Все словари русского языка: Толковый словарь, Словарь синонимов, Словарь антонимов, Энциклопедический словарь, Академический словарь, Словарь существительных, Поговорки, Словарь русского арго, Орфографический словарь, Словарь ударений, Трудности произношения и ударения, Формы слов, Синонимы, Тезаурус русской деловой лексики, Морфемно-орфографический словарь, Этимология, Этимологический словарь, Грамматический словарь, Идеография, Пословицы и поговорки, Этимологический словарь русского языка.

импликативная реализация граммем

Лингвистические термины

Морфология

Полезные сервисы

система языковая

Лингвистика

Систе́ма языкова́я

(от греч. σύστημα - целое, составленное из частей;

соединение) - множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с

другом, которое образует определённое единство и целостность. Каждый

компонент С. я. существует не изолированно, а лишь в

противопоставлении другим компонентам системы. Поэтому он

рассматривается, исходя из его роли в составе С. я., т. е. в свете

его значимости (функциональной релевантности). Так,

множественное число в русском языке, не имеющем двойственного числа,

обладает иной значимостью, нежели множественное число в словенском языке, сохранившем двойственное

число.

Современное представление о С. я. включает ряд взаимосвязанных

понятий - уровни языка, единицы языка, парадигматические (см. Парадигматика) и синтагматические (см. Синтагматика) отношения, знаковость языка (см. Знак языковой), форма (см. Форма в языкознании) и функция (см. Функции языка), структура и субстанция, внешние и

внутренние связи в языке, синхрония и

диахрония, анализ и синтез,

регулярность и нерегулярность и др.

Термин «С. я.» может употребляться либо в частном (локальном)

смысле - как закономерно организованная совокупность однородных

языковых элементов одного уровня, связанных устойчивыми (инвариантными)

отношениями («система падежей»,

«фонологическая система» и пр.), либо в обобщающем (глобальном)

смысле - как закономерно организованная совокупность локальных систем

(«подсистем»). Понятие системности градуально, т. е. допускает различные

степени системности. Множество однородных языковых фактов обладает

системностьюлокальном смысле), если оно описывается, исчерпывающе

и неизбыточно, с использованием формального аппарата (набора

элементарных объектов с их признаками и отношениями и правил

образования сложных объектов из простых), более простого и экономного,

чем эмпирический список исходных фактов. В хорошо организованных (жёстко

структурированных) системах (например, в фонологии, в отличие от лексики) существенное изменение одного элемента

влечёт за собой изменения в других точках системы или даже нарушение

равновесия системы в целом. Нежёсткость С. я., неодинаковая степень

системности различных её участков, многочисленные случаи асимметрии

формы и содержания (см. Асимметрия в

языке), борьба консервативной тенденции (устойчивости) с факторами

языковой эволюции (такими, как стремление к экономии, к проведению

аналогий и достижению регулярности) приводят к тому, что различные

подсистемы С. я. развиваются с неодинаковой скоростью. Поэтому как в

целой С. я., так и в отдельных её подсистемах выделяются центр и

периферия, доминантные и рецессивные черты.

От коммуникативных средств у животных С. я.

отличается способностью выражать логические формы мышления (понятие, вневременное суждение) и передавать сообщения о мире объективно,

безотносительно к ситуации и участникам речевого

акта. От искусственных формализованных знаковых систем С. я.

отличается стихийностью возникновения и развития, а также возможностью

выражения дейктической, экспрессивной и побудительной информации. Будучи в

известной степени «открытой», С. я. взаимодействует с окружающей

средой познавательной деятельности человечества (ноосферой), что делает

необходимым изучение её «внешних» связей.

Спор античных грамматистов о соотношении аналогии и аномалии, попытки

«рационалистов» объяснить разнообразие языковых фактов действием

законов логики, вскрытие диалектической природы языка Г. В. Ф. Гегелем и

В. фон Гумбольдтом, квалификация языка как «организма» (А. Шлейхер) или

«психофизического механизма» (младограмматики), исследование

взаимодействия звуковых законов с «давлением системы» (при

образованиях по аналогии) в

сравнительно-историческом языкознании 19 в. - всё это предвосхитило

системное понимание языка лингвистами 20 в. (Ф. Ф. Фортунатов,

И. А. Бодуэн де Куртенэ, О. Есперсен, Ш. Балли и особенно Ф. де Соссюр).

Становление и эволюция системного подхода к языку происходили на фоне

общего поворота науки 20 в. от «атомистических» к «холистическим»

взглядам (т. е. к признанию примата целого над частями и всеобщей связи

явлений; см. Методология в

языкознании). Большую роль в разработке учения о С. я. сыграли идеи

Бодуэна де Куртенэ о роли отношений в языке, о разграничении статики

и динамики, внешней и внутренней истории языка, выделение им наиболее

общих типов единиц С. я. - таких, как фонема, морфема, графема, синтагма. В учении Соссюра С. я. рассматривается

как система знаков (см. Знак языковой,

Знаковые теории языка), при

исследовании которой следует разграничивать её внутреннюю структуру,

изучаемую внутренней лингвистикой, от её внешнего функционирования,

изучаемого внешней лингвистикой. С. я., лежащая в основе всех

проявлений речевой деятельности, не дана нам в

непосредственном наблюдении, реализуясь исключительно в речи. Речь и является той исходной данностью, на

основании которой лингвист создаёт модель С. я. (эту модель -

теоретическое построение - также нередко называют «С. я.», что следует

учесть при сравнительной оценке адекватности нескольких конкурирующих

альтернативных моделей одной С. я.). Вслед за Соссюром многие

исследователи употребляют термин «С. я.» как синоним термина «язык», желая лишний раз

подчеркнуть факт системности языка; особенно часто такая замена

происходит, когда язык (или С. я.) противопоставляется речи как

нечто абстрактное, потенциальное, виртуальное, имплицитное, постоянное,

реляционное и т. п. Более узкое понимание «системы» предложил Э. Косерю,

противопоставляющий её не только речи («узусу»), но и норме -

общепринятой (традиционной) реализации системы. Дав в своей

компаративистской практике образцы системного подхода в диахронии (см.

Ларингальная теория), Соссюр тем не

менее в теории настаивал на том, что С. я. как таковая реально

существует лишь в синхронии. С. я., в понимании Соссюра, «зиждется на

тождествах и различиях» (при доминирующей роли последних), а

качественная определённость любого её элемента создаётся не

«субстанциальными», а «реляционными» его характеристиками, а именно

его значимостью, т. е. совокупностью внутриязыковых отношений данного

элемента к другим.

Идеи о системной организации языка были развиты в нескольких

направлениях структурной

лингвистикой, поставившей в качестве одной из основных задач

инвентаризацию (выделение и классификацию) единиц языка всё большей

степени абстрактности и установление наиболее общих типов отношений

между ними. Так, в глоссематике была

сделана попытка «имманентного», несубстанциального подхода к

определению всех основных единиц и отношений С. я. (ограниченность

такого подхода не раз отмечалась критиками глоссематики).

Отвергая формулировку Соссюра о несистемности диахронии, пражская лингвистическая школа исходила из

принципиально системного подхода к эволюции языка. В работах

Р. О. Якобсона, Б. Трнки, Й. Вахека, а также С. О. Карцевского,

Е. Д. Поливанова (позднее - А. Мартине, Косерю и других) изучается

диалектическое противоборство тенденций развития С. я., действие

которых, будучи устремлено к «равновесию» (симметрии, заполнению лакун

«пустых клеток»), тем не менее никогда не позволяет С. я. достичь

абсолютной устойчивости: устраняя старые «горячие точки», оно создаёт в

ней новые, что вызывает асимметрию в языке. Поэтому и в синхронном

аспекте С. я. предстает не статической, а динамической

(подвижной, развивающейся) системой. В работах «пражцев» С. я.

характеризуется как система функциональная, т. е. как

система средств выражения, служащая какой-либо определённой цели.

Понятие функции языка раскрывает место С. я. в системе высшего порядка

общественной жизни человека), а понятие функции языкового элемента -

роль этого элемента внутри С. я. и его соотношение с другими элементами

данной С. я. Тезис пражских функционалистов о языке как «системе систем»

(близкий квалификации языка как «сложной системы» в современной

кибернетике) также получает двоякую интерпретацию: а) С. я. как система

уровней языка, каждый из которых - тоже система; б) С. я. как система

своих функционально-стилистических

разновидностей (см. Стиль), каждая из

которых - тоже система.

В разработке учения о С. я. большое место принадлежит отечественному

языкознанию, опирающемуся на традиции Фортунатова, Бодуэна де

Куртенэ, А. М. Пешковского и учитывающему наиболее ценные достижения

мирового языкознания. Большинство советских исследователей, разделяя

взгляды на язык как на знаковую систему особого рода и признавая

правомерность разграничения синхронного и диахронного аспектов

исследования С. я., её внутренних и внешних связей, языка и речи,

дистинктивных и недистинктивных признаков единиц, отвергают

односторонние выводы крайнего структурализма. Подчёркивается

нежёсткость, асимметрия С. я., неодинаковая степень системности

различных её участков (В. В. Виноградов, В. Г. Гак, В. Н. Ярцева и

другие). Выявляются отличия С. я. от других семиотических систем - как

реляционные, так и субстанциальные (Вяч. Вс. Иванов, Т. В. Булыгина и

другие). Отмечается недостаточность чисто реляционного рассмотрения

С. я., отвлекающегося от субстанциальных характеристик, и

необходимость сочетания субстанциальных характеристик с

реляционными. Иногда такой комплексный подход именуется

«системным», противопоставляясь «структурному», т. е. чисто

реляционному подходу. Исследуются «антиномии развития» С. я.

(М. В. Панов), взаимодействие внутренних и внешних факторов её

эволюции (Поливанов, В. М. Жирмунский, Б. А. Серебренников и другие),

закономерности функционирования С. я. в обществе (Г. В. Степанов,

А. Д. Швейцер, Б. А. Успенский и другие), взаимодействие С. я. с

деятельностью мозга (Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, Н. И. Жинкин, Вяч.

Иванов).

Хотя многие исследователи употребляют термины «система» и «структура»

как синонимичные, имеет место тенденция к

дифференциации этих понятий. Однако общепринятого их разграничения

пока не существует. В философской и лингвистической литературе

распространено понимание, согласно которому система - целостное

сочетание определённой структуры с определённой субстанцией,

выполняющее известную функцию, а структура - реляционный каркас системы,

сетка отношений между её элементами (Г. П. Мельников, Е. С. Кубрякова).

Иногда система определяется как совокупность одноплановых единиц,

связанных оппозитивными отношениями, а структура - как совокупность

языковых средств выражения значимых оппозиций, определяемая отношением

плана содержания к плану выражения, означаемых к означающим (Н. Д. Арутюнова). В лондонской школе Дж. Р. Фёрса принимается тезис,

согласно которому элементы структуры («части текста»,

конституирующие структуру или интегрируемые в неё) связаны друг с

другом синтагматическими отношениями, а элементы системы («члены

класса», репрезентирующие или реализующие систему) связаны друг с другом

парадигматическими отношениями. Такое понимание терминов, по-видимому,

наиболее согласуется с принятым словоупотреблением: говорят

о структуре слова, морфемы, основы, синтагмы, предложения, текста и т. п., но о системе гласных, форм одного слова, падежей, фонем, значений многозначного слова и

т. п. Во многом близкое содержание вкладывается в термины «структура» и

«система» А. А. Реформатским (хотя термин «структура» понимается им

скорее глобально, применительно к структуре языка). Ср. также

аналогичные терминологические противопоставления -

«текст»​/​«система», «цепь»​/​«парадигма» -

Л. Ельмслева и другие противопоставления. Систематика при таком

подходе оказывается тождественной парадигматике. В этом смысле

американская дескриптивная

лингвистика, сконцентрировавшая внимание на изучении

синтагматических отношенийособенности сочетаемости - см. Дистрибутивный анализ), изучала не столько С. я.,

сколько языковые структуры. Напротив, Н. С. Трубецкой и другие

представители пражской лингвистической школы, разработавшие теорию оппозиций, исследовали С. я. в

указанном выше смысле слова. Ведущая роль оппозиций

(противопоставлений) в С. я. подчёркивалась ранее уже Соссюром,

Бодуэном де Куртенэ, Н. В. Крушевским, Фортунатовым (хотя и в иных

терминах).

Большое значение для понимания системности различных языковых сфер

сыграли перенесение метода компонентного

анализа (т. е. выделения дифференциальных признаков) из фонологии в семантику

(как лексическую, так и грамматическую) и разработка теории семантических

полей. В синтаксисе же

системный подход находит своё законченное воплощение несколько

позднее - с распространением теорий «синтаксической парадигматики», перифразирования и деривации, а также трансформационного метода.

Если в классических школах структурной лингвистики 30-40‑х гг. С. я.

понималась как система единиц и отношений между ними, то в

кибернетических моделях языка 50-70‑х гг. она предстает скорее как

система правил образования, преобразования и комбинирования этих единиц.

Строятся как порождающие грамматикит. ч. трансформационная

грамматика), так и «трансдуктивные» грамматики (модели анализа и

синтеза), которые нередко используются в системах автоматического перевода. В последнем случае С. я.

выступает как действующий («динамический») механизм, осуществляющий

переход от субстанции выражения (текст) к субстанции содержания (смысл)

и обратно через ряд промежуточных уровней, или «пластов»: ср., например,

стратификационную грамматику С. Лэма, функционально-генеративную

грамматику П. Сгалла, модель «Смысл - Текст» и др. Подтверждается

тезис, согласно которому адекватное понимание С. я. может быть

достигнуто лишь при сочетании семасиологического и ономасиологического аспектов, «пассивной» и

«активной» грамматики (Л. В. Щерба), «грамматики говорящего» и

«грамматики слушающего» (Есперсен, позднее Якобсон, Ч. Ф. Хоккет). Это

соответствует пониманию С. я. в семиотике, где она характеризуется как код -

средство кодирования и декодирования сообщений. Описание С. я., идущее

«от мысли - к средствам её выражения», было предпринято уже Ф. Брюно в

начале 20 в. В современном языкознании упомянутое выше сочетание двух

аспектов даёт возможность лучше выявить взаимодействие словаря с

грамматикой в С. я. в взаимозависимость её уровней.

В современной типологии (Якобсон,

Дж. Х. Гринберг, Серебренников, Успенский) многомерная

характеристика С. я. достигается введением всё более сложных,

многомерных классификаций, позволяющих объёмно представить

«признаковое пространство» С. я., выявлением импликативных универсалий - т. е. зависимостей между значениями

разных признаков (например, если в С. я. различается род у прилагательных, то в

ней есть и противопоставление по морфологическому роду у существительных), установлением относительного веса

этих признаков и принимаемых ими значений, а также количественной оценкой результатов. Всё это

позволяет судить не только о свойствах отдельных С. я., но и о

человеческом языке в целом как о системе.

Петерсон М. Н., Система языка, Известия АН СССР, ОЛЯ, 1946,

т. 5, в. 2;

Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы французского языка,

пер. с франц., М., 1955;

Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, [пер. с англ.], в

кн.: Новое в лингвистике, в. 1, М., 1960;

Иванов Вяч. Вс., Лингвистика как теория отношений между

языковыми системами и её современные практические приложения, в сб.:

Лингвистические исследования по машинному переводу, в. 2, М., 1961;

его же, Машинный перевод и установление соответствий между

языковыми системами, в сб.: Труды института точной механики и

вычислительной техники АН СССР, в. 2, М., 1961;

Уфимцева А. А., Опыт изучения лексики как системы, М.,

1962;

Гухман М. М., Понятие системы языка в синхронии и

диахронии, «Вопросы языкознания», 1962, № 4;

Косериу Э., Синхрония, диахрония и история, в кн.: Новое в

лингвистике, в. 3, М., 1963;

Апресян Ю. Д., Идеи и методы современной структурной

лингвистики (краткий очерк), М., 1966;

его же, Лексическая семантика. Синонимические средства

языка, М., 1974;

Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»,

М., 1967;

Серебренников Б. А., Об относительной самостоятельности

развития системы языка, М., 1968;

Реформатский А. А., Термин как член лексической системы

языка, в сб.: Проблемы структурной лингвистики, 1967, М., 1968;

Ярцева В. Н., Взаимоотношение грамматики и лексики в

системе языка, в кн.: Исследования по общей теории грамматики. М.,

1968;

Успенский Б. А., Отношения подсистем в языке и связанные с

ними универсалии, «Вопросы языкознания», 1968, № 6;

Виноградов В. А., Всегда ли система системна?, в сб.:

Система и уровни языка, М., 1969;

Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка, М.,

1970;

Общее языкознание. Внутр. структура языка, М., 1972;

Щерба Л. В., Языковая система и речевая деятельность, Л.,

1974;

Слюсарева Н. А., Теория Ф. де Соссюра в свете современной

лингвистики, М., 1975;

[Степанов Г. В.], Внешняя система языка и типы её связи с

внутренней структурой, в кн.: Принципы описания языков мира, М.,

1976;

Соссюр Ф. де, Труды по языкознанию, пер. с франц., М.,

1977;

Лэм С., Очерк стратификационной грамматики, пер. с англ.,

Минск, 1977;

Солнцев В. М., Язык как системно-структурное образование, 2

изд., М., 1977;

Вардуль И. Ф., Основы описательной лингвистики (синтаксис и

супрасинтаксис), М., 1977;

Будагов Р. А., Система и антисистема в науке о языке,

«Вопросы языкознания», 1978, № 4;

Мельников Г. П., Системология и языковые аспекты

кибернетики, М., 1978;

Гак В. Г., Предмет исследования. Лексическая система, в

кн.: Бородина М. А., Гак В. Г., К типологии и методике

историко-семантических исследований, Л., 1979;

Якобсон Р. О., Избранные работы, М., 1985;

Guillaume G., La langue est-elle ou n’est elle

pas un système?, «Cahiers de linguistique structurale», 1, Québec,

1952;

Coseriu E., Sistema, norma y habla, Montevideo,

1952;

Vachek J., Notes on the development of

language seen as a system of systems, в кн.: Sborník prací filozofické fakulty Brněnské univerzity, Brno,

1958;

Zeichen und System der Sprache, Bd 1-3, B., 1961-66;

Sgall P., Zur Frage der Ebenen im

Sprachsystem, «Travaux linguistique de Prague»,

1964, № 1;

Berry M., An introduction to systemic

linguistics, v. 1 - Structures and systems, L. - Sydney, 1975;

Krupa V., The category of system in

linguistics, «Recueil linguistique de

Bratislava», 1978, v. 5.

Т. В. Булыгина, С. А. Крылов.

Полезные сервисы

универсалии

Лингвистика

Универса́лии

(от лат. universalis - общий, всеобщий)

языковые - свойства, присущие всем языкам или большинству из них. Теория языковых

универсалий рассматривает и определяет: 1) общие свойства всех

человеческих языков в отличие от языков животных. Например, в

человеческом языке канал для любой языковой коммуникации является вокально-слуховым: на языке

человека возможно легко порождать и легко воспринимать новые создаваемые

сообщения; в языке человека непрерывно возникает новая идиоматика и

т. д. 2) Совокупность содержательных категорий, теми или иными

средствами выражающихся в каждом языке. Например, во всех языках

выражены отношения между субъектом и предикатом, категории посессивности, оценки, определённости​/​неопределённости,

множественности, все языки знают членение на тему и рему.

3) Общие свойства самих языковых структур, относящиеся ко всем языковым

уровням. Например, во всяком языке не может существовать менее десяти и

более восьмидесяти фонем; если в языке

существует сочетание согласных вида «плавный +

носовой», то существует сочетание вида «плавный + шумный»; если есть

противопоставление согласных по твёрдости - мягкости, то нет

политонии гласных: во всяком языке есть

противопоставление компактных - диффузных гласных; отношение

количества гласных к количеству согласных в звуковой цепи не может быть

больше двух; если в языке слово всегда односложно, то оно одноморфемно и в языке существует музыкальное ударение; если существует флексия, то есть и деривационный элемент; если выражено множественное

число, то есть ненулевой морф, его выражающий; если существует падеж с только нулевым алломорфом, то для всякого

такого падежа существует значение субъекта при непереходном глаголе; если

субъект в языке стоит перед глаголом и объект стоит перед глаголом, то в

языке есть падеж; если субъект стоит после глагола и объект стоит после

субъекта, то прилагательное помещается после

имени; если в языке существует предлог и не

существует послелог, то существительное в родительном падеже помещается

после существительного в именительном падеже; если в языке

существует послелог и не существует предлог, то существительное в

родительном падеже стоит перед существительным в именительном

падеже, и т. д. Известны и универсалии, относящиеся ко всем языковым

уровням: для всякого противопоставления

маркированный член имеет более редкую встречаемость, чем не

маркированный (см. также Семантика, Семиотика). Известны универсалии

лексико-семантического плана, например: ‘тяжёлый по весуприобретает

значениетрудный’; ‘горький по вкусу’ - значениегорестный, скорбный’;

сладкий по вкусу’ - ‘приятный’; ‘пустой, полый’ -

бессодержательный, несерьёзный’; ‘большой по размеру’ - ‘важный’ и

т. д.

Существует несколько классификаций универсалий, строящихся на разных

основаниях. Так, различают следующие универсалии: 1) дедуктивные

(т. е. обязательные для всех языков) и индуктивные (явление имеет место

во всех известных языках); 2) абсолютные (полные) и статистические

(неполные). К последним примыкают и так называемые фреквенталии,

воплощающиеся в частотные явления, встречающиеся во многих

языках; 3) простые (утверждающие наличие или отсутствие некоторого

явления) и сложные (утверждающие определённую зависимость между разными

явлениями); 4) синхронические и диахронические.

Теория диахронических универсалий активно развивается с 70‑х гг.

20 в. Признание универсалий в диахронии (например, утверждение, что

самое позднее глагольное время в языке - это

Futurum) предполагает принятие идеи

однонаправленности языкового развития. Концепции этого рода

высказывались в советском языкознании 30‑х гг. 20 в. (работы

И. И. Мещанинова, В. И. Абаева, С. Д. Кацнельсона и других). Идея

диахронических универсалий опирается также на гипотезу о системной

близости языков архаической структуры и на позднейшую вариативность

новых языков. Идея однонаправленности языковой эволюции не предполагает

оценки языков, необходима исследовательская работа по изучению

компенсаторных и функционально синонимических

явлений в языках нового времени. К более частным диахроническим

универсалиям относятся: закон о формировании местоимений вначале указательных, личных и

вопросительных, а лишь впоследствии - возвратных, притяжательных,

неопределённых и отрицательных; положение о

возникновении местоименных слов из

первичных диффузных по функции коммуникативных элементов. Поиск

диахронических универсалий связывается с

коммуникативно-дискурсивными установками общения, т. е. в теорию

универсалий вводится человек с его эволюционизирующими

стандартами общения (Т. Гивон, Ч. Н. Ли, А. Тимберлейк и другие).

Таким образом объясняется и утверждается разное по времени изменение

структур с одушевлёнными и неодушевлёнными

актантами, разные этапы появления глагольных

времён (аорист часто предшествует перфекту), позднейшее возникновение

грамматического субъекта из первоначальной темы (тематического

элемента, топика) и др. Диахронические универсалии связываются с

изменением «картины мира» носителей языка: так, в древнейших текстах

обычно повторяется один топик (см. Диахроническая типология), появление

многообразных топиков ведёт к возникновению инициальной анафоры, а последняя - к возникновению порядка слов типа SVO (SOV), а не только VOS

(VSO).

Знание диахронических универсалий проливает свет и на данные

синхронной типологии, позволяя прогнозировать исчезновение одних явлений

и возникновение других. Теория диахронических универсалий является

существенной опорой для реконструкции прежних

состояний одного языка и для сравнительно-исторического языкознания. При

реконструкции некоторого праязыкового состояния существенно «вычесть»

из данных архаичного языка знание универсалий древних структур, с одной

стороны; с другой стороны, знание диахронических универсалий даёт

возможность верифицировать реконструируемые состояния (особенно это

относится к реконструкции синтаксических

явлений по данным современных, даже близких, языков). Диахронические

универсалии существенны и для этимологии:

например, вряд ли возможно, чтобы первичные коммуникативные односложные

частицы восходили к «застывшим» местоименным словоформам.

Таким образом, верификация через универсалии, как синхронические, так

и диахронические (как первичный этап лингвистического анализа),

связана с задачами ареальной лингвистики, типологии и исторической реконструкции. Только при

негативной проверке на статус универсалии у анализируемого

лингвистического явления можно говорить об ареальном схождении,

генетической близости, заимствовании.

Существенна верификация через универсалии и для фактов, например, экспериментальной фонетики: нередко исследователь, проделавший

большую работу, объявляет специфически языковым факт универсальный.

Утверждения о наличии универсалий восходят к античным грамматикам; в средние века (13 в.)

возникает термин grammatica universalis: с

появлением грамматики Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики) это понятие обретает

лингвистическую основу. Объектом современной лингвистики языковые

универсалии становятся с начала 60‑х гг. 20 в. (главным образом в СССР и

США). Накопление материала по различным языковым универсалиям в

60-70‑е гг. было стимулировано успехами структурно-системного описания

языков, в особенности фонологии, а также

расширением границ структурной типологии, знакомством с языками Африки, Юго-Восточной Азии и Океании.

Теория универсалий проделала эволюцию от поисков поверхностных и

затем импликативных универсалий, главным образом в синхронии, к

поискам диахронических универсалий и к широкому типологическому

сопоставлению способов реализации одной и той же содержательной

универсалии (последнее характерно для европейской лингвистики).

В 80‑е гг. наблюдается обращение исследователей к универсалиям

текста и порядку компонентов в синтаксических структурах. Эти

универсалии находят объяснение в «картине мира», понимаемой через язык

(новое семантическое направление, возникшее из анализа «глубинных структур» семантики).

Актуальным для современной теории универсалий является установка на

интерпретацию универсалий. Например, выдвижение к началу высказывания важных по смыслу элементов

интерпретируется через большую звучностьбольшую

воспринимаемость) начальной позиции высказывания, подъём интонации в конце общего вопроса объясняется

сжатостью голосовых связок говорящего, внутренне не закончившего

коммуникацию, понижение тона в конце повествовательного высказывания -

релаксацией связок. Выход за пределы внутрисистемной интерпретации

влечёт за собой новые возможности объяснения действия универсалий:

социальные причины, кодификация, появление письменности и пр.

Интерпретация и верификация накопленных универсалий может облегчить

поиск новых универсалий, сделав его не только эмпирическим, но и

априорным.

Успенский Б. А., Структурная типология языков. М.,

1965;

Языковые универсалии и лингвистическая типология, М., 1969;

НЛ, Языковые универсалии, в. 5, М., 1970;

Универсалии и их место в типологических исследованиях. Тезисы

докладов, М., 1971;

Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л.,

1972;

Универсалии и типологические исследования, М., 1974;

Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975;

Принципы описания языков мира, М., 1976;

Категории бытия и обладания в языке, М., 1977;

Категория определённости - неопределённости в славянских и

балканских языках, М., 1979;

Universals of language, 2 ed., Camb. (Mass.) - L.,

[1966];

Greenberg J. H., Language universals, The Hague -

P., 1966;

Donzé R., La grammaire générale et raisonnée de

Port-Royal, Berne, [1967];

Universals in linguistic theory, N. Y. - [a. o.],

[1968];

Comrie B., Language universals and linguistic

typology. Syntax and morphology, Oxf., 1981;

Apprehension, pt 1-2, Tübingen, 1982 (Language universals

series, ed. by H. Seiler, v. 1);

Lehmann Ch., Der Relativsatz, Tübingen,

1984 (Language universals series, ed. by

H. Seiler, v. 3);

Explanations for language universals, B. - [u. a.],

1984.

Т. М. Николаева.

Полезные сервисы