русском языкознании глубокий анализ
функционального диапазона модальности и, в частности, конкретных
форм проявления субъективной модальности на разных уровнях языковой системы представлен в работе Виноградова
«О категории модальности и модальных словах в русском языке»,
послужившей стимулом для ряда исследований, направленных на углубление
поиска собственно языковых аспектов изучения модальности (в отличие от
логической модальности), а также на изучение специфики оформления этой
категории в условиях конкретного языка с учетом его типологических
особенностей. Во многих исследованиях подчёркивается условность
противопоставления объективной и субъективной модальности. По
мнению А. М. Пешковского, категория модальности выражает только одно
отношение - отношение говорящего к той связи, которая устанавливается
им же между содержанием данного высказывания и действительностью,
т. е. «отношение к отношению». При таком подходе модальность изучается
как комплексная и многоаспектная категория, активно
взаимодействующая с целой системой других
функционально-семантических категорий языка и тесно связанная с
категориями прагматического уровня (см. Прагматика). С этих позиций в категории
модальности усматривают отражение сложных взаимодействий между
четырьмя факторами коммуникации:
говорящим, собеседником, содержанием высказывания и
действительностью.
Виноградов В. В., О категории модальности и модальных
словах в русском языке, в кн.: Труды института русского языка АН СССР,
т. 2, М.-Л., 1950;
Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы французского языка,
пер. с франц., М., 1955;
Пешковский А. М., Русский синтаксис в научном освещении,
7 изд., М., 1956;
Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.,
1958;
Шведова Н. Ю., Очерки по синтаксису русской разговорной
речи, М., 1960;
Панфилов В. З., Взаимоотношение языка и мышления, М.,
1971;
Русская грамматика, т. 2, М., 1980;
Bally Ch., Syntaxe de la modalité explicite,
«Cahiers F. de Saussure», 1942, № 2;
Ďurovič L., Modálnosť, Brat., 1956;
Jodłowski S., Istota, granice i formy
językowe modalności, в его кн.: Studia nad
częściami mowy, Warsz., [1971];
Otázky slovanské syntaxe. III. Sborník symposia «Modální
výstavba výpovědi v slovanských jazycích», Brno, 1973.
М. В. Ляпон.
Полезные сервисы
наклонение
Лингвистика
Наклоне́ние -
выражающая отношение действия, названного глаголом, к действительности с точки зрения
говорящего. Наклонение - грамматический способ выражения модальности (В. В. Виноградов). Грамматическое
значение форм наклонения выводится из их речевого употребления,
предполагающего присутствие говорящего (пишущего) субъекта, речь
которого включает, наряду с констатацией действия, его оценку как
желательного, возможного, предполагаемого и т. п., т. е. передающую
субъективное отношение говорящего к действию. Разные языки располагают
различным набором парадигматических форм
наклонения, в зависимости от свойственных им модальных значений.
Различают 2 типа наклонений: прямое и косвенные. Прямым наклонением
является индикатив (изъявительное наклонение), служащий для
объективной констатации факта в его отношении к действительности.
Этим определяется обязательное наличие индикатива в языках разных типов.
В косвенных наклонениях отражается различное отношение субъекта речи к
высказываемому. Разнообразие этого отношения определяет разнообразие
парадигм косвенных наклонений в разных
языках.
В современном русском языке насчитывается 3
наклонения: изъявительное, формы которого, относя действие
или прошедшему времени,
представляют его как объективный факт и указывают на лицо и число («я читаю»,
«мы читаем»); повелительное, служащее для передачи приказания
или просьбы, со специальной формой 2‑го лица единственного и
множественного числа («читай, ‑те») и формой побуждения (которую иногда
называют «юссивом») к совершению совместного действия одним
или несколькими лицами, включая говорящего («пойдём, ‑те»);
сослагательное, выражаемое глагольной формой, совпадающей с
формой прошедшего времени, и частицей «бы» и
передающее значение желательности, предположительности («я пошёл
бы»), возможности, обусловленности («я сказал бы, если бы...»). Это
наклонение, как и повелительное, не имеет временны́х форм, обозначенное
им действие может относиться к любому временному плану. Частица «бы»
может отрываться от глагола и располагаться при других членах предложения («я пошёл бы», «я бы охотно
пошёл»). К закреплённым грамматической нормой трём наклонениям
некоторые исследователи присоединяют четвёртое,
волюнтативное (Виноградов), обозначающее внезапное и
немотивированное действие и использующее форму будущего времени глаголов
совершенного вида с частицей «как» («а он как
побежит...»).
Современные представление о наклонении русского глагола установилось
постепенно. Русские филологи расходились во мнении относительно
числа наклонений в русском языке, начиная от полного отрицания наличия
наклонения в русском глаголе (Н. П. Некрасов) до выделения шести видов
наклонения (А. А. Шахматов). Такое расхождение мнений зависело от
подхода к анализу категории наклонения.
Формы наклонения были свойственны древнейшим языкам. Так, шумерский язык знал ряд наклонений, имевших особые
формы: прямое наклонение, изъявительное (показатели i‑, e‑, a‑):
косвенные наклонения - подтвердительное (показатели na‑, sa‑),
пожелательное, допустительное, отрицательное,
запретительное и другие (И. М. Дьяконов). Для индоевропейских языков исследователи (А. Мейе,
Ж. Вандриес) устанавливают 5 наклонений: индикатив, императив
(приказание, просьба), дезидератив (желание и намерение), конъюнктив
(эвентуальность и воля), оптатив (возможность и желание). Количество
специальных форм, выражавших модальные оттенки, имело в древних языках
тенденцию к сокращению. Древнегреческий язык
имел 4 наклонения: индикатив, императив, конъюнктив, оптатив. Латинский язык уже не знал особой формы оптатива,
вошедшего в систему конъюнктива как одно из его значений. Индикатив
служил для объективной констатации действия, относимого к определённому
временному плану; две формы императива передавали приказания и просьбы в
отношении настоящего и будущего; оттенки субъективной модальности
выражались конъюнктивом.
Новые западноевропейские языки сохранили формы индикатива и
конъюнктива и создали особые формы кондиционала (условного наклонения)
для обозначения обусловленных действий и для выражения
предположения, возможности, желательности и некатегорического
утверждения: франц. Je le
ferais volontiers, нем. Ich würde es gerne
tun (‘я охотно сделал бы это’). В немецком
языке формы косвенных наклонений (конъюнктив и кондиционал)
участвуют в передаче «чужой» речи, но могут не содержать сомнения в
истинности передаваемого: man sagt, er sei hier
(‘говорят, он здесь’), er sagt, sie würde singen
(‘он говорит, она будет петь’). Английский язык
имеет те же 3 наклонения, причём форма повелительного наклонения
совпадает с инфинитивом (без частицы to). Сослагательное наклонение не образует регулярной
парадигмы: сохранились старые синтетические
формы be и were (if it be true ‘если бы это было верно’, if I were here ‘если бы я был здесь’), для обозначения
желательных, предполагаемых, обусловленных действий возникли аналитические формы из инфинитива со
вспомогательными глаголами shall, will, may:
I should go (‘я пошёл бы’), he would help
(‘он помог бы’). Они употребляются в условном периоде, и их называют
также формами условного наклонения. В языках
балканской общности, кроме наклонения (индикатива, конъюнктива,
оптатива, императива, условного), есть ещё особая модальная категория,
представленная формами выражения удивления («адмиратив») и
пересказывания («комментатив»), отнесение которых в категорию
наклонения считается спорным (А. В. Десницкая, В. Фидлер).
В грамматиках болгарского языка (Ю. С. Маслов)
«пересказывательную» форму, которая может выражать оттенок
недоверия, сомнения, удивления (что сближает её с адмиративом),
рассматривают как наклонение.
В агглютинативных языках множественные
модальные значения получают специальные формы. Количество наклонений в
тюркских языках колеблется от 4 до 12
(А. М. Щербак): караимский язык имеет 4
наклонения: изъявительное, повелительное,
желательно-сослагательное, условное; в гагаузском прибавляется пятое,
долженствовательное; в карачаево-балкарском
насчитывается 7 наклонений: неопределённое, утвердительное,
подтвердительное, условное, повелительное, желательное,
относительное; в якутском - 10 и т. д. Для
тюркских языков характерно постепенное закрепление формальных различий
между наклонениями, формы которых первоначально были многозначны, но
со временем претерпели сужение семантики. Помимо основных косвенных
наклонений - повелительного, желательного, условного - в различных
тюркских языках имеются специальные формы наклонений:
долженствовательного (азербайджанский,
гагаузский, турецкий, туркменский, чувашский,
якутский языки), намерения (азербайджанский, башкирский, казахский,
туркменский, узбекский, уйгурский), согласительного (тувинский, хакасский),
предположительного (хакасский, якутский) и других, образуемых
различными суффиксами. Количество и значения наклонений в других
агглютинативных языках отчасти совпадают с перечисленными, но
имеют и свои особенности: в самодийских языках
(И. И. Мещанинов) есть формы изъявительного, повелительного,
сослагательного, простительного, предположительного,
долженствовательного, вопросительного, побудительного (иначе:
юссива), условного, аудитивного наклонения. Форма аудитивного
наклонения для действия, воспринимаемого на слух в селькупском языке: «сыр-кун-а-нти» («я слышал, ты
вошел»). Формы косвенных наклонений нивхского
языка (палеоазиатские языки) образуются
специальными суффиксами (Ю. А. Крейнович); наклонения намерения и
долженствования имеют суффикс ‑ины-: «Н’и раинынт» (‘я намерен пить’);
вопросительное - суффикс ‑л-: «Ч’и рал?» (‘ты пил?’); есть особые
формы наклонений - предостерегательного, пожелательного,
позволительного, очевидного, желательного, неочевидного,
эмоционально-отрицательного, отрицания признака, невозможности,
нежелания, предосторожности, отказа, предположения и т. п. В нахских языках насчитывают 10 наклонений
(Ю. Д. Дешериев): изъявительное, повелительное - аффикс ‑а/а,
алъ/а/: «ал-а» (‘скажи’ - ингуш., чечен.); безотлагательно-повелительное,
желательное, просительно-желательное, категорически-повелительное,
понудительное, сослагательное, потенциальное, неопределённое.
Наряду с классификациями наклонений, построенными на основании
значения глагольных форм в речи, существует классификация, построенная
на основе значения глагольных форм в системе языка, а не употребления их
в речи. Это точка зрения сторонников направления психосистематики,
представленного работами Г. Гийома и его школы. Исходя из
соссюровской дихотомии язык/речь и обобщая речевые употребления глагольных
форм, представители этого направления приходят к определению значения
форм в системе языка, которое состоит в
отражении основной объективной характеристики действия, а именно его
отношения ко времени и, следовательно, не отвечает традиционному понятию
«наклонение», а глагольные формы различаются лишь степенью точности
локализации действия во времени.
Теория глагольных категорий психосистематики ориентируется главным
образом на романские языки, где так называемые
косвенные наклонения, противостоящие формам индикатива, точно
указывающим временной план, обозначая в системе языка действия
предстоящие или предшествующие, не локализуют их точно во времени и,
следовательно, не утверждают их. Формы кондиционала и конъюнктива
(сюбжонктива, как эту форму называют в романских языках) лишены
собственных модальных значений. Последние лишь сохраняют в простых предложениях значение оптатива как пережиток
латыни, но употребляются почти исключительно в придаточных, причём
модальные значения представлены только в главном предложении. Ср.
франц. Je doute (j’attends, j’ai peur) qu’il
vienne, итал. Dubito
(aspetto, ho paura) che venga ‘я сомневаюсь (жду, боюсь), что он
придёт’; франц. Il est possible (je suis heureux) qu’il
soit venu; итал. E possibile (sono felice) che
sia venuto ‘возможно (я счастлив), что он пришёл’.
Мещанинов И. И., Глагол, М. - Л., 1949;
Десницкая А. В., О морфологической структуре албанского
языка, «Вопросы языкознания», 1958, № 5;
Зиндер Л. Р., Строева Т. В., Современный немецкий
язык, 3 изд., М., 1957;
Виноградов В. В., Русский язык. (Грамматическое учение о
слове), 2 изд., М., 1972;
Сытов А. П., Категория адмиратива в албанском языке и её
балканские соответствия, в кн.: Проблемы синтаксиса языков балканского
ареала, Л., 1979;
Языки Азии и Африки, т. 3, М., 1979;
Русская грамматика, т. 1, М., 1980;
Иванова И. П., Бурлакова В. В.,
Почепцов Г. Г., Теоретическая грамматика современного
английского языка, М., 1981;
Маслов Ю. С., Грамматика болгарского языка, М., 1981;
Щербак А. М., Очерки по сравнительной морфологии тюркских
языков (Глагол), Л., 1981;
Meillet A., Vendryes J., Traité de
grammaire comparée des langues classiques, 3 éd., P., 1960;
Admoni W., Der deutsche Sprachbau, Moskau -
Leningrad, 1966;
Guillaume G., Temps et verbe, 2 éd., P.,
1968;
Référovskaja V. A., Vassiliéva A. K.,
Essai de grammaire française. Cours théorique, v. 1, 2 ed., Léningrad,
1973.
Е. А. Реферовская.
Полезные сервисы
предикативность
Лингвистика
Предикати́вность -
синтаксическая категория, определяющая
функциональную специфику основной единицы
синтаксиса - предложения; ключевой
конституирующий признак предложения, относящий информацию к
действительности и тем самым формирующий единицу, предназначенную для
сообщения; категория, противопоставляющая предложение всем другим
единицам, относящимся к компетенции синтаксиса. В ряду
синтаксических конструкций, имеющих общий объект обозначения
(объединённых содержательным инвариантом), например «летящая птица»,
«полёт птицы» и «птица летит», последний способ обозначения этого
объекта обладает особым функциональным качеством - предикативностью.
Выражая актуализированную отнесённость к действительности,
предикативность отличает предложение и от такой единицы языка как слово: предложение «Дождь!» с особой интонацией, в отличие от лексической единицы «дождь», характеризуется тем,
что в его основе лежит отвлечённый образец, обладающий потенциальной
способностью относить информацию в план настоящего, прошедшего или
(«Дождь!» - «Был дождь» - «Будет дождь»).
В иерархии признаков, конституирующих предложение как специфическую
единицу языка, предикативность является признаком наивысшей ступени
абстракции. Сама модель предложения, его отвлечённый образец
(структурная схема) обладает такими грамматическими свойствами, которые
позволяют представить сообщаемое в том или ином временно́м плане, а также
модифицировать сообщаемое в аспекте реальность/ирреальность. Главным
средством формирования предикативности является категория наклонения, с помощью которой сообщаемое
предстает как реально осуществляющееся во времени (настоящем,
прошедшем или будущем), т. е. характеризуется временной
определённостью, или же мыслится в плане ирреальности - как
возможное, желаемое, должное или требуемое, т. е. характеризуется
временной неопределённостью. Дифференциация этих признаков
сообщаемого (временная определённость/неопределённость) опирается на
противопоставление форм изъявительного наклонения формам
ирреальных наклонений (сослагательного, условного, желательного,
побудительного, долженствовательного).
Предикативность, как неотъемлемый грамматический признак любой модели
предложения и построенных по этой модели конкретных высказываний,
соотносительна с объективной модальностью. Формируя одну из центральных единиц
языка и представляя наиболее значимый - истинностный - аспект
сообщаемого, предикативность (как и объективная модальность) является
языковой универсалией.
Представление о сущности предикативности (как и сам термин) не
является однозначным. Наряду с концепцией В. В. Виноградова («Некоторые
задачи изучения синтаксиса простого предложения», 1954) и его школы
(«Грамматика русского языка», т. 2, 1954; «Русская грамматика», 1980;
см. Виноградовская школа) термином
«предикативность» обозначают также свойство сказуемого как синтаксического члена двусоставного
предложения (предикативный значит ‘сказуемостный, характерный для
сказуемого’). Понятие предикативности входит в состав синтаксических
понятий «предикативная связь», «предикативные отношения», которыми
обозначают отношения, связывающие подлежащее и
сказуемое, а также отношения логического субъекта и предиката; в
таком употреблении предикативность осмысляется уже не как категория
наивысшей ступени абстракции (присущая модели предложения как таковой,
предложению вообще, независимо от его состава), а как понятие,
связанное с уровнем членения предложения, т. е. с такими предложениями,
в которых может быть выделено подлежащее и сказуемое.
Предикативностью называют также общее, глобальное логическое свойство
всякого высказывания, а также свойство мысли,
её направленность на актуализацию сообщаемого. Этот аспект понятия
предикативности соотносителен с понятием предикации, основным свойством которой принято
считать отнесённость к действительности, и с понятием пропозиция, отличительной чертой которой считается
истинностное значение.
Виноградов В. В., Некоторые задачи изучения синтаксиса
простого предложения, «Вопросы языкознания», 1954, № 1;
Грамматика русского языка, т. 2, Синтаксис, М., 1954;
Стеблин-Каменский М. И., О предикативности, Вестник ЛГУ,
1956, № 20;
Адмони В. Г., Двучленные фразы в трактовке Л. В. Щербы и
проблема предикативности, «Научные доклады высшей школы. Филологические
науки», 1960, № 1;
Панфилов В. З., Взаимоотношение языка и мышления, М.,
1971;
Ломтев Т. П., Предложение и его грамматические категории,
М., 1972;
Общее языкознание. Внутренняя структура языка, М., 1972;
Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л.,
1972;
Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл, М., 1976;
Русская грамматика, т. 2, Синтаксис, М., 1980;
Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М.,
1981.
М. В. Ляпон.