Петербу́ргская (ленингра́дская) шко́ла

в языкознании - одна из школ русского

(предреволюционного) и советского языкознания 20-30‑х гг. 20 в. В неё

входили в основном ученики И. А. Бодуэна де Куртенэ по Петербургскому

университету - прежде всего Л. В. Щерба, Е. Д. Поливанов,

Л. П. Якубинский, а также их (преимущественно Щербы) ученики, из

которых к «бодуэнизму» (выражение Поливанова) в 20-30‑х гг. тяготели

С. И. Бернштейн, В. В. Виноградов, Н. В. Юшманов, А. А. Драгунов и

другие. Сам Бодуэн де Куртенэ в письме к В. А. Богородицкому от 24

ноября (7 декабря) 1915 причислил к «лицам нашего направления» Щербу,

М. Ю. Ф. Фасмера, К. Бугу, Поливанова, Якубинского и ираниста

В. Б. Томашевского. Позже ученики Бодуэна де Куртенэ заявляли о

существовании определённого «бодуэновского» направления, к которому они

себя причисляли. В историографии русского и советского языкознания

термин «П. (л.) ш.» был введён А. А. Леонтьевым и Я. В. Лоей.

Перечисленных учёных на начальном этапе их научной деятельности

характеризует общность основных теоретических предпосылок, восходящая к

идеям Бодуэна де Куртенэ, при всем различии их конкретных научных

интересов, а иногда и взглядов по тем или иным вопросам. Язык понимался

ими вслед за Бодуэном де Куртенэ как процесс коллективного мышления или

как языковая деятельность, но не как статическая система (Якубинский:

язык - «не свод различных установившихся, застывших правил, а

непрерывный процесс...», «язык есть разновидность человеческого

поведения»; Поливанов: «язык должен изучаться как трудовая

деятельность, причём коллективная»; Щерба: грамматика - «сборник

правил речевого поведения»; Бернштейн: «языковая система - это

совокупность правил речевой деятельности»).

На первом этапе исследований Щерба, Поливанов, Якубинский сводили

социальный аспект языка к психологическому. Перелом в этом плане

наступает с середины 20‑х гг. У Поливанова это связано с новым

пониманием языка как «достояния... определённого общественного

коллектива, объединенного кооперативными потребностями», с его

исследованиями по теории языковой эволюции и по социальным механизмам

языковой гибридизации; у Щербы - с его учением о трояком аспекте

языковых явлений (сходные идеи высказаны в работах Бернштейна); у

Якубинского - с теорией языка как идеологии. Таким образом, с середины

20‑х гг. П. (л.) ш. можно охарактеризовать как социологическую.

Для лингвистов «бодуэновского» направления характерно

последовательное разграничение сознательного и бессознательного в

языковом мышлении (Щерба, «О разных стилях произношения и об

идеальном фонетическом составе слов», 1915). У раннего Якубинского это

разграничение (восходящее к Бодуэну де Куртенэ) переплетается с

учением об автоматизме, заимствованным у А. Бергсона. Здесь - корень

учения «русских формалистов» о различиях практической и поэтической

речи. В целом П. (л.) ш. развивала целевой и функциональный подход к

языку, опередив тем самым пражскую

лингвистическую школу. Так, Якубинский уже в 1919 прямо связывал

изучение «функциональных многообразий» речи с «целями речи».

Важна (и является явно бодуэновской) идея последовательного

различения описания языка «со стороны», т. е. рефлексии над ним

лингвиста, и рефлексии носителя языка, или «чутья говорящих на данном

языке людей» (Щерба). Из этой идеи развилась концепция

«лингвистической технологии» футуристов ЛЕФа и «Нового ЛЕФа» и

близких к лефовцам филологов - Якубинского, отчасти Г. О. Винокура и

других. Концепция эта - в необходимости «сознательной реорганизации

языка применительно к новым формам бытия» (С. М. Третьяков), в

«создании науки о сознательной стройке языка» (он же), «технология

речи - вот то, что должно родить из себя современное научное

языкознание» (Якубинский). Сюда же тяготеет положение о «субъективном» и

«объективном» методах исследования языка и

отсюда берут начало идеи об эксперименте в

языкознании (Щерба, Поливанов).

Широкое освещение получил вопрос о соотношении и месте в системе

языковедческих дисциплин исторического и описательного языкознания. Так,

у Поливанова мы находим разграничение историко-сравнительного

языкознания («история» по Бодуэну де Куртенэ) и лингвистической

историологии («динамика» по Бодуэну де Куртенэ). Своеобразное различение

статики и динамики сформулировано в ранних работах Щербы.

Фонологические идеи языковедов П. (л.) ш.

связаны с бодуэновским различением двух видов единиц - языковых и

функционально-речевых. Основные идеи в этом плане сводятся к понятию фонемы как потенциальной части слова и противопоставлению активной и пассивной фонетики (как реализации более общего принципа)

(см. также Ленинградская фонологическая

школа). Работы Поливанова и высказанные ранее идеи Щербы положили

начало развитию фонологии языков слогового

строя.

Вслед за Бодуэном де Куртенэ его ученики построили хотя и

противоречивую, но достаточно стройную систему языковых единиц и уровней.

Различается 2 ряда единиц: формально-грамматические («грамматика», по

Щербе) и функционально-лексические («лексика», по Щербе). В первом ряду

единиц выделяются уровни, связанные с «морфологией» (Поливанов) - фонема, морфема, слово-синтагма (Поливанов) - и связанные с

«синтаксисом», - синтагма (Щерба) или словосочетание (Поливанов), фраза (то же Якубинский называл «конструкциями»).

Во втором ряду различаются лексика (по

Поливанову, с единицей-словом как лексемой) и фразеология (Поливанов; Якубинский говорит в этом

смысле о «шаблонах») с единицами - словосочетанием (Щерба) и предложением.

Часть лингвистов «бодуэновского» направления, прежде всего Щерба,

усвоили и развили бодуэновскую теорию письма и

письменной речи (работы Бернштейна, Винокура, Виноградова, Юшманова,

отчасти Поливанова).

По существу, большинство общеязыковедческих подходов, характерных для

советской лингвистики последующих десятилетий, можно уже найти в

работах П. (л.) ш. Однако дальнейшая научная судьба петербургских

учеников Бодуэна де Куртенэ сложилась по-разному. Щерба в основном стал

заниматься проблемами описательной грамматики, фонетики, лексикографии и лингвистическими проблемами

обучения иностранным языкам. Якубинский после кратковременного

увлечения «новым учением о языке» Н. Я. Марра

обратился к истории русского языка. Поливанов,

напротив, вступил с «яфетидологами» в резкий научный конфликт и стал

заниматься востоковедческой проблематикой, одновременно развивая (на

материале китайского, японского, тюркских языков)

идеи бодуэновской школы в области языковых единиц, типологии и т. п.

Дальнейшее развитие идей П. (л.) ш. осуществлялось прежде всего в

Ленинградском университете учениками Щербы, Поливанова, Якубинского.

Так, фонологическая теория Щербы, неотделимая от общелингвистических

идей П. (л.) ш., развивалась ленинградской фонологической школой

(Л. Р. Зиндер, М. И. Матусевич, Л. В. Бондарко и другие); её

ответвлением является концепция С. И. Бернштейна и отчасти концепция

Г. П. Торсуева. Грамматическая теория Поливанова была развита его

учениками-востоковедами, например Драгуновым, фонология языков слогового

строя - М. В. Гординой и В. Б. Касевичем. Наиболее последовательное

развитие почти всех основных положений П. (л.) ш. принадлежит

С. И. Бернштейну. Многие идеи П. (л.) ш., а также идеи А. А. Шахматова

легли в основу формирования оригинальных языковедческих взглядов

Виноградова, оказавших огромное влияние на развитие советской

лингвистики (см. Виноградовская школа в

языкознании).

Якубинская-Лемберг Э., Профессор Л. П. Якубинский. «Учёные

записки ЛГУ», 1949, в. 14;

Памяти академика Л. В. Щербы. Сборник статей, [М.], 1951;

Иванов В. В., Лингвистические взгляды Е. Д. Поливанова,

«Вопросы языкознания», 1957, № 3;

Леонтьев А. А., И. А. Бодуэн де Куртенэ и Петербургская

школа русской лингвистики, «Вопросы языкознания», 1961, № 4;

его же, Евгений Дмитриевич Поливанов и его вклад в общее

языкознание. М., 1983 (лит.);

Поливанов Е. Д., Статьи по общему языкознанию, М.,

1968;

Щерба Л. В., Языковая система и речевая деятельность, Л.,

1974;

Виноградов В. В., История русских лингвистических учений,

М., 1978;

Шарадзенидзе Т. С., Лингвистическая теория И. А. Бодуэна де

Куртенэ и ее место в языкознании XIX-XX вв., М., 1980;

Теория языка, методы его исследования и преподавания. К 100‑летию со

дня рождения Л. В. Щербы, Л., 1981;

Зиндер Л. Р., Маслов Ю. С., Л. В. Щерба -

лингвист-теоретик и педагог, Л., 1982 (лит.);

Якубинский Л. П., Язык и его функционирование. Избранные

работы, М., 1986.

А. А. Леонтьев.

Составить слова из слова петербургская (ленинградская) школа

Терминоло́гия лингвисти́ческая

(от термин и греч. λόγος -

слово, учение) - совокупность слов и словосочетаний, употребляющихся в языкознании для

выражения специальных понятий и для называния типичных объектов данной

научной области. Будучи составной частью метаязыка лингвистики, Т. л. представляет

особую сложность для изучения вследствие консубстанциональности

языка-объекта и метаязыка, т. е. вследствие того, что язык-объект и

метаязык полностью совпадают в плане выражения, внешне являются одним и

тем же языком. Т. л. включает в себя: 1) собственно термины, т. е. те

слова, которые либо вообще не употребляются в языке-объекте, либо

приобретают, будучи заимствованными из

языка-объекта, особое значение; 2) своеобразные сочетания слов и их

эквивалентов, приводящие к образованию составных терминов, входящих в

Т. л. на одинаковых правах с цельнооформленными единицами.

Необходимо отграничивать понятие Т. л. как системы общеязыковедческих

понятий и категорий от другой составной части метаязыка лингвистики -

номенклатуры - системы специфических названий, которые

используются для обозначения конкретных языковых объектов. Так,

например, «агглютинация», «флексия», «фонема», «грамматика» - это термины, служащие для выражения и

закрепления общелингвистических понятий, а «саксонский генитив на

s», «арабский „айн"» и пр. - это

номенклатурные знаки, названия частных

объектов, количество которых необозримо велико. Однако граница между

номенклатурными единицами и терминами подвижна. Любой номенклатурный

знак, сколь бы он ни был ограничен в своём использовании, может

приобрести более общий характер, если аналогичные явления будут

обнаружены в других языках или если в первоначально узких названиях

обнаружится более общее универсальное содержание, тогда номенклатурный

знак становится термином, выражающим соответствующее научное

понятие. Таким образом, термин является завершающим этапом исследования

реального языкового объекта.

Т. л., как и терминология любой научной области, - это не просто

список терминов, а семиологическая система,

т. е. выражение определённой системы понятий, в свою очередь

отражающей определённое научное мировоззрение. Возникновение

терминологии вообще возможно лишь тогда, когда наука достигает

достаточно высокой степени развития, т. е. термин возникает тогда, когда

данное понятие настолько развилось и оформилось, что ему можно присвоить

совершенно определённое научное выражение. Не случайно важнейшим

средством отграничения термина от нетермина является проверка на

дефинитивность, т. е. решение вопроса, поддаётся ли термин строгому

научному определению. Термин является частью терминологической

системы, только если к нему применима классифицирующая дефиниция

per genus proximum et differentiam specificam

(через ближайший род и видовое отличие).

Т. л. как семиологическая система складывается на протяжении всей

истории языкознания и отражает не только смену воззрений на язык, не

только разницу лингвистического словоупотребления в различных школах и

направлениях языкознания, но и различные национальные языковедческие

традиции. Метаязык всегда закреплен за данной национальной языковой

системой. Строго говоря, существует не одна система Т. л., а большое

число терминологических систем для языковедения, которые в разных языках

имеют свой план выражения, неотделимый от плана выражения данного языка.

Поэтому те закономерности, которые имеются в человеческом языке вообще,

представлены и в любой исторически сложившейся системе Т. л. Отсутствие

взаимнооднозначного соответствия между планом выражения и планом

содержания, являющееся причиной существования в естественном языке как

синонимии, так и полисемии, в терминологических системах

порождает существование, с одной стороны, дублетов, триплетов и т. п.,

т. е. двух, трёх и более терминов, по существу соотносимых с одним и тем

же референтом, с другой - многозначность

терминов, когда один и тот же термин имеет не одну научную дефиницию, а

несколько. В этом выражается противоречивость не только термина, но и

слова. «Словарь лингвистических терминов» О. С. Ахмановой приводит 23

«синонима» к термину «фразеологическая единица»,

зарегистрированных в научном употреблении советских языковедов к

60‑м гг. 20 в., 6 «синонимов» к термину «предложение» и т. д. Многозначность терминов,

например «речь» (3 значения), «форма»

(5 значений), «фраза» (4 значения), отражённая

тем же словарём, наглядно показывает не столько наличие разных понятий,

называемых одним термином, сколько разные подходы, разные аспекты

изучения одного и того же языкового объекта.

Поскольку Т. л. не является рационально организованной, семиотически

безупречной системой, в языкознании постоянно существует проблема

упорядочения терминологии. Одни исследователи полагают, что в Т. л.

необходимо преодолеть свойственное естественным языкам нарушение законов

знака и строить её на чисто рациональной основе, найдя доступ к «чистым,

идеальным объектам», другие справедливо считают, что, поскольку нельзя

приостановить развитие науки на время создания новой терминологии,

задача упорядочения Т. л. должна сводиться 1) к изучению реального

лингвистического словоупотребления, 2) к отбору терминологии и

описанию её в словарях лингвистических

терминов, 3) к сопоставлению национальных терминологических систем в

дву- и многоязычных терминологических словарях. При сопоставлении

выявленных дублетов, триплетов и т. п. необходимо стремиться к чёткому

выделению дескрипторов, т. е. таких слов или словосочетаний,

которые наиболее адекватно представляли бы данное понятие, наиболее

точно раскрывали бы природу именно данного явления, обозначенного данным

термином. Выявление дескрипторов (например, «фразеологическая

единица» по отношению к параллельно функционирующим дублетам,

триплетам и другим соответствиям этого термина) уже само по себе играет

нормализующую роль в данном терминологическом ряду. При наличии

дублетов и «синонимов» может возникнуть стремление к их разграничению,

что позволяет терминологически отразить различные стороны объекта (ср.

дифференциацию понятий «подлежащее - субъект»).

Поскольку система Т. л. является открытой системой, постоянно

пополняющейся в силу необходимости отражения новых замеченных

свойств и сторон объекта новыми монолексемными и полилексемными

терминами, при моделировании этой системы

желательно оказывать предпочтение мотивированным терминам, имеющим

прозрачную смысловую структуру.

Жизнеспособность той или иной терминологической системы определяется

в первую очередь её упорядоченностью и последовательностью

соотношения содержания и выражения. Терминологическая система,

отвечающая этим требованиям, например так называемая алло-эмическая

терминология, может пережить научное направление, её породившее

(в данном случае дескриптивную лингвистику),

и войти в современный метаязык данной науки.

Ахманова О. С., Словарь лингвистических терминов.

Предисловие, М., 1966;

Ганиева Т. А., О системе фонетической терминологии, в кн.:

Современная русская лексикология, М., 1966;

Белый В. В., Основные группы лингвистических терминов и

особенности их производства, в кн.: Преемственность при обучении

иностранцев русскому языку, М., 1981;

его же, Структурная и семантическая характеристика терминов

в современном русском языке (на материале лингвистической терминологии).

Автореферат канд. дис., М.; 1982 (лит.);

Akhmanova O., Linguistic terminology,

[Moscow], 1977 (лит.);

её же, The methodology of metalinguistic

lexicography, в кн.: Sprachwissenschaftliche

Forschungen. Festschrift für Johann Knobloch, Innsbruck,

1985;

см. также литературу при статье Метаязык.

О. С. Ахманова.

Составить слова из слова терминология лингвистическая